Грозное небо Москвы - Николай Штучкин

Но мы перед Толей юнцы. За эти два года он стрелял по воздушным и наземным мишеням, ходил по маршрутам, не раз побеждал в учебных воздушных боях, а нам все это еще предстояло. Однако дело не только в налете, главное - в зрелости мысли.

.. Я вспоминаю спокойное, тихое, необыкновенно мирное утро в Клину. В тени под разлапистым деревом, около самолетной стоянки, мы ждали командира полка, ждали отбоя тревоги. Подполковник Девотченко, суровый, сосредоточенный, вернувшись из штаба, сказал: "Отбоя тревоги не будет. Война".

Война... Мы слышали о боях и победах советских пилотов в небе Испании, Китая, Монголии. Слышали раньше, до 22 июня. А в тот первый военный день, собравшись у машины Шевчука, мы бурно восторгались их героизмом и были полны решимости драться с врагом, совершать подвиги. Мы уже видели себя в ореоле славы и почета, мы где-то парили, позабыв, что многим из нас даже в учебных целях не доводилось нажимать на гашетку. И только Шевчук, с доброй усмешкой старшего, вернул нас на грешную землю:

- Плохо, хлопцы, если сразу пойдем на фронт. Полетать бы немного, потренироваться...

И мы убедились, что Толя был прав. Убедились в самое ближайшее время - 25 июля 1941 года, на четвертый день после первого ночного налета фашистов на нашу столицу. Этот день - наша беда у наука, но рассказ о нем впереди. А сейчас, дружно повернувшись на рокот мотора, молча глядим на восток. Самолет приближается. Его можно уже различить; это двухместный УТИ-4, учебный вариант истребителя И-16. Самолет проходит над стартом, делает круг, идет на посадку.

- Начальство, - говорит Анатолий, - новый командир полка майор Александр Степанович Писанко.

- Слышал о нем? Видел? - сразу загорается Володя Леонов.

Нетерпеливый, подвижный, очень веселый Володя любит цыганские песни. И не меньше, чем песни, - всякие новости. Чтобы первым узнать, первым рассказать о них летчикам эскадрильи. Шевчук улыбается. Зная невинную Володину слабость, отвечает коротко, ясно:

- Не слышал. Не видел.

Володя разочарован и, вижу, не верит. Но спрашивать бесполезно, если Шевчук не хочет сказать - не скажет. Повернувшись, глядим на дорогу, в дальний конец деревни. Оттуда, поднимая серую пыль, несется полуторка. Шевчук глядит на часы.

- Завтрак везут. Пошли потихоньку. После завтрака собираемся неподалеку от стоянки, в автобусе, старом, большом, перекрашенном в какой-то немыслимый серо-зелено-коричневый цвет. Теперь это цвет маскировки. Эскадрильский автобус-это и штаб, и штаб-квартира, в нем живут командир нашей эскадрильи Глебов и комиссар Акимцев. Мы, летчики, живем около своих самолетов, в самодельных фанерных домиках, а сюда собираемся, чтобы узнать последние новости, получить боевую задачу. Впрочем, задача одна и та же на каждый день: боевое дежурство. Мы несем боевое Дежурство или, сидя в кабинах, - готовность номер один, или около самолетов, под плоскостью - готовность номер два. года после войны и я узнаю о том, что сотворил он однажды, в сорок третьем. Этот удивительный случай будет еще одним подтверждением, что летчик без неба не может жить, что ради сохранения "своих крыльев" он может пойти на все.

...После одного из воздушных боев под Днепропетровском Меншутин садился на незнакомом аэродроме. При посадке тормоза отказали - воздушную систему повредил фашистский снаряд. На большой скорости самолет выскочил за пределы посадочной полосы, попал в воронку от бомбы, перевернулся. Получив сотрясение мозга, Меншутин ослеп.

Три месяца бились над ним врачи, на четвертый зрение восстановилось. Не полностью, частично. Прочитав заключение медицинской комиссии, Меншутин вернулся в полк, доложил: "Все в порядке. Здоров", - первый раз в жизни обманув своего командира.

Снова начал летать, сбил несколько самолетов противника, а через три месяца в полк пришло заключение медицинской комиссии: "К летной работе не годен..."

До конца войны Меншутин совершил 427 боевых вылетов, лично сбил 18 вражеских самолетов, за что удостоен звания Героя Советского Союза. Подлечившись, летал и после войны, и только в 1959 году был списан в запас с реактивных.

Итак, Писанко задал вопрос: "Летаете?". Отвечаем все сразу, жалуемся:

- Редко... Мало...

- Как это мало? Ну вот у тебя, - командир глядит на Леонова, - на "Чайке" какой налет?

- Три полета по кругу, один полет в зону и перелет сюда, - в голосе Володи обида. - И здесь: полет по кругу и полет в зону.

- А у тебя? - обращается командир к другому летчику.

У всех молодых летчиков налет оказался примерно таким же.

- С вами много не навоюешь, - хмурится Писанко. Что верно, то верно. Год учебы в аэроклубе - сорок часов налета на самолете ПО-2. Около года в военной школе: полеты по кругу на самолете Ут-2, полеты по кругу и в зону на И-16. Такова программа скороспелого истребителя. С такой подготовкой из Борисоглебской авиашколы пришли 43 человека. Выпускники других школ, более двадцати человек, до прибытия в Клин месяца три летали в резервных полках.

Но это еще полбеды, что в школе летали немного, беда в другом: 120-й истребительный полк, стоявший на обороне Москвы и сформированный полгода назад, получил на вооружение не И-16, на которых летали, а И-153 ("Чайка"). Предстояло переучиться, а это непросто, особенно в зимнее время. Многие стали летать на "Чайках" буквально за несколько дней до начала войны.

- Все ясно, - говорит командир, - но сокрушаться не время. Будем летать. Прежде всего - в пилотажную зону. Главное для истребителя - уметь пилотировать, в совершенстве владеть самолетом. Пилотаж придает летчику смелость, уверенность, летчик обретает чувство машины.

В автобусе жарко. Командир снимает летную куртку. На груди два ордена Красного Знамени. Не ожидали - уж очень не похож на героя. Перехватив наши взгляды, Писанко улыбнулся просто, открыто.

- Расскажите, - попросил Карасев.

Мы поддержали.

Оказалось, что в 1937 году Писанко был в Китае, сражался с японцами. Там получил первый орден. В 1939 году сражался с японцами на Халхин-Голе. Там получил второй.

- Помню воздушный бой, - начал рассказывать Писанко, - двадцать девятого апреля тридцать девятого года. В день рождения своего микадо японцы решили разбить Ханькоу. Восемь девяток бомбардировщиков приближались в плотном строю. Истребителей прикрытия почему-то не было. Мы сбили тогда двадцать один самолет. Из Москвы пришла телеграмма: нарком обороны поздравил пилотов с победой.

Семь месяцев пробыл там Писанко. Были победы, были и поражения - война есть война. Уходил молодым лейтенантом, пилотом, вернулся капитаном, опытным летчиком.

- Японцы дрались неплохо, - говорит командир, - но в бой вступали при явном численном превосходстве, преимуществе в высоте. Тактика немцев аналогична. Разница только в одном: самураи дрались до последнего, фашисты затяжные бои не любят. Ударят - ив сторону.