Федра - Луций Сенека

О кормилица,

Все правда, знаю. Но безумство к худшему

Толкает, к бездне дух спешит заведомо,

Вотще взывая к помыслам спасительным.

Так, если против волн ладью груженую

Ведет гребец, напрасный пропадает труд:

Валы относят судно побежденное.

Что может разум? Правит, побеждая, страсть,

И вся душа во власти бога мощного.

Крылатый, всей землей повелевает он,

Неукротимым жжет огнем Юпитера,

Изведал жар его Градив воинственный,

Изведал и кузнец трехзубой молнии:

Он, кто под Этной в Горнах вечно пышущих

Вздувает пламя, малым опален огнем.

И даже Феба, стрелами разящего,

Пронзил стрелою мальчик, метче пущенной.

И небу в тягость и земле полет его.

Кормилица

Да, чтобы волю дать пороку гнусному,

Любовь назвало богом сладострастие,

Придав безумью мнимую божественность.

Так, значит, сына по земле скитаться всей

Шлет Эрицина, чтоб из поднебесья он

Рукою нежной сыпал стрелы дерзкие,

И наименьший всех богов сильнее бог!

Все, все безумных душ пустые помыслы:

Лук сына, мощь божественная матери.

Кто, в роскоши купаясь, наслаждается

Чрезмерным счастьем, хочет необычного,

И тут, фортуны спутница проклятая,

Приходит похоть, и тогда не нравится

Ни скромный кров, ни пища повседневная.

Но что ж туда, где беден лар, та пагуба

Заходит реже, чем в покой разубранный?

Но что ж свята Венера в низких хижинах,

Простой народ питает чувства здравые

И знает меру? Властные, богатые

Меж тем желают больше чем дозволено

Мочь все стремится тот, кто может многое.

Как жить царице подобает, знаешь ты.

Страшись же: ведь вернется муж твой царственный.

Федра

Нет, надо мной любовь одна лишь властвует!

Его возврат не страшен мне: под светлый свод

Никто назад не вышел из спустившихся

В обитель вечной ночи и молчания.

Кормилица

Не верь Плутону. Царство пусть замкнет свое,

К вратам приставит стражем пса стигийского,

Один Тесей отыщет заповедный путь.

Федра

Тогда простит, быть может, он любовь мою.

Кормилица

И к верной-то жене он был безжалостен:

Узнала Антиопа руку гневную.

Пусть даже мужа яростного тронешь ты,

Ему как тронуть душу непреклонную?

Он даже слова "женщина" гнушается,

В суровом юность проводя безбрачии,

Бежит объятий: виден амазонки нрав.

Федра

К нему, туда, на те вершины снежные,

Через леса и горы вслед за ним лететь,

Стопою легкой путь кремнистый топчущим!

Кормилица

И он, остановившись, даст склонить себя,

Он для любви нечистой чистый нрав предаст?

К тебе забудет ненависть, что дикого

Возненавидеть женщин всех заставила?

Федра

Умеем диких укрощать любовью мы.

Кормилица

Он убежит.

Федра

И в море побегу за ним.

Кормилица

Отца попомни!

Федра

Помню и о матери.

Кормилица

Бежит он женщин.

Федра

Не страшны соперницы.

Кормилица

Твой муж вернется.

Федра

Пирифою служащий?

Кормилица

Отец...

Федра

Отец был кроток с Ариадною.

Кормилица

Моей косой, посеребренной старостью,

Тебя вскормившей грудью, сердцем горестным

Я заклинаю: помоги сама себе!

Желанье исцелиться - к исцеленью шаг.

Федра

Стыд не покинул душу благородную

Я повинуюсь. Направлять нельзя любовь.

Но можно победить. Не запятнаю я

Тебя, о слава. Выход есть из бед: пойду

За мужем. Смерть предотвратит нечестие.

Кормилица

Уйми души порывы исступленные,

Смиряй себя. За то достойна жизни ты,

Что казни признаешь себя достойною.

Федра

Смерть решена. Лишь смерти род не избран мной:

Окончить в петле жизнь? На меч ли броситься?

Иль с круч твердыни ринуться Палладиной?

Рука с оружьем чистоту спасет мою.

Кормилица

Моя ль допустит старость, чтоб погибла ты

До срока? Удержи порыв безумящий!

Того, кто умер, к жизни нелегко вернуть.

Федра

Ничто не помешает умереть тому,

Чья смерть - и долг, и твердое решение.

Кормилица

О госпожа, моей отрада старости,

Коль дух томит безумье беспощадное,

Презри молву! Ей дела нет до истины,

Слывут за лучших худшие, а лучшие

За худших. Душу испытаем мрачную

Охотника угрюмого и дикого:

Моя забота - сердце укротить его.

