Долгое, долгое плавание - Владимир Рудный

Вспоминая как-то своих предков и детство, Исаков рассказывал, что его прадед был иеромонах в Восточной Армении, а дед — мельник в одном из сел под Гянджой. «Но ради бога не пишите, что дед был мельником, хоть и сто лет тому назад, — с лукавым испугом предупредил рассказчик. — Дед-мельник, даже бедный мельник, — кадровики этого не вынесут…» Шутка — в манере Ивана Степановича, всегда склонного к самоиронии.

Но шутки шутками, только от предков своих — и по отцу, и по матери — Исаков не унаследовал ни титулов, ни мельниц. Его родичи были бедны и невезучи, как и весь истощаемый большими и малыми войнами, вспышками религиозных распрей и межнациональной розни народ, зажатый между Османской Турцией, подбританской Персией и империей Романовых. Зато он унаследовал от родичей исключительное трудолюбие, упорство и острый, восприимчивый к наблюдениям и знаниям ум.

Дед сумел определить отца Ивана Степановича в тифлисскую гимназию, но средств для ее окончания не было, и отец стал дорожным техником — добротная профессия для Кавказа, где строили немало дорог. Когда началась русско-турецкая война, он пошел охотником в русскую армию, служил, зная турецкий, переводчиком в штабе, потом строил дороги в горах, важные для вывоза раненых. Воинский начальник в Карсе вручил ему гражданский орден — Станислава 4-й степени. От отца впервые услышал Иван Степанович про невероятные морские предприятия капитан-лейтенанта Макарова в русско-турецкую кампанию на знаменитом катероносце-пароходе «Великий князь Константин»; поднятые на палубу этого парохода четыре маленьких беспалубных катера были вооружены минами — на шестах и на буксирных тросах, а потом и самодвижущимися минами-торпедами Уайтхеда; «Константин» появлялся то у Батума, то возле Сухума или на Гагринском рейде, то даже на другой стороне Черного моря, в устье Дуная, тихо спускал на воду четыре минных катера в дерзкую атаку на сосредоточенные в гавани броненосцы турецкого флота. Для XIX века это было новостью и повергало неприятеля в панику.

Степан Исаков гордился тем, что знаменитый Макаров — его тезка и оба они — одного ордена кавалеры, — правда, у Степана Макарова Станислав на две степени выше, чем у него… Очевидно, нежданный орден вскружил голову бедному технику; человек увлекающийся и незаурядных способностей, он рассчитывал теперь вырваться из нищеты. В Карсе он встретил северянку Иду Антоновну Лауэр, красивую и образованную женщину из знаменитого своим университетом города Эстляндской губернии Дерпта. Ида Лауэр выросла на хуторе, арендуемом ее многодетным отцом у богатого барона. После окончания гимназии она пошла гувернанткой в военно-чиновничью семью. С этой семьей Ида Антоновна и приехала из Петербурга на Кавказ, где вышла замуж за остроумца и веселого человека, мало приспособленного и к военной службе, и к предпринимательству. А ему, когда жена народила троих детей, не терпелось по-новому построить свою жизнь и разбогатеть. В поисках удачи он скитался из города в город, устроил жену и детей в Тифлисе на попечение ее брата-холостяка, а сам осел в развивающейся нефтяной столице Баку техником на строительстве осушительного канала на нефтеносных землях Апшеронского полуострова.

Охотников за счастьем там собралось вдоволь, хищников — крупных и мелких, иноземных и домашних — хоть отбавляй. Колониальные нравы — жестокие и беспощадные. Охранка чуяла накипающее озлобление рабочих на промыслах, близость грозы девятьсот пятого года и в канун революционных выступлений спровоцировала очередное кровопускание — армяно-татарскую резню. Степан Егорович Исаков попал в гущу трагических событий, чудом их пережил, но ненадолго: тяжко заболев, он год спустя умер от разрыва сердца, оставив семье одни долги.

Петр Антонович Лауэр, брат вдовы, давно стал покровителем семьи и воспитателем детей. Он потому, возможно, и остался холостяком, что посвятил себя целиком сестре и ее детям. В Тифлисе Иван Исаков жил и учился с семи лет. Дядя был для него в ту пору и духовным отцом, и наставником.

Инженер-технолог Лауэр вырос на берегу Балтийского моря и, как многие уроженцы Эстонии, стремился во флот. Может быть, поэтому он всю свою жизнь собирал книги о море, журналы о море, рисунки с морскими сюжетами. Всевозможные справочники, записки знаменитых мореплавателей, географов, биографии прославленных адмиралов, описания кругосветных походов русского парусного флота, сражений Ушакова, Нельсона, Нахимова стали спутниками юности реалиста Исакова.

Дядя получал для своей библиотеки не только журнал «Иллюстрасьон», где десятилетний Ваня обнаружил картину гибели «Петропавловска» на минной банке, а позднее — иллюстрированные отчеты о трагедии эскадры Рожественского у Цусимы. Дядя собирал и «Морской сборник», он накопил фолианты этого журнала почти за шестьдесят лет.

На первых же книжках журнала значилось имя Федора Петровича Литке, исследователя загадочной Арктики, Новой Земли, Чукотки, Камчатки, Каролинских островов. Этот адмирал, капитан в двух кругосветных плаваниях, географ, президент Российской Академии наук, был среди главных учредителей «Морского сборника»; детское воображение невольно связало с тех пор морское дело с наукой и открытиями. «Фрегат «Паллада»» Гончарова пришел к Исакову со страниц «Морского сборника». В «Морском сборнике» он находил документальные дополнения к «Севастопольским рассказам» Толстого. Здесь писали и о подвигах матроса Кошки, и о мужестве Нахимова, и о гибели Корнилова на Малаховом кургане, и о бесстрашии хирурга Пирогова — Пирогов сам стал потом автором журнала, к его заметкам о воспитании юношества, для детского ума еще непонятным, Исаков вернется в зрелом возрасте. Ему не был доступен смысл многого; он тогда не знал, что и драматург Островский, и Писемский, и Ушинский, и Даль, и Станюкович, многие писатели, ученые, просвещенные люди века сотрудничали в морском журнале не случайно; дух близкого к «Современнику» издания вызвал гнев жандармов, гнев царского двора, но одобрение революционных демократов. О статьях Чернышевского и Добролюбова в защиту «Морского сборника», о протесте Герцена в «Колоколе» против доноса охранки на «Морской сборник» Исаков услышит потом — надо еще пройти огонь Октября и гражданской войны, чтобы по-новому воспринимать отечественную историю. В детские же годы ищешь сведений, сюжетов, романтических историй.

Но и поверхностные впечатления детства, если их источник чист, оставляют благой след. Все, что позже легло в фундамент его глубоких исторических познаний, все начиналось отсюда, из этой библиотеки Петра Антоновича Лауэра, так и не ставшего моряком, но сумевшего пробудить не праздный, добрый интерес к флоту у своего воспитанника.