Любовь - не сахар, сахар - не любовь - Лада Лузина

Но сейчас Шура до смешного напоминал укрощенного, прирученного мамонта, радостно внимающего приказаниям своей маленькой победительницы. Чем больше третировала его Линда, тем с большим восторгом он на нее взирал. И на ее невозмутимом лице было написано чувство глубокого удовлетворения. Это, собственно, и стало моим удивлением «номер три».

Зная Линду пять лет, я бы ни в жизнь не предсказала, что она выберет себе в женихи подобного Илью Муромца.

Линда вообще была чудной. Дочь вышедшей на пенсию балерины и богатенького папочки, заработавшего денежки еще при советской власти и исхитрившегося не только сохранить капиталы на сломе эпох, но и приумножить их за десять лет существования «самостiйноп» Украины. Единственное дите, вскормленное с детства серебряной ложкой, которое невесть почему наотрез отказалось идти по стопам своей мамы, занимающейся нынче исключительно растратой мужниных средств. И, вместо того чтобы шляться в свое удовольствие по магазинам и ночным клубам, делало все возможное, чтобы стать старой девой.

Она была ужасающе правильной! Правильно питалась, правильно пережевывала пищу, правильно себя вела и вела правильный образ жизни. Выучилась на историка, писала какую-то жутко заумную диссертацию, носила юбки до пят и рассуждала про идеальную любовь. Точнее, Линда называла ее «абсолютной». Имелась в виду любовь без всяких «но» - измен, обид, недопонимания и т. д. «Нельзя прощать, - говорила она мне. - Ты простишь его раз, потом еще десять раз, и чего добьешься в результате? Прирастешь кожей к человеку, тебе не подходящему, регулярно совершающему поступки, тобой не уважаемые. Нет, мой избранник должен подходить мне, как ключ к замку».

И кто бы мог подумать, что она отыщет себе столь громоздкий ключик! Да обойди я весь белый свет, не нашла бы человека более не подходящего ей, чем этот мамонт. В ее женихе бушевали бури, Линда же, сколько я ее помню, пыталась вычертить свое счастье с помощью линейки и карандаша. Она напоминала тонкостенный антикварный бокал, он - танк последней модели. И самый отчаянный фантазер в мире не смог бы измыслить ситуации, при которой два эти предмета были бы уместны рядом.

- А как вы познакомились? - поинтересовалась я, раздираемая любопытством.

- Он отбил меня у хулиганов, - горделиво просветила меня Линда.

Бедные хулиганы, от них, верно, мокрого места не осталось!

- Он настоящий герой, победитель - Александр Македонский.

- Шурик Македонский, - хихикнул «герой».

- А Маша работает на телевидении, - вежливо презентовала меня Линда.

Информация не вызвала у жениха ни малейшего интереса.

- Интересно, наверное, - с сомнением произнес парень. - Хотя я вообще-то телевизор не смотрю. Только кино по видику. Телевизор - для пенсионеров. В жизни столько всего классного. Глупо глядеть, как кто-то другой делает это на экране, если можно все попробовать самому!

- А где ты работаешь, Шурик?

- В спецподразделении «Альфа».

- И много вас там таких?

- Там все такие.

Даже отвечая на мои вопросы, парень не удосужился повернуться ко мне лицом, продолжая раздевать взглядом свою драгоценную невесту.

- Нет, - возразила Линда тоном директора школы. - Ты - единственный.

- Это ты у меня - единственная, самая-самая, красивая, умная, необыкновенная… Дай поцелую.

Линда небрежно оттолкнула ладонью его любвеобильные губы. Уж кто-кто, а она умела держать себя Снежной королевой. То ли дело я, стоит влюбиться - сразу теку, расплескиваюсь, штормлю. А мужчинам нравится недоступность. Вот и Шурик поплыл, словно тонна растаявшего мороженого. Еще бы, Линда такая правильная! Такая правильная, что в ее правильности уже есть какая-то патология.

- Как ты мог не подать руку Маше?! Это хамство!

- Я же подал тебе…

- Настоящий джентльмен - это тот, кто даже с кухаркой ведет себя как джентльмен. - Линда очередной раз блеснула эрудицией, перефразировав Бернарда Шоу.

- Послушай, Линдочкин…

- И слушать ничего не хочу!

- Но…

- Никаких «но»!

В результате, на дачу мы все ехали насупленные. Линда дулась для профилактики. Шурик обдумывал ее суровое назидание. Я - ассоциацию с кухаркой. Случайно она прошмыгнула, или Линда действительно считает меня лишь удочеренной плебейкой?

- Ну, вот и прикатили, - робко улыбнулся Шурик.

- Приехали, - поправила Линда.

