Легавые. Ружье. Загадка Глухого - Хантер Эван (Ивэн)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизненная и творческая позиция Макбейна лейтмотивом проходит через все его произведения, но особенно четко выражена в повести «Выбор убийцы». Автор не приемлет посягательства на человеческую жизнь. Для него убийство любого человека есть аморальнейшее, чудовищное злодеяние, которое вместе с жизнью отнимает у человека святое святых — душу, оставляя искалеченную и окровавленную телесную оболочку. Без этой души, без этого одного-единственного «маленького» человека вселенная становится несравнимо беднее.
Л если Макбейн может еще иронически подтрунивать над незадачливым мелким воришкой, а то и посочувствовать ему, то в разоблачении духовной и нравственной нищеты убийцы он не ведает пощады, несмотря на то, что знает подлинного виновника преступления — среду обитания, общество, вытолкнувшее слабого духом из рода человеческого в отверженную касту нелюдей и выродков.
Проза Макбейна лаконична и отточена, порой жестка, а местами даже, может быть, мрачновата. Вместе с тем ее отличают на редкость тонкий юмор, сжатые, однако чрезвычайно выразительные и запоминающиеся литературные портреты персонажей и психологические мотивировки их решений и поступков.
Д< w шин у Макбейна, для которого преступление и следе- гии< мили юте я не самоцелью, а поводом, становится исследованием человеческой души, психологических, бытовых и социальных условий ее существования. Стремясь максимально приблизить свои, книги к реальной жизни, автор часто прибегает к своеобразному приему, публикуя на их страницах подлинные образцы казенных бумаг, встречающихся в повседневной практике полисменов. Чтобы держать читателей в курсе событий, Макбейн то и дело напоминает о характерных «чертах "своих героев, о перипетиях их нелегкой жизни. Мы вновь и вновь читаем про седину на виске у одного из детективов и про странное имя у другого; можно считать это избыточностью, а можно — маркой сериала..
Макбейн делает для людей очень доброе дело. Каждый из нас живет в иллюзорной уверенности, что жертвой преступления может стать кто угодно, только не он сам. И только когда каждый человек проникнется осознанием того, что опасность нависла лично над ним и отпор уголовщине есть его личное дело, только тогда блюстители порядка в атмосфере ; полного и неукоснительного уважения к духу и букве закона смогут одолеть преступность. .
Черпая свои сюжеты из действительности, которая бывает страшнее любого вымысла, писатель не старается пощекотать нервы обывателю, жаждущему острых ощущений. Такова жизнь, и Макбейн честно рассказывает правду о том, что видит вокруг себя, реализуя долг художника и гражданина в стремлении помочь своим талантом сделать жизнь лучше и чище.
ЭД МАКБЕЙН
ЛЕГАВЫЕ
Ed McBain
FUZZ
First published 1968
© Перевод С. БЕЛОВА. 1991 Редактор Л. СЕДОВ
Посвящается моему тестю Гарри Мелнику, вдохновившему меня на написание романа «Хохмач». По крайней мере, он должен взять на себя часть вины и за появление этой повести.
ГЛАВА I
Ну и неделька!
Четырнадцать разбойных нападений, три изнасилования, поножовщина на Калвер-авеню, тридцать шесть краж и ограблений, а тут еще в следственном отделе начали красить стены.
Впрочем, это не мешало бы сделать давным-давно.
Детектив Мейер Мейер и сам не раз говорил, что стены необходимо покрасить. Но кто мог предположить, что городским властям приспичит затеять ремонт именно сейчас, в начале марта, когда на улицах промозгло, сыро, противно и нельзя даже чуточку приоткрыть окна, потому что проклятые батареи еле теплые. Так в отделе одновременно с резким запахом скипидара появились двое маляров. Они лениво водили кистями, один где-то под потолком, другой внизу, как раз под ногами сыщиков 87-го участка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Виноват, — сказал один из маляров, — не могли бы иы подвинуть эту штуковину?
— Какую? — спросил Мейер Мейер.
— Вот эту.
