Двадцать пять на двадцать пять - Владимир Солоухин

В советскую эпоху гармонь широко используется для пропаганды музыкального искусства, особенно в колхозах. Она применяется в массовой самодеятельности, в клубных и профессиональных ансамблях и оркестрах как сольный инструмент и для сопровождения народных песен... Систематически проводящиеся в СССР конкурсы и смотры художественной самодеятельности выявляют большое число талантливых исполнителей на гармонях. Для гармони издается специальная музыкальная литература, непрерывно расширяется производство гармоней".

Вспоминаю, что в разговорах о гармонях употреблялись все эти названия: венка, хромка, двухрядка, тальянка, двадцать пять на двадцать пять. Да если бы и без разговоров - из частушек и стихов и то можно получить основные сведения о гармонях. Технические данные и термины, дойдя до деревень, до зеленых лужаек и соломенных крыш, до белых косовороток и крепдешиновых платьев, преображались в певучую лирику:

Заиграла где-то веночка

В далекой стороне,

Заиграло и забилось

Сердце девичье во мне.

Вот она и заиграла,

Двадцать пять на двадцать пять.

Я туда-сюда глазами,

А залетки не видать.

Ты сыграй, сыграй, тальяночка,

Не дорого дана:

От петрова до покрова

Все работал на тебя.

Теперь понятно, почему хотелось иметь гармонь Алеше Воронину. Два года просил у отца, вымогал и клянчил: "Папаня, купи гармонь!"

Перед каждой ярмаркой, перед каждой поездкой отца в город - в Юрьев-Польский или во Владимир - одна и та же песенка: "Папаня, купи гармонь!.."

Пиликать Алеша научился у завзятого гармониста Витьки Огуренкова, приходящегося дальней родней, почему тот и доверял подержать в руках драгоценный предмет и даже показывал, как расставлять пальцы по перламутровым пуговкам-ладам. Что-то похожее на краковяк выговаривала гармонь под непослушными, как бы немыми еще пальцами подростка: "Раз пошла, два пошла, третий раз подумала". Получается, получается! Если бы на недельку эту гармонь! Посидеть бы с ней на крылечке, подобрал бы "Златые горы". А если бы свою, постоянно, навеки...

"Папаня, купи гармонь!"

Не думалось о том, что вместе с почетом гармонь несет еще и обязанности. Приятная, музыкальная, но работа. Недаром девки скомканным платочком собирают пот с гармонистова лба. Заиграл на гулянье, собрал народ в большой танцевальный круг - хочешь не хочешь, а играй. Танец, другой, ну, пять танцев... Нет, приходится заряжать часа на два. Другие парни гуляют по деревне, не привязанные к месту гармонью, а ты сиди в кругу, потей, глотай пыль из-под танцующих ног. И уйти нельзя. То есть можно уйти, никто не приказывает. Но совестно обездоливать народ. Кроме того, видимо, есть это чувство, что за почет надо и платить. Кроме того, девки уговаривают, а среди них одна, которой и уговаривать не надо. Поглядит - и словно обессилит глазами...

Тому же мечтающему о гармони Алеше Воронину если бы сказала Райка Братчикова: "Поиграй, Алешенька, я тебе и ремешок поправлю..." - и поправила бы ремень на плече, тогда ведь играл бы Алеша день и ночь.

Эта Райка на глазах перегоняла мальчишек-сверстников, формировалась из подростка, из угловатой девчонки в девку. Все округлялось у нее, наливалось, распирая девчоночьи платьишки, а в глазах появилась дерзинка, что-то такое вызывающее и приманивающее.

Как бы пройти мимо Райкиного дома с гармонью, чтобы она выглянула из окна (чей, мол, там появился гармонист?), пройти бы мимо, не поведя глазом. Или так. Гулянье собралось, а гармони нету. Все ходят понурые, не гуляется без гармони. В это время зайти с задов, из прогона, будто бы от Прокошихи, и растянуть мехи. Все обрадуются: гармонь идет! Васька Кочетков. Ба! Никакой это не Васька, это Алешка Воронин!

Впрочем, может, вовсе не из-за Райки и не из тщеславия хотелось ему иметь гармонь, но вполне безотчетно и беспричинно, из побуждений чистого, так сказать, искусства. Может быть, таился в пареньке прирожденный гармонист с искрой божьей, который стал бы прославленным на все окрестности гармонистом, какого и не бывало до сей поры.

Но отец не хотел покупать гармонь. Баловство, да и дорого. Черта ли в ней, в гармони. Яиц не несет, молока не доит, шерсти тоже с нее не настрижешь. А каждая копеечка на учете. Жадноват был Алешкин отец на нелегкую, впрочем, крестьянскую копейку.

