Агентство - Анна Старобинец

Там растут цветы. Извиваются и шевелятся от ветра. Отвратительные жирные кладбищенские цветы – высотой почти в человеческий рост. У них мощные лоснящиеся стебли и ядовито-желтые головки. А еще крапива – тоже гигантская и просто трава – густая, хрустящая, влажная. Втянувшая в себя подземные соки.

Народу совсем мало. Писатель сутуло застыл в одной позе, смотрит в землю, не шевелится. Его жена все время плачет, но аккуратно, без истерики. И еще несколько женщин плачут.

Я стою на некотором расстоянии от них, прислонившись к дереву. Довольно близко, но так, чтобы не бросаться в глаза. На мне длинный серый плащ. Начинается дождь – я натягиваю на голову капюшон. Я думаю: как забавно. Все это я уже не раз описывал – раньше, когда сочинял сценарии. В первой ли серии или в сто первой – рано или поздно в сериале случаются похороны. А в сцене похорон обязательно льет дождь. И чья-то одинокая фигура стоит чуть поодаль. В сером плаще, за деревьями.

Дождь усиливается, и скоро все начинают расходиться – чуть более суетливо, чем полагается в таком случае. Одна женщина задерживается у могилы: у нее есть зонтик.

Я поплотнее запахиваю капюшон – так, что лица практически не видно, только кончик носа и очки – и направляюсь к ней. Свои обычные темные очки я сегодня надевать не стал – выбрал другие, с круглыми зеркальными стеклами. Я не хочу, чтобы она запомнила меня, но беспокоиться не о чем, и я могу подойти к ней совсем близко. Она будет смотреть, но запомнит только себя – свое отражение на моем лице.

У нее добрая круглая физиономия с тремя дрожащими подбородками. Глупые голубые глаза изучают себя в моих зеркалах, когда я тихо прошу ее дать мне адрес Писателя. Кто я? Просто большой поклонник его таланта… Такое горе… У меня тоже дети, страшно себе представить… Нет, я не собираюсь надоедать визитами, я просто хочу отправить письмо с соболезнованиями, вы же знаете, иногда это помогает. Я бы ограничился телефонным звонком, но у них ведь нет телефона.

Она доверчиво кивает и диктует адрес.

Поначалу работа мне очень понравилась. Собственно, в Агентство меня вызывали крайне редко – раз в три месяца, не более того. Мне предоставили квартиру, и я работал на дому. Каждое утро я обнаруживал в своем почтовом ящике большой картонный конверт без подписи, а в нем – очередной сценарий. Курьера, который приносил – вероятно, глубокой ночью – этот конверт, я ни разу не видел. Потому что существовало правило номер два. Сотрудники Агентства ни в коем случае и ни под каким предлогом не должны знать друг друга в лицо или по голосу. Никаких собраний и корпоративных вечеринок: каждый агент работает совершенно автономно. Задания мы получаем по телефону от Координатора – гнусавая электронная скороговорка, без жизни, без интонаций.

Каждое утро я съедал пару йогуртов и взбитое сырое яйцо, пил чай с молоком, быстренько умывался холодной водой и сразу принимался за работу. Внимательно прочитывал сценарий, делал карандашом пометки на полях. После этого у меня оставалось еще часа полтора, чтобы заняться своими делами – пока не позвонит Координатор.

Координатор был неизменно вежлив (“Добрый день, как вы себя сегодня чувствуете? Рад, что у вас все в порядке, – так что перейдем к делу. Клиент подъедет к вам сегодня около пяти – пожалуйста, обсудите с Клиентом детали сценария – убедитесь, что сценарий соответствует требованиям Агентства. Всего доброго, успехов в работе”).

Агентство – засекреченная организация. Его филиалы есть в каждой стране. О его существовании знают лишь избранные.

Наши клиенты могут придумывать свои сценарии, а могут использовать уже готовую историю – из книги или кинофильма. Наибольшей популярностью пользуется Стивен Кинг: по нескольку раз мне заказывали “Сияние”, “Мизери”, “Ловца сновидений”. Какой-то грустный молодой человек принес распечатку с коротеньким рассказом Кинга – уже не помню, как называется, – об ожившем пальце, который завелся в ванной комнате у одной супружеской четы. Молодой человек хотел, чтобы в течение вечера мы запускали заводной резиновый палец в раковину и унитаз в квартире двух милых интеллигентных пенсионеров. Деньги на этот заказ он копил десять лет. Интеллигентными пенсионерами были его родители.

Как-то приходила полоумная старуха-миллионерша, чтобы заказать эпизод из “Кладбища домашних животных” для шумного семейства, проживавшего с ней по соседству. Мечтательно закатив глаза, она говорила:

– Итак, вы подстраиваете аварию, их кошка попадает под машину и умирает. Они хоронят ее, но через день мертвая кошка возвращается и пугает…

– Простите, это невозможно, – терпеливо отвечал я.

– Ну почему же невозможно? – в который раз изумлялась старуха.

– Мертвая кошка не может вернуться. Но мы можем изобразить такую кошку. Это будет искусственная, заводная кошка. Синтетическая. Довольно мертвая на вид. Или просто живая кошка, загримированная под мертвую.

– Да нет же, если кошка вернется живая, весь смысл теряется. А я хочу, чтобы их кошка попала под машину и умерла. Они бы ее похоронили, а потом, через день…

Кроме того, клиенты просто обожают “Титаник”. Согнать всех, кто тебе антипатичен, на одну гигантскую посудину и разом торжественно потопить – вариант соблазнительный, дорогой и пошлый. Агентство приняло такой заказ лишь раз, в 1912 году, когда кто-то – не буду называть имени – действительно придумал все это. Сценарий тогда сочли эффектным, вызывающим. Но повторять этот фокус снова и снова – удел людей, начисто лишенных фантазии. Таким клиентам мы предлагаем обойтись авиакатастрофой. Как правило, они соглашаются. А иные довольствуются просто аварией поезда или автобуса.

Самостоятельные сценарии, как правило, более чем убоги. Например, папочки-миллиардеры любят заказывать для своих ненаглядных деток практически всю их жизнь наперед. Родился – учился – нажился – женился – умер во сне. Всевозможные детали и хоть какие-то сюжетные повороты для таких голых схем я придумываю сам. Скука смертная. Но что делать: каждый день самые богатые люди планеты и просто очень богатые люди приносят сюда свои деньги. Такие огромные деньги, что их хватает на содержание нашего Агентства. Такие огромные, что у нас есть все.

Писатель идет к железнодорожному вокзалу – покупать обратные билеты. Естественно, они больше не могут здесь оставаться. Это слишком маленький городок, и каждая собака уже знает о том, что случилось. К тому же провинциальная тишина теперь ни к чему: едва ли Писатель продолжит работу над новым романом. Вернуться в свой большой, грохочущий, по-дружески равнодушный город – единственное, чего им сейчас хочется.