Двое в палате, не считая Будды. Введение в сублингвистику - Мартин Лютый Сублингвист

////////////////////////////////////////////////////////////

– Жестоко – тихо уронил, в другой комнате, Накатило, как бы вне сюжетной линии, после чего, взялся за стакан, да накатил.

////////////////////////////////////////////////////////////

Мартин попытался достать рукой книгу из-под кровати, но книги – больным не положено, после чего заговорил громче, на 2 размера.

– Все это —

методы,

спекуляции,

приемы.

– А я думал, что все – это рок-н-ролл. – разочаровано всхлипнул Лоренцо.

– Нет, что ты, наивный крестьянский мальчик, из города старых обычаев, рок-н-ролл – это уже классика, настоящее, и та реальность, которую оно отражает, с нашей тенью, все это – фон.

– М-ммм? – чуть-ли не плача, замычал Лоренцо.

– Ф, – О, – Н, фон. – прочеканил Сублингвист.

– С рок-н-роллом понятно, с реальностью и тенями – тоже, а фон, куда и каким местом? – ответил второй, после чего добавил про себя; «Рок-н-рол жив и будет жить!»

– А – Ф – О – Н, получается Афон. Гора такая: монастыри, монахи, – идиллия смирения.

– Не—а, не пойду туда, хоть она святая, вот лучше запатентовать бы свою гору, с прожорливыми до страсти нимфоманками.

– И блэк—джеком? – вяло похлопал его по плечу, сочувствующий друг. Наклонился к нему, посмотрел по сторонам, никто ли их не подслушивает, кроме паука, убедился, что параноиться не к чему, после чего, продолжил шепотом:

– Успокойтесь, больной, у нас еще куча страниц, и наша задача как букв, давать точные акценты, держать в сохранности слог, предложения, мысль всей повести, наконец! Быть поводырями читателя до последней буквы, «и», символа точка.

– А за ней пу—у—у—у—усто—о—о—о—оо–о—та.

– Хватит, угомони свою стилистику.

– А может это всемирный блеф? Якобы, я вас читаю, а сам прячусь в своем воображении, но принюхайся к автору просвещенный читатель, прохавай, пост—постмодерную табуретку, на который сидит задница Достоевского.

– Не то! – прервал его сосед

– Зачем ты заговорил громко?

– Не то ты чешешь, я вот вспомнил про Якобсона.

– Дай справку, чтоб я не думал что он дедушка Кобзона.

– Якобсон Роман Осипович, крупнейший лингвист.

– Как Годзилла?

– В отношении прочих лингвистов, да.

– И к чему это все?

– Даже в абсурде, может быть еще больший логичный абсурд.

Лоренцо от последних слов, совсем почувствовал себя, белой вороной в черном холодильнике смысла.

– Дай объясню, возьмем какое—нибудь, волшебное слово.

– Абракадабра? – заискрился маленький мальчик Лоренцо, в ожидании фокусов.

– Нет, кроликов из шляпы не будет, разве что, твое сознание могу запихнуть в карман, но это не то, вернемся обратно.

Он смочил губы, после чего встал на ноги, и отчетливо сказал:

О б р у ш и т ь – произнес Мартин, как будто, на миг превратился в образ песочной горы, которая рушиться.

– Обрууууууушшшшшить, – повторил за ним в интервал понимания Лоренцо, а дальше, найдя источник понимания, в унисон две песочные горы:

– ОБ —

Р

У

Шились.

Лоренцо улавливает эту вашу, красную нить, хватает ручку и начинает писать, вне пространства и времени, при этом чувствуя себя, в дополнение, вне Пушкина и Хемингуэя. Найдя определенную трансцендентную волну, не своей интонацией, он завопил как сумасшедший:

– Бейте в бубен, сейчас будем проводить лингвистический обряд. – после чего, закрываются глаза и берется горловая нота, Мартин начинает бегать вокруг кровати и хлопать в ладоши, создавая вдохами и выдохами ритм (двойка тому, кто подумал про «гейя—гейя»).

– Окошко.– А кошка?– Там щели ваты.– Туда или оттуда?– Улетела барракуда.– Дует?– Jazz do it!

