Колония на кратере - Джеймс Купер

Марк поминутно переправлялся на своей маленькой шлюпке на другую сторону реки. Красивый корабль произвел на него сильное впечатление, с той поры он не помышлял ни о чем другом, кроме океана. Ничто не могло поколебать принятого им решения. Все шесть недель его каникулярного времени ушли на всестороннее обсуждение этого важного вопроса, и в конце концов доктор Вульстон сдался; по его согласию, вероятно, немало способствовала мысль, что сбережения, которые будут у него оставаться в том случае, если старший сын его начнет самостоятельно зарабатывать себе кусок хлеба, окажутся отнюдь не лишними для образования младших детей.

В 1793 году торговля Америки шла уже бойко, и Филадельфия была одним из ее важнейших пунктов. Особенно оживленные сношения поддерживал этот порт с Восточной Индией (Ост-Индией [1]).

Доктору Вульстону был хорошо знаком капитан одного из крупных коммерческих судов; к нему он и решил обратиться за советом в этом деле. Капитан Кретшли согласился принять Марка на свое судно и обещал его отцу сделать из этого юноши хорошего моряка.

Марк был бойкий, толковый и для своих лет рослый, сильный и здоровый мальчик. Едва только его судно успело сняться с якоря, как Марк почувствовал себя на «Ранкокусе» так же хорошо и свободно, как у себя дома. В тот же день капитан Кретшли сказал о нем своему помощнику:

— Этот парень далеко пойдет: из него будет прок.

Несмотря на то, что Марк быстро освоился с судном и чувствовал себя счастливым в своем новом звании моряка, у него не легко было на душе, когда он впервые в своей жизни потерял из виду родной берег. Он любил своего отца, мать, братьев и сестер, а кроме того, было еще одно лицо, занимавшее в его сердце и воображении несравненно больше места, чем все остальные: это была Бриджит Ярдлей, единственная дочь собрата его отца.

Взаимные отношения двух коллег были далеко не из лучших, но слишком часто приходилось сталкиваться у постели различных больных, чтобы вести открытую войну. Зато жены явно враждовали между собой. Даже встречаясь у общих знакомых, они делали вид, как будто не замечают друг друга.

Но взаимные чувства их детей были совершенно иного характера: Анна Вульстон, старшая из сестер Марка, и Бриджит Ярдлей были почти однолетки; они посещали одну и ту же школу и были лучшими друзьями. Следует отдать справедливость матерям: они не противились взаимной привязанности своих детей.

Девушки были милы и хороши собою, но каждая из них была мила и хороша по-своему. Анна отличалась красивыми чертами и ярким румянцем лица. Бриджит обладала, кроме того, красивыми, вдумчивыми глазами, которые придавали ее лицу особенную выразительность. Марку часто случалось заходить к доктору Ярдлею за сестрой, когда та была в гостях у своей подруги, чтобы проводить ее домой; благодаря этому обстоятельству он вскоре был принят в качестве третьего лица в их тесный дружеский кружок.

В результате задушевных бесед и частых свиданий в душе Бриджит зародилось к Марку чувство, гораздо более глубокое и серьезное, чем то можно было ожидать от девочки в ее возрасте. С Марком случилось то же самое, но он понял всю силу своей привязанности лишь в ту минуту, когда родной берег стал уходить у него из глаз.

Служба молодого моряка шла очень успешно; своему делу он обучался под руководством одного старого, опытного матроса, и когда судно вошло в китайские воды, он уже был назначен рулевым.

Через год «Ранкокус» вернулся из плавания. Красивый, ловкий юноша, повидавший далекие страны и моря, выглядел щеголем в своей синей куртке тончайшего сукна, с небрежно повязанным вокруг шеи настоящим индийским фуляром. Он едва успевал отвечать на сыпавшиеся на него со всех сторон вопросы о Китае и о волнах океана величиною с горы. Жители Бристоля, никогда не видавшие океана, были почти уверены, что в открытом море волны «вышиною с горы»; впрочем, о горах они имели такое же представление: в этой части Пенсильвании нет даже бугра, который был бы настолько высок, чтобы можно было поставить на нем ветряную мельницу.

Двенадцать месяцев разлуки прошли не даром для Марка и Бриджит: оба они развились, расцвели и возмужали за это время. В течение месяца, который Марк провел в родительском доме в Бристоле, он, конечно, не раз успел повидаться с любимой девушкой. Мало того, он признался ей в своей любви и выманил у ней признание во взаимности.

Родители не замечали того, что происходит между их детьми, точно так же, как и дети, с своей стороны, не подозревали, до чего возросла взаимная вражда и ненависть их отцов и матерей. Теперь уже коллеги не встречались даже у изголовья больных; если же им когда-нибудь приходилось сталкиваться друг с другом, то каждая такая встреча неизбежно оканчивалась более или менее крупною ссорой.

Быстро промелькнули для Марка четыре счастливые недели отпуска; по окончании этого срока он обязан был снова вернуться на свое судно.

Надо было проститься с родными и с Бриджит. Анна, ставшая поверенной влюбленной пары, сделалась вместе с тем и хранительницей весьма важной тайны их взаимного обещания стать мужем и женою.

Марк уезжал с сокрушенным сердцем, но, тем не менее, полный надежд на будущее. Несмотря на то, что образ подруги не выходил у него из головы, не прошло и недели со дня отплытия судна, как он уже снова был первым весельчаком и затейником из всего экипажа.

Путь их лежал теперь не прямо на Кантон, как в первое его плавание; «Ранкокус» должен был предварительно сдать в Амстердаме груз сахара и затем уже, занявшись некоторое время каботажем [2] в Европе, направиться в Кантон. Из Амстердама «Ранкокус» зашел в Лондон, где забрал товары для доставки в Кадикс[3]. По пути приходилось заходить то в тот, то в другой порт, и Марк знакомился с чужеземными странами, народами и обычаями. Он приобрел громадный запас всевозможных сведений, которые ему впоследствии очень пригодились. Перед отправлением в Кантон Марк был произведен в младшие помощники капитана, хотя ему еще не было и восемнадцати лет.

Плавание от Лондона до Кантона и от Кантона до Филадельфии продолжалось около десяти месяцев. По прибытии на место своей стоянки капитан Кретшли дал Марку торжественное обещание сделать его в следующее плавание своим старшим помощником, и счастливый Марк, не теряя времени, поспешил в Бристоль.

Бриджит Ярдлей была тогда в полном расцвете своей красоты; Марк застал ее в трауре по матери; эта утрата только еще более сблизила двух приятельниц. Однако, на частые посещения молодого моряка отец Бриджит взглянул совершенно другими глазами. Не прошло и двух недель со дня его возвращения, в течение которых Марк чаще, чем когда-либо, посещал подругу своей сестры, как старик Ярдлей без всякой уважительной причины попросил его не бывать более у него в доме.