Потосковал, пострадал по гармони Алеша Воронин! Но десятилетка в другом селе, за двадцать верст, где приходилось жить на квартире, отвлекала от неутоленной мечты. Потом началась такая круговерть событий, что опомнился Алеша только уже Алексеем Петровичем - доктором юридических наук и профессором.

Внешняя канва получилась такая. Война, и по призыву - на фронт. Фронтовая работа пулеметчика. Пулемет системы "максим". Одна станина тридцать три килограмма. За форсирование Дуная на венгерском участке командир пулеметного расчета младший сержант Воронин получил звание Героя Советского Союза. Это и определило его судьбу. Без этого (если б, конечно, уцелел) вернулся бы домой и стал бы работать трактористом. Женился бы, наверное, на Райке Братчиковой.

Золотая Звезда открыла иные возможности, которые, надо прямо сказать, достались в благодарные руки, то есть человеку с достойными личными качествами. Офицерские курсы "Выстрел", Военно-юридическая академия, преподавательская работа в высшей школе МВД, должность заместителя директора научно-исследовательского института, кафедра в одном солиднейшем учебном заведении страны.

Своим чередом - кандидатская, а потом и докторская диссертации.

Своим чередом - две дочки-малышки, две дочки-школьницы, две дочки студентки московских вузов.

Своим чередом - жизнь сначала в квартире жены (с тещей, шурином, шумливыми соседями), потом двухкомнатная квартира на Кутузовском проспекте, потом трехкомнатная квартира на Кутузовском проспекте, потом дача в модном пригороде Москвы.

Своим чередом - заграничные поездки, публикация статей, а затем и двух-трех книг по международному праву.

Своим чередом - седина в черных кудрях, брюшко, некоторая одутловатость в лице, роговые очки.

Своим чередом - болезнь щитовидной железы, операция, ежедневные таблетки, восполняющие те вещества, которые вырабатывала вырезанная доля щитовидки.

Своим чередом все проблемы всех этих лет. Освоение целины, кукуруза, укрупнение колхозов, возникновение совнархозов и ликвидация совнархозов, Братская ГЭС, экономическая реформа, реконструкция Москвы, ближневосточные проблемы, убийства президентов, угоны самолетов, освоение сибирской нефти, урожайные и менее урожайные годы, международная напряженность и борьба за разрядку международной напряженности, полеты спутников, космонавтов, фестивали, конгрессы, визиты в Москву многочисленных премьер-министров, королей, президентов... Мало ли произошло всего за тридцать лет.

Жизнь у Алексея Петровича получилась интересная, насыщенная книгами, учеными советами, выступлениями перед людьми, работой за письменным столом, поездками по стране и за рубеж, воскресными рыбалками (в особенности подледными) и астрономическим количеством банкетов, ибо все эти годы приходилось коловращаться в тех сферах, где выпекаются кандидатские и докторские ученые степени.

Как раз и очнулся-то он после банкета, когда из душного, с низкими потолками, зала "Арарата", вышел на Неглинную улицу. Вышли они шумные, некоторое время не могли еще расстаться и на тротуаре все еще продолжали форсированными голосами начатый за столом разговор. Конечно, не весь банкетный стол, но пять-шесть наиболее знакомых между собой его участников.

Как будто что толкнуло Алексея Петровича: он остановился и стал разглядывать вывеску на магазине, словно это была какая-нибудь редчайшая вывеска, например: "Торговля индийскими слонами" или "Продажа индивидуальных океанических кораблей", а и всего-то было написано там: "Музыкальные инструменты". Но надо иметь в виду, что, прежде чем поднять глаза на вывеску (потому и поднял), Алексей Петрович увидел прямо перед собой, в метре от себя, за толстым стеклом витрины, полуразвернутую, с малиновыми мехами гармонь.

- Ты куда, Алексей? Подожди! Поедем ко мне, продолжим...

Но Алексей Петрович Воронин не слышал уже дружеских голосов. Полированное, перламутровое, сверкающе-металлическое запестрело перед глазами. Подойдя к продавщице и удивляясь самому себе, точно не сам он все это делал, а кто-то действовал за него другой, Алексей Петрович спросил:

- Гармони в продаже есть?

- Пожалуйста.

Друзья, не поняв шутки, тянули профессора от прилавка, потому что было уже поймано такси в дополнение к темно-вишневой Алексеевой "Волге", в которую всем бы не поместиться.

- Пойдем, Алексей Петрович, пойдем, такси ждет.

- Какие у вас гармони?

- Какую вам надо?

- Двадцать пять на двадцать пять есть?

- Есть.

- Во! Дайте мне двадцать пять на двадцать пять.