В аккомпанемент шаманов добавляется мелодия «Чижик—Пыжик, где ты был?» они начинают напевать:

– Поли – Вини – Л—ацетат.– Продаем места, мы в ад.– Поли – Вини – Л—ацетат.– Продаем места, мы в ад.

Мелодия иссякает и получается резкий обрыв.

– Гр – е—е – ешных – прокуренным басом, голосом пьяного Сатаны из Бобруйска, заговорил Мартин.– На орешки, – лихо улыбнулся Лоренцо, после чего Мартин бросил на него резкий взгляд, и застыл камнем.

– Вие не сте доволни?

(вы не довольны? болгар.).

Мартин по – прежнему камень.

– Че ти, приятелю?

(что с тобой, друг?)

– постучал по камню Лоренцо. Мартин, по—прежнему, недвижим, камень, даже болгарский язык эго не трогает.

– Ум царува, ум робува, ум патки пасе.

(ум царит, ум рабствует, ум пасет утят).

– с надеждой проговорил Лоренцо.

– Что не оживляют тебя мои болгарские заклинания? – Мартин по—прежнему камень.

– Есть идея, а давай тебя поставим на пьедестал, у входа к больнице, и выбьем такую надпись «Последний коммунист, узревший безработного капиталиста, перед тем как тот превратился в гриб», подумай только, сколько бабушек и дедушек тебе будут сочувственно класть красные тюльпаны. – Лоренцо опять постучал по камню – Мартин по—прежнему истукан, недвижим и не подающий признаков жизни, хотя Лоренцо тоже не подавал признаков,

признаков адекватности,

и вся повесть,

литература,

мир,

вселенная,

от альфы до омеги,

все как один—

УПОРОТЫЕ!

но автор, на самом деле, шутит.

– Предавам се. За съжаление, аз не знам езика на камъните

(Я сдаюсь, к сожалению, я не знаю языка камней).

– Mi sono reso conto della gamma fonetica!

(Я осознал фонетическую гамму! итал.).

– внезапно протараторил оживший камень, придавая словам эмоциональную «эврику».

– Qu’a—tu dit?

(Что ты сказал? франц.)

– Brain almost crashed on the awareness’s top gear.

(Мозг чуть—ли не разбился, на вышей передачи осознания. англ.)

Стоп. Баста. Хватит и Assez!

Поставим на паузу, сей фонетический паровозик рельсами упоротости, который катиться, и катиться, все дальше, и дальше, ведь в иррациональности весь сок философии, как говорит нам добрый дорогуша, Доктор «Туда—катиться—этот—мир»: «Не спггашивайте, деггзайте, и катитесь прямо к Будде».

High way to Buddha

(Песни у костра, в палате, с друзьями или для одного, подборы аккордов для сознания [битая ссылка] http://50—37—3.eat/).

Сублингвистика. Введение (маленькая подглава)

За окном стали пробиваться первые лучики солнца, расплёскивая багряным по черному, холсту ночи, знамение грядущего дня. Соловьи полиритмично вытягивали о наболевшем, о розах и торчках (то есть о стеблях с упавшими бутонами). Деревья взмахивали нечесаными кудрями о волнующем море: стройными тополями делили такты, яблонями роняли четкие доли, пока их плоды притворялись шестнадцатыми и восьмыми (♫), гармоничности этого прекрасного утра, мира, вселенной. Куда же дальше? В маленькой палате на 33 м², кто—то сыпался на части, то ли в гармоничность безумия, то ли в хаос осознанной неизвестности.

– Вас еще не совсем расщепило на атомы, сударь? – интересуется Лоренцо.

– М-я-а-ау? – выразил Мартин. Лоренцо внимательно осмотрел кошечку, как истинный продолжатель дела Айболита (едва ли ветеринары дают клятву Гиппократа, а свои предположения, девчонки и мальчишки, отправляйте на почтовый ящик всемирной ветеринарной организации). Лоренцо подпер подбородок рукой, и значаще задумался: «Если другу плохо – нужно ловить момент».

– А скажи-ка? Миленький Мартик, felis catus, сколько будет 2+2=?

– М-я-а-ау? – опять выражает Мартин.

– Хм… – значаще захмыкал Лоренцо, придавая себе солидности, как единственного, контролирующего ситуацию, – Будем делать это, как истый врач.

Конец ознакомительного фрагмента.