Уходит вслед за Федрой.

Хор

О богиня, волн порожденье бурных,

Двойственный тобой Купидон рожденный

Факела огнем и стрелами грозен,

В блеске красоты шаловливый мальчик,

О, как метко он направляет стрелы!

До мозга костей прокрадется ярый

Потайной огонь, иссушая жилы.

Хоть язвит стрела неширокой раной,

До последних жил боль пронзает тело.

Мальчику покой незнаком: по миру

Он проворно мчит, рассыпая стрелы;

В тех ли странах, что зрят рожденье солнца,

В тех ли, что вблизи Гесперийской меты,

В тех, где знойный Рак иссушает землю,

В тех ли, где на свет паррасийской нимфы

Из степей глядит ледяных кочевник,

Знают этот жар: он лихим объемлет

Юношей огнем и усталым старцам

Возвращает пыл, уж давно угасший,

Девам в душу льет незнакомый пламень

И велит богам, покидая небо,

В измененных жить на земле обличьях.

Феб гонял коров в Фессалийских долах,

Разномерной их созывал свирелью,

Отложив свой плектр ради стад рогатых.

Сам гонитель туч и небес создатель

Часто принимал облик малой твари:

Крыльями плескал, что белее снега,

Сладкогласней пел, чем пред смертью лебедь,

Или, став быком круторогим, резвым,

Деве среди игр свой хребет подставил,

С нею вторгся вдруг во владенья брата

И копытом греб, как веслом упругим,

Усмиренный понт рассекая грудью,

Трепеща в душе за свою добычу.

Та, что темный мир озаряет светом,

Знала злую страсть: о ночах забыла,

Отдала свою колесницу брату.

Научился он управлять упряжкой

Темною и путь выбирать короче.

Стали ночи срок нарушать привычный,

Поздно стал всходить день, когда под тяжкой

Колесницей той содрогалось небо.

И Алкмены сын отложил колчан свой,

С грозной шкурой льва Геркулес расстался,

Дал себе надеть с изумрудом перстни,

Космы подчинил он закону гребня,

Золотым ремнем обвязавши голень,

На ногу надел башмачок шафранный,

Взял веретено, прял рукой, привыкшей

Палицу держать и разить чудовищ.

Лидия, край богатейших царей,

И Персида глядит: свирепого льва

Шкура сброшена с плеч,

Подпиравших чертог высоких небес,

И тончайший наряд с тирийских кроен

Покрывает их.

Огонь этот свят, правду те говорят,

Кто знал его мощь. Где вокруг всех стран

Бежит Океан, где эфирным путем

Светила летят, белым жаром горя,

Там простер свою власть беспощадный стрелок.

Чьих стрел остроту под глубокой волной

Испытывал сонм голубых Нереид,

И все воды морей не залили огня.

Этот жар испытал и пернатых род,

И, Венерой язвим, телец молодой

Сражаться готов, - чтобы стадом владеть,

И робкий олень, коль его любви

Соперник грозит, - рогами разит.

Зычным ревом страсть, зародившись в душе,

Знать дает о себе. Загорелым тогда

Индийцам страшней полосатый тигр,

И точит острей смертоносный свой клык

Кабан, и пасть его в пене вся.

Пышной гривой трясут пунийские львы,

Когда движет Любовь.

Свирепый рык наполняет весь лес,

Любит в буйных волнах чудовищный зверь

И луканский бык: всю природу себе

Покоряет Любовь; неподвластных ей нет.

По приказу ее утихает вражда,

Пред ее огнем отступает гнев,

Есть ли больше пример? Даже мачех злость

Побеждает она.

Входит Кормилица.

С чем ты пришла, кормилица? И где теперь

Царица? Есть предел ли страсти пламенной?

Кормилица

Надежды нет утишить злой недуг ее,

Конца не будет пламени безумному;

Ее снедает тайный жар, скрываемый

Напрасно: выдает лицо смятение,

В глазах огонь, на свет зрачки усталые

Не смотрят. Что ни миг - желанье новое,

То встать, то лечь велит ей боль неясная.

Идет - у ней колени подгибаются

И голова, как перед смертью, клонится,

А ляжет на покой - полночи в жалобах,

Забыв про сон, проводит. То поднять себя,

То уложить прикажет, то причесывать,

То распустить ей кудри. В тягость бедная

Сама себе, от этого и мечется.

О пище, о здоровье и не думает,

Шатаясь, бродит. Где и сила прежняя,

И пурпур, ей лицо румянцем красивший.

Тоска ей гложет кости. Ноги слабые

Не держат, красота исчезла нежная,

В очах сиянье - признак рода Фебова

Уж не мерцает: блеск померк потомственный.

Из глаз все льются слезы непрестанные

И орошают щеки: так на Тавре снег