Великая тайна Хомы и Суслика - Альберт Иванов

— С чем и поздравляю, — буркнул Хома.

— Чего? Не слышно.

— Поздравляю! — крикнул Хома. На всякий случай. Попробуй не поздравь!

— Вечером поздравлять будешь, — отозвался Волк, — когда ко мне в гости придёшь. Я тебя приглашаю.

Вот беда!

— А Суслика приглашаешь? — перепугался Хома. Вдвоём-то пойти не так страшно.

— Ну его! — прохрипел Волк. — Он тощий. — И спохватился: Недостоин он такой чести — ко мне в гости ходить. Рылом не вышел!

Тут и Суслик высунул голову из норы по соседству о Xомой. Прислушивается.

— А если я не пойду? — громко пропищал Хома.

— Что? — рявкнул Волк. — Унизить меня хочешь? Да я тогда каждый день буду твою нору холодной водой заливать. Замёрзнешь, враз прибежишь! Без особого приглашения.

А сам жадно озирается по сторонам, словно выбирая, кого бы ещё пригласить поупитанней. Хорошо, что Зайца-толстуна нигде не было видно.

— Значит, вечером. Как только луна взойдёт. Прошу не опаздывать! — гаркнул Волк.

И побежал дальше. Наверняка, других гостей высматривать. Достойных.

— Ой, Хома, — посочувствовал ему Суслик, — как же ты теперь?

— Не пойду, и всё, — храбро расстраивался Хома.

— Нору водой зальёт. Слышал?

— А я запасную нору вырою.

— И ту зальёт.

— А я — ещё одну, — не сдавался Хома.

— Да хоть десять, — твердил Суслик. — Всё равно один конец. Конец тогда, хоть в воду!

— Хватит тебе про воду бубнить. Слышать про неё не хочу! — взмолился Хома. — Тебе-то что, ты рылом не вышел, а мне так на так пропадать.

И скрылся в норе. Лёг там на свой соломенный тюфячок, лапы на груди скрестил и не мигая в потолок уставился.

Суслик пришёл. Сел потихоньку в уголке и тяжко вздохнул.

— Горе-то какое! Горе! — вдруг истошно вскричал он, взглянув на Хому.

Хома чуть с постели не упал.

— Ты что?

— Ох! — вздрогнул Суслик. — А я уже было подумал, что ты со страху того…

— Чего — того? Не дождётесь от меня этого «того»! — храбрился Хома. — А если ты завтра пойдёшь и скажешь, что я заболел? — с надеждой спросил он.

— Не поверит Волк, — возразил Суслик и внезапно оживился. — Но мысль твоя про болезнь — здравая.

— Ну-ка, ну-ка? — приободрился Хома. — Выкладывай.

Суслик придвинулся к нему и зашептал что-то на ухо.

Были у Хомы глаза темнее тучи, но вскоре прояснились.

— Думаешь, поможет?

— Уверен.

Выскочил Суслик наружу и быстро вернулся с каким-то зелёным стручком.

— Дикий перец! — гордо сообщил он.

— А Волк не подумает, что я со своей приправой пришёл? — всё-таки сомневался Хома.

— Не подумает. Ты стручок до поры до времени в кулаке спрячь.

— А может, всё же не ходить? — отрешённо вымолвил Хома.

— Сходи. А не то он со злости не только твою нору, но и мою затопит, — озабоченно произнёс Суслик.

— Пропадать так вместе, — горько усмехнулся Хома.

— Да я и так пропаду, — опечалился Суслик. — Если тебя не будет, с тоски зачахну.

Хома, сомневаясь, поглядел на лучшего друга и ничего не сказал. Не проверишь ведь, если тебя и впрямь не будет. А в общем-то от Суслика всего ожидать можно. Возьмёт вдруг и зачахнет сдуру.

До самого вечера Хома убеждал себя, что, может, всё и обойдётся. Может, Волк его без всякой зловещей мысли пригласил? Может, из уважения?

Но в такое с трудом верилось. Тогда бы у Волка нечаянно не вырвалось, что Суслик — тощий. Разве гостей по толщине выбирают?!

Нет, от Волка ничего хорошего не жди. Придётся идти, но во всеоружии: со стручком перца в кулаке.

Стемнело. Круглая холодная луна появилась над макушкой одинокой берёзы на лугу, как будто выросла прямо из неё.

Пора…

Чёрная роща, словно крепость, высилась на краю луга зубчатой стеной. Еле волоча слабеющие ноги, приплёлся Хома к Волку. В его логово.

— Ну, наконец-то! — прорычал Волк, поднимаясь из-за обширного пня, заменяющего стол. — Заждались!

И со скрежетом потёр когтистые лапы.

Хома задрожал с головы до пят. Мелкой и крупной дрожью. Одновременно.

— А где… другие гости? — пролепетал он.

— Позже подойдут. Всё равно всем не достанется, — Волк закрыл лапой пасть, чтобы не сболтнуть лишнего. — Я хотел сказать: на всех угощения может и не хватить.