Дядина дача оказалась воплощенной мечтой всей моей неудавшейся жизни. Двухэтажный каменный домик, спальни с развевающимися белыми занавесками, ванная с новеньким кафелем и огромная терраса с видом на море.

Впрочем, террасу я разглядела уже потом. Мы зашли через вход с улицы, и Линдин Ромео, демонстративно замаливая грехи, задал дурацкий вопрос:

- Маша, ты любишь море?

Люблю ли я море? Он бы еще спросил, люблю ли я любовь! Если существует хоть одна метафора, способная всеобъемлюще передать слово «любовь», то это оно - море - ласковое, уютное, бушующее, равнодушное, страстное, убивающее. Так же, как и в любви, у него есть тысячи тысяч прямо противоположных качеств, объединенных одним понятием - МОРЕ. Оно может кормить тебя и изнурять жаждой, разбить твое тело о камни и нежно покачивать его на волнах. С ним сражаются, его воспевают, в нем тонут. Сколько человеческих тайн, трагедий, смертей таится на его дне, а его все равно обожают, боготворят, рвутся к нему всеми фибрами души - хоть увидеть, хоть окунуться, хоть омочить ноги! - словно бы любовь к морю заложена в нас, человеках, как один из непреодолимых инстинктов. И купание в нем - секс с ним, мирное плавание или борьба стихий, но так или иначе вхождение одного тела в другое, поглощение одного другим - единение!

- Да, люблю, - сдержанно кивнула я.

- Тогда берем купальники и сразу на пляж. Линда, ты как, за?

Линда почему-то серьезно изучила циферблат своих часов (неужто ей придет в голову устанавливать распорядок дня - испугалась я), смерила оценивающим взглядом нас обоих и произнесла загадочно:

- Идем. Сейчас самое время.

- Только уговор, - оживился Шурик. - Закрываете глаза и открываете их только тогда, когда я дам команду.

- Саша, ты же знаешь: я не люблю такие игры…

- А ты, Маша?

Я покорно согласилась, боясь показаться невежливой.

Мы переоделись по-солдатски быстро. Я нетерпеливо вытряхнула на кровать содержимое чемодана, скинула с себя надоевшую городскую шкурку и втиснулась в шорты и футболку. Линда вышла из спальни в простеньком белом платье стоимостью баксов в пятьсот. На Шурике не было ничего, кроме разноцветных хлопчатобумажных трусов и разношенных сандалий.

- Ты должна зажмуриться, - приказал он.

И я отдалась в полное его распоряжение.

- Шаг, еще шаг… Ступенька, - начал осуществлять руководство «Македонский».

Слепая, я спустилась по невидимой лестнице. Сухая колючая травинка больно хлестнула меня по ноге. Что ж, первая царапина обеспечена…

- Еще два шага.

В огромных тисках его ладоней, плавно подталкивающих мое тело вперед, я чувствовала себя странно скованной. Они раздражали меня, лишали собственной воли. Чего он, собственно, добивается?

- Аккуратно. Еще полшажка…

В лицо ударил резкий порыв ветра.

- Еще четверть. Открывай!

Вот это да!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Я стояла на самом краю обрыва, нависшего над ослепительно бирюзовой водой и каменистым берегом, в изумрудно-желтой оправе скал. И сразу же, в один острый пронзительный миг, почувствовала себя парящей между землей и небом. Не было страха - был восторг. В такие яркие минуты человек способен поверить, что умеет летать, и, кинувшись с кручи, радостно расставив руки, умереть счастливым.

- Смотри, это Феолент, - любовно представил Шурик. - Видишь, скала уходит в море? Ее называют Скала-кольцо. В ней - огромная арка, сквозь которую можно проплыть. А на ее вершине, по легенде, стояло когда-то каменное изваяние богини любви.

- Венера? Афродита? - насмешливо уточнила Линда.

- Нет, старше… Огромная каменная баба… Не знаю, правда ли это…

- Неправда, - опустила его на землю невеста. - Говорю вам как историк, ничего подобного здесь быть не могло.

Но веселый золотой бриз уже ударил мне в голову. Мертвое цивилизованное тело ожило, я почувствовала свою грудь, ноги, плечи, живот, проснувшуюся в них жадную энергию жизни. И мне казалось, я почти вижу ее, фигуру женщины, так же, как и я, стоящую над обрывом, на самой вершине счастья. Богиню любви, рожденную морем и пеной. Похожую на крылатую летящую Нику Самофракийскую, только с головой и руками, разведенными в полете. Ее длинные волосы и складки каменного платья бились на ветру…

- Хочешь сказать, нам нужно спускаться на пляж с этой скалы? - раздался неодобрительный голос Линды.

- Это только в первый раз трудно, - начал оправдываться Шурик. - Нужно держаться за веревку. Я вам помогу.