— К вашему сведению, — сказал Мейер Мейер, с трудом сдерживая негодование, — это не штуковина, а вшивый архив. В нем содержится драгоценнейшая информация о хулиганах, ворах и бандитах нашего района. Без него мы, трудолюбивые детективы, не смогли бы и шагу ступить.
— Страшное дело, — сказал первый маляр.
— Он не хочет двигать? — осведомился его напарник.
— Двигайте сами, — предложу Мейер Мейер. — Вам надо, вот и двигайте.
— Это не входит в наши обязанности, — объяснил первый маляр.
— Наше дело — красить, — поддакнул ему второй.
— В мои обязанности это тоже не входит, — возразил Мейер. — Мое дело — расследовать преступления.
— Как хотите, — отозвался первый маляр. — Но тогда мы забрызгаем ваш вшивый архив зеленой краской.
— А вы его накройте чем-нибудь.
— Нечем, — сказал второй. — Все ушло на столы.
— Ну почему мне вечно приходится играть в плохих водевилях? — спросил Мейер самого себя.
— Чего, чего? — не понял первый маляр.
— Он так шутит, — пояснил второй.
— Во всяком случае, в мои планы не входит двигать вшивый архив. И ничего другого я тоже двигать не намерен. Вы устроили здесь такой тарарам, что нам и за неделю не навести порядок.
— Стараемся, — скромно сказал первый маляр.
— И вообще мы к вам не напрашивались, — сказал второй. — Думаете, приятно торчать в полицейском участке? Думаете, это творческая работа? Ничего подобного. Это чистое занудство.
— Неужто? — спросил Мейер.
— А то нет, — сказал первый маляр.
— Еще какое занудство, — поддержал его второй.
— Представляете — все красим в один цвет. Стены — светло-зеленые. Потолок — светло-зеленый. Лестница тоже. Кошмар!
— На прошлой неделе мы красили киоски на ярмарке, знаете, на Каунсил-стрит. Совсем другое дело!
— Таких хороших заказов у нас еще не бывало, — сказал второй маляр. — Мягкие тона, у каждого киоска свой цвет. А знаете, сколько там у них киосков? И сколько красок? Там мы работали от души.
— А здесь скрепя сердце, — сказал первый.
— Через силу, — согласился второй.
— Все равно двигать ничего не буду! — отрезал Мейер. И в этот момент зазвонил телефон. — Восемьдесят седьмой участок, Мейер слушает.
— Неужели это действительно сам Мейер Мейер? — раздался голос в трубке.
— Кто говорит? — в свою очередь спросил Мейер.
— Умоляю вас, скажите, неужели это детектив Мейер Мейер собственной персбной?
— Он самый.
— Господи, я сейчас упаду в обморок!
— Послушайте, кто это…
— Сэм Гроссман.
— Привет, Сэм! Какого…
— У меня нет слов! Я в восторге от того, что говорю с такой знаменитой личностью, — сказал Сэм Гроссман.
— В чем дело? Ничего не понимаю.
— Неужели ничего?
— Честное слово. Что случилось?
— А ты угадай.
— Если я чего не переношу, так это загадок, — сказал Мейер. — Почему бы тебе не сказать прямо, что произошло.
На это Сэм только хмыкнул.
— Только тебя мне сегодня не хватало, — вздохнул Мейер.
— Ладно. Я звоню насчет мужского пиждака спортивного покроя, из шотландки, в красно-синюю клетку. Кто-то из ваших делал запрос по поводу пятна на левой ноле. Ты в курсе?
— Это я делал запрос.
— Карандаш под рукой есть?
— Да.
— Пиши: крови не обнаружено. Сперма отсутствует. Похоже, самое обыкновенное жирное пятно. Можем уточнить, что за жир.
— Необязательно.
— Хозяин пиджака подозревается в изнасиловании?
— У нас на этой неделе три десятка насильников. И два маляра.
— Не понял.
— Это я так. У тебя все?
— Все. Был рад поговорить с вами, Мейер Мейер. Если бы вы только знали, какое удовольствие мне это доставило…
— Если ты еще раз… — начал Мейер, но Сэм Гроссман дал отбой.