Он хохотнул, довольный своей странной шуткой, и опять потёр со скрежетом лапы.

— Ты что, мне не веришь? — неожиданно спросил он.

— Верю всякому зверю, да только не тебе, — невольно пробормотал Хома.

— Напрасно.

Волк любезно усадил его на маленький пенёк перед столом. И давай выставлять угощения: орехи, горох, яблоки…

— Лопай, дружок. Наедайся до отвала. На орешки налегай, хорошая припра… Я хотел сказать: при правильном питании не похудеешь. — И снова хохотнул.

Была не была! Навалился Хома на еду.

А Волк сидит напротив, на его аппетит не нарадуется.

— Кушай, кушай, наворачивай, округляйся!

Умял Хома всё угощение подчистую. Раздулся как шар.

— Чудесно, — засиял Волк. — Поел?

— Поел…

— А теперь я поем.

И стал повязывать себе здоровенный лопух на шею вместо салфетки.

Хома улучил момент и потёр стручком перца нос. Вроде бы как усики расправил. До этого он скрытно держал перец в левой лапке.

Только повязал Волк салфетку, как…

— Апчхи! — громогласно чихнул Хома.

— Будьте здоровы! — расхохотался Волк. — Будьте здоровы, я нас сейчас проглочу!

— Апчхи! Апчхи! Апчхи!

— Ты чего расчихался? — насторожился Волк. — От волнения?

— Нечего время — апчхи! — тянуть, давай — апчхи! — проглатывай. Вместе с гриппом, — беззаботно заметил Хома. Чего это ему стоило!

— Как? — оторопел Волк. — Где ты его подцепил?

— Это не я, это он меня подцепил, — осмелел Хома. — Апчхи! Переохладился. Утром в ручье перекупался, — оправдывался он. — Апчхи!

— Как ты мог утром так долго купаться, если знал, что вечером ко мне идёшь! — взревел Волк, отодвигаясь от гостя подальше.

— Даже яблоки моют перед едой, — строго сказал Хома. — Не мог я к тебе — апчхи! — немытый заявиться.

— Это конечно, — растерялся Волк. — За это спасибочки.

— А ругаешься!.. Апчхи!

— В сторону чихай!

— Не отвлекайся — апчхи! — от дела, — нахально заявил Хома. — Давай глотай.

Еще чего! — отказался Волк. — Гриппозный хомяк мне и даром не нужен. Столько добра на тебя перевёл, — сожалеюще оглядел он пустой стол. — Столько вкуснятины…

— Ага, — потёр Хома брюшко. — Вкусно было. Апчхи! Чего жадничаешь? Волки же такое не едят. Апчхи!

— Кто тебе сказал? — вскинулся Волк, закрываясь от него лопухом. — Есть захочешь, любую пакость слопаешь — даже капустную кочерыжку! Зайца надо было позвать, — внезапно загрустил он.

— А ты меня подлечи — и ешь, — невинно посоветовал Хома. — Жалко мне тебя, голодного.

— А сколько грипп этот тянется? — поинтересовался Волк.

— Недели три. Вероятно, азиатский. Не исключено осложнение. Сложное осложнение, — по-хорошему предупредил Хома.

— Чего — осложнение? — вскипел Волк.

— Осложнение всего моего здоровья.

— Что? — опять взревел Волк. — Три недели за тобой ухаживать? А потом осложнённого хомяка глотать?! Где эта Азия? — вдруг спросил он.

— Не знаю. Апчхи! Но знаю, далеко.

— Угу, — кивнул Волк большой зубастой головой.

Он бережно вывел дорогого гостя из логова на ближнюю поляну.

— Вот и отправляйся подальше — в свою Азию!

Волк схватил Хому за ноги, свирепо раскрутил в воздухе и метнул вдаль.

Хома стремительно пролетел над рощей мимо луны и… упал прямо в свою нору, на соломенный тюфяк. В чём-в чём, а в волчьем глазомере Волку не откажешь!

Велико же было удивление Волка, когда он нашёл дома, возле стола, тот злополучный стручок. Хома его обронил.

Понюхал Волк стручок перца и…

— Апчхи! — грянуло по всей роще.

Догадался Волк.

— Провели, — ахнул он. — Меня?

И впервые уважительно подумал о Хоме: «Каков ловкач! Похлеше Лисы!»

Больше он Хому к себе в гости не приглашал. И водой не стал его нору заливать. Хлопотное дело!

И вообще, ну, поймаешь проныру, а он опять заявит, что болен. А может, и вправду заболеет, если его нору водой заливать!

Нет уж, спасибо.

А Хома не уставал нахваливать смущённого Суслика, лучшего друга:

— Не прав Волк. Очень ты рылом вышел, ненаглядный ты мой! Апчхи!

— Чего со мной-то прикидываешься? — счастливо улыбался Суслик.

— Ничего подобного. Я так быстро летел, что на ветру простудился.

— Тогда будь здоров!

— Буду, — подмигнул Хома. — С твоей помощью.

Как Хома мудрил

Пришёл как-то вечерком Суслик к Хоме и привычно спрашивает: