«Если», 2012 № 05 - Журнал «Если»

В конце концов один кряжистый одноглазый капитан, говоривший с фризским акцентом, согласился перевезти доктора Даппера через Атлантику в Новый Свет, где он подобно многим другим пассажирам собирался начать жизнь заново. От платы за проезд он был освобожден в обмен на согласие исполнять обязанности корабельного врача и даже хирурга, буде это окажется необходимым. Путешествие, по счастью, совершалось на удивление спокойно, если не считать проблем с докторским желудком, который принялся громко провозглашать свое отвращение к пребыванию над зыбкой пучиной еще до того, как корабль отчалил от роттердамской пристани. На протяжение следующих семи недель доктор Даппер был главным своим пациентом и, к счастью для всех, почти единственным. Правда, посередине Атлантики ему пришлось уговорами спускать на палубу корабельного кота, которого какой-то матрос по злобности характера посадил на снасти и оставил там. Спустя недолгое время доктор, любивший кошек, подстерег этого матроса и спихнул за борт. Пока корабль возвращался и подбирал утопающего, потеряли полдневный путь, и капитан был очень сердит.

Достигнув Америки, доктор Даппер высадился в Фалмуте, на северо-восточном побережье, и провел утомительную и беспокойную неделю, пытаясь решить, куда ему двигаться дальше. Самым горячим его желанием было вернуться обратно в Утрехт: поскольку до сих пор доктор покидал Нидерланды разве что в своем богатом воображении. Ему не составляло труда представить, как любой из этих людей с грубыми лицами и грубыми голосами, толпящихся на грязных улицах и в кошмарных постоялых дворах, всаживает в него нож, или как его разрывают на части дикие звери, или сажают на кол и пытают краснокожие индейцы. Однако об Утрехте не могло быть и речи, да и в Фалмуте оставаться было не менее опасно — доктор совершенно не был уверен, что три тысячи миль открытого океана помешают людям, которых он рассердил, схватить его за шкирку. Как знать, может быть, уже следующий парус, который покажется на горизонте, будет возвещать продолжение погони? Поэтому, несмотря на то что Фалмут просто-таки кишел простофилями — соблазнительное полотно для такого художника, как он, — ему ничего не оставалось, кроме как похоронить себя заживо в глухих лесах этого так называемого Нового Света на столь долгое время, сколько понадобится. Несомненно, рано или поздно охота на него утихнет сама собой… несомненно.

Продовольственные фургоны, вьючные мулы торговцев пушниной, каноэ вояжеров и собственные покрытые волдырями ноги в конце концов доставили Олферта Даппера к Территории Сагадахок — британской провинции, расположенной восточнее реки Кеннебек, внутри приблизительно очерченных границ Мэнской колонии. У французов для этого района имелось собственное название — Акадия, — а также давнишние притязания на него; однако в поселке Ноу-Поупери, где остановился доктор Даппер, ему встретились лишь несколько французов, и все они были беженцами-гугенотами. Население поселка в основном состояло из диссидентов, отколовшихся от ориентированного на Рим правления Карла II, — английских пуритан, голландских кальвинистов и зальцбургских лютеран, плюс горстка анабаптистов и несколько евреев. В округе проживали по большей части игнорируемые поселенцами племена микмаков, абенаки, пассамакуодди и пенобскотов — люди в основном добродушные и довольно дикие. Особенно диктору пришлись по душе абенаки: он обнаружил, что их мирный нрав и спокойно-бесстрастное мировоззрение приятно гармонируют с его собственными.

Что до остального, то доктору не нравились ни его собратья-колонисты, которых он находил невежественными, наивными, по большей части неграмотными и в целом настолько бедными и лишенными воображения, что едва ли стоило тратить усилия на то, чтобы их надувать, ни его вынужденное пребывание в пограничных землях. Все без исключения дома в поселении были сделаны из неошкуренных бревен, крыши покрывала либо солома, либо — для лучшей теплоизоляции — густая травяная поросль; дымовые трубы представляли собой обмазанные глиной колоды, а в окна были вставлены даже не роговые пластины, а просто промасленная бумага. Санитарные условия оказались хуже, чем всё, что ему пришлось вытерпеть на корабле, а климат был, как он сам писал в своем дневнике: «…нездоровый до чрезвычайности, попеременно то беспощадно жаркий, то жесточайше холодный; к тому же здешняя местность в любое время года кишит разнообразными мерзкими насекомыми, с какими мне никогда не приходилось встречаться в Нидерландах. И это далеко не все: тут водятся волки, крупнее своих европейских собратьев; их основной добычей служит местная безобразная разновидность оленей, которую индейцы называют лосями; есть здесь и животное, похожее на лишенного пятен леопарда, а также огромные медведи — и ни единой души, с кем можно было бы обменяться мыслями, как принято у цивилизованных людей. Ей-богу, пускай они все хоть поцелуются со своим Сагадахоком, а он с ними, но я, несомненно, самый несчастный голландец, когда-либо живший на этой земле. Что хуже всего: со всеобщего одобрения меня сделали местным врачом, а заодно и фармацевтом, как это произошло прежде на корабле…».

Будучи родом из столь крошечной и топографически опрятной страны, как Голландия, с ее серыми, заливаемыми морем равнинами и куполоподобными небесами, доктор был во всех смыслах оглушен этим Новым Светом. Все здесь было чересчур, чудовищно большим: деревья, животные, реки и ревущие водопады, даже времена года — что снега с буранами, что цветущий апрель, и потрясающее великолепие меняющих окраску листьев, полевых цветов, бесконечных туманных холмов, темной, девственной, пряно пахнущей почвы рождали в нем потребность спрятаться подальше. «Лучше бы я оказался в тюрьме. Мне здесь не место», — думал он.

Существует ограниченный набор непредвиденных случаев и критических ситуаций, к которым должен быть готов корабельный врач, пусть даже и подставной. Переломы конечностей, цинга, алкоголизм, различные памятные дары Венеры, даже лечение после дисциплинарной порки — все эти ситуации может предвидеть и достаточно опытный самозванец и подготовиться к ним, в конечном счете не нанеся более значительного урона, чем можно ожидать от настоящего доктора. Но в изолированном поселении разношерстных диссидентов, фанатиков и отщепенцев, заброшенный судьбой в совершенно незнакомую страну, не имея под рукой ни внушительно выглядящих инструментов, ни достаточно безвредных медикаментов (в этом отношении, впрочем, местные абенаки временами оказывали непредсказуемую помощь), Олферт Даппер зачастую являлся единственной надеждой для людей, свалившихся с обрыва, внезапно лишившихся руки или ноги при рубке дров, подхвативших болезнь, относительно которой он не знал ни названия, ни причины, ни методов лечения, или оказавшихся на втором месте в поединке с медведем или пантерой. Даже обладай наш доктор всамделишным медицинским дипломом, скорее всего, тот оказался бы абсолютно бесполезен перед лицом опасностей и загадок Сагадахока. К своим пациентам доктор испытывал едва ли не такую же сильную жалость, как к себе самому.