Всего понемногу. Интеллектуальные миниатюры - Семён Ешурин

– Самое интересное, что лже-Паша это тоже заметил. Но моя «умница» не растерялась и объяснила, что живёт в Домодедове. Код там московский, а количество цифр в номере меньше. В результате, не получит она ни мужа, ни алиментов. Хотя, если взглянуть с другой стороны, то уж лучше родить от интеллигентного ленинградца, чем от ивановского алкаша.

– А может, этот красавец вовсе не из Ле…, то есть не из Питера? Просто цену себе набивал.

– Он вообще не говорил, откуда родом. На курортах это не принято. Но однажды проговорился. Они иногда во время прогулок радио слушали… для заполнения пауз. И как-то раз услышали фрагмент интервью с каким-то заслуженным-перезаслуженным учителем, кажется, физики. И этот сеятель разумного, доброго и тэ дэ сказал, что всю жизнь прожил на 8-ой линии, дом 39. Вот тут-то Паша (или не-Паша) «раскололся» и ляпнул: «Дом Петра Петровича». Потом уже, когда выяснилось, что любимая дочка «залетела», Вася начал оперативно-следственные мероприятия. «8-я линия» привела в Санкт-Петербург на Васильевский остров – там со времён Петра (ещё одного!) многие улицы линиями назывались. Сперва думали, что «Пётр Петрович» – это революционный лейтенант Шмидт, тем более, что эта 8-я линия выходит к мосту лейтенанта Шмидта. Но потом Вася связался с коллегами из Питера, и выяснилось, что на доме 39 висит мемориальная доска с Петром Петровичем. Только это оказался путешественник Семёнов-Тяншанский (в отличие от лейтенанта вполне законопослушный). Но всё равно, факт проживания искомого субъекта в Питере можно считать доказанным.

– А дальше составили фоторобот?

– Разумеется. Хорошо иметь мужа – полковника милиции. Вот, полюбуйся.

Катя увидела красавца-блондина с интеллигентным, хоть и русским лицом.

– В Иванове по такому фотороботу в миг бы нашли, – сказала она, – но в Питере это сложнее.

– Есть ещё одна зацепка. Клава вспомнила, что они как-то про разные совпадения говорили. И её «дружок» сказал, что когда он обычно возвращается с работы, то в 17 часов 17 минут проходит мимо дома 17 дробь 17.

– 17 дробь 17? – переспросила Катя.

– Да, а что?

– Нет, ничего. Тем более, судя по фотороботу, на еврея Паша не тянет… И много таких «дробей» оказалось в Питере?

– Пять штук. Постовые милиционеры рыщут в этих точках чуть ли ни с собаками, особенно в шестом часу вечера – Вася пообещал ящик водки. Пока глухо.

Глава 4

К концу пребывания в гостях Катя вновь испытала ностальгию – на сей раз по Израилю.

…13 марта она возвращалась с работы домой в 18-ом автобусе компании «Дан». На углу улицы Алленби и бульвара Ротшильд зазвонил пелефон (израильское название мобильника).

Израильтянка нажала клавишу и услышала знакомый голос:

– Катерина, привет! Это Зина. Поздравь, я уже бабушка. Внук!

– От души поздравляю! Желаю…

– Погоди. Помнишь, ты говорила, что Паша не похож на еврея?

– Помню.

– Так вот, его сын очень даже похож! И это при том, что ни у меня, ни у Васи семитов в роду не было, даже арабов! А всё-таки, почему ты заподозрила, что клавкин «поклонник» – — еврей?

– Когда ты сказала про 17 дробь 17, я вспомнила оптику, расположенную метрах в тридцати от нашего дома. Это глазное учреждение стоит на углу. С одной стороны – Дизенгоф, 17,

а с другой – Тарсат, 17.

Зина решила блеснуть эрудицией:

– Я знаю Дизенгофа! Он какой-то язык изобрёл.

– Эсперанто, – уточнила Катя. – Только фамилия его – Заменгоф. Такая улица у нас тоже есть. А Дизенгоф был мэром Тель-Авива, вроде Лужкова.

– А Тарзан (или как там его?) – это заместитель мэра?

– Тарсат – это 1909 год, в котором основан Тель-Авив… А с твоим, то есть с клавиным Пашей картина ясная. Кто-то из его предков был евреем, что и отразилось на потомке. Жил он в Питере где-то рядом с Петром Петровичем, а потом променял вторую столицу России на вторую столицу Израиля. Жаль, что у меня нет связи с местной миштарой…

Конец ознакомительного фрагмента.