Раздолбаи космоса, или Гений кувалды - Евгений Лукин

Конечно, мысль о том, что мент сразу ломанется в конец коридора, была по меньшей мере наивной. Первое же углубление в стене заставило сержанта приостановиться, и далее, замедлив шаг, он двинулся зигзагом от ниши к нише. В четвертой по счету стоял бледный лопоухий мерзавец и дрожащей рукой протягивал трубку,

Не теряя ни секунды, милиционер выхватил хулигана из укрытия и, заломив преступную руку, толкнул к выходу. Тот заверещал, попытался упереться и мигом получил коленом под зад.

– Пар-разиты, сопляки! – шипел взмокший от переживаний милиционер. – Рискуй тут из-за них, понимаешь…

До черной прямоугольной дыры оставалось не более полутора метров, когда снаружи неспешно поднялась металлическая плита и наглухо запечатала вход. Сержант отшатнулся.

– Э, ребята! – Бросив задержанного, он кинулся к плите и ударил в нее кулаками. – Вы что? Мы же не отсюда! Вы что?!

Ему показалось, что пол под ногами дрогнул. В панике милиционер уперся в металл плечом, потом саданул бедром с разгону.

– Добился, паразит?! – крикнул он задержанному.

Но тот, кажется, еще не понял, что произошло. Он даже не видел, как закрылся люк, потому что в те мгновения у него хрустел плечевой сустав, а перед глазами взрывались ослепительные зеленые кляксы. Теперь он стоял и, изумленно подвывая, ощупывал без малого вывихнутое плечо.

– Ах, черт! – Чуть не плача, сержант привалился к плите лопатками. – Откройте! – Ударил каблуком. Потом еще раз.

Тем временем подвывания задержанного стихли.

– Ну я торчу… – неожиданно вымолвил лопоухий паразит, хлопая пушистыми девичьими ресницами. – Это где это мы?

В следующий миг лицо его выразило ужас: устремив на него безумные глаза, милиционер шарил по поясу между дубинкой и пистолетом, как бы выбирая, за которую рукоятку взяться.

– Да я же тебе сейчас… – бормотал милиционер. – Я тебя…

Что-то негромко чавкнуло у него за спиной. Отскочил, обернулся… И произошло чудо: на его глазах прямоугольная металлическая плита медленно отвалилась и снова стала трапом.

– Ну слава Богу!

Во мгновение ока сержант вторично скрутил взвывшего хулигана, и оба чуть ли не кувырком вылетели наружу – в апрельскую, слегка разбавленную электрическим светом ночь.

Вылетели – и остолбенели. Прямо перед ними торчала мрачная пятиэтажка хрущевского типа с погашенными окнами и черными провалами распахнутых настежь подъездов. Надо полагать, пока сержант колотился изнутри в плиту люка и хватался за кобуру, подлая тарелка успела перепорхнуть с места на место.

От растерянности милиционер ослабил хватку, и задержанный, видимо, вообразив, что судьба посылает ему шанс, резко прянул в сторону и припустил во все лопатки к ближайшему углу, за которым, как он полагал, его ждала свобода.

В свою очередь, думая, что допустил промах, сержант ринулся за ним, но беглец, вылетев на угол, внезапно издал легкий вскрик и шарахнулся обратно с таким ужасом, будто наткнулся там еще на одного милиционера.

Лишь тогда, ударенный под дых недобрым предчувствием, сержант огляделся и ощутил, как голова его непроизвольно вжимается в плечи.

Неосвещенное здание стояло в угрюмом одиночестве посреди ровной, как космодром, округлой площади радиусом этак метров в пятьсот. С трех сторон пустое пространство ограничивали мерцающие узловатые колонны, высоту и диаметр которых было даже как-то страшновато оценивать. Что делалось с четвертой стороны, сержант не видел – обзор заслоняла пятиэтажка, но, судя по вытаращенным глазам оробевшего хулигана, картина там была аналогичная.

Сержанту захотелось зажмуриться и мелко потрясти головой, но он заставил себя еще и взглянуть вверх. В первое мгновение ему почудилось, будто там, в вышине, прямо на верхушки колонн положено огромное зеркало, отразившее и сами опоры, и служившую им основанием площадь. Однако уже в следующую секунду в сознание стало помаленьку просачиваться, что отражением это быть никак не может: во-первых, там, вверху, отсутствовала летающая тарелка, во-вторых, не наблюдалось и пятиэтажки. Иными словами, высота помещения достигала…

– Вы что, сдурели?! – обеспамятев, прохрипел сержант. Он обернулся к летающей тарелке и застал ее как бы в момент завершения зевка – причмокнув, закрылся люк.

Глава 2

В Хороссане есть такие двери,

Но открыть те двери я не мог.

Ну что там? – Опустившись на одно колено, Василий заглянул под днище и включил фонарик. Луч выхватил из полумрака узорчатые грязные подошвы Ромкиных кроссовок. (Размер – сорок третий – сорок четвертый; ношеные; стоптаны равномерно; на правой, ближе к носку, – пятно мазута размером с пятикопеечную монету.)

– Не-а… – послышалось наконец из-под бронированного брюха. – Ни щелочки…

Не переворачиваясь на живот, Ромка с помощью локтей и пяток выполз на относительный простор и сел, издав при этом звук, похожий на всхлип велосипедного насоса. Наверняка опять задел макушкой броню,

– А я тебе что говорил! – сердито сказал Василий. – Какой же дурак будет люк снизу делать?

– Ну и что! – морщась и ощупывая маковку, сказал Ромка. – У автобуса же багажник – снизу…

– Багажник… – недовольно повторил Василий и поднялся с колена. Достал из кармана связку изуродованных ключей и еще раз попробовал подковырнуть плиту бортового люка.

– Не тот, – присмотревшись, сказал Ромка.

– Чего не тот?

– Люк, говорю, не тот. Мы из соседнего выходили…

Василий ругнулся вполголоса и с неохотой глянул через плечо. Четырехугольное жерло крайнего подъезда целилось в него из полумрака прямой наводкой. А когда выскакивали из тарелки, оно вроде бы целилось слегка вкось… Василий нахмурился и, склонив упрямую лобастую голову, снова уставился в броневую плиту. Может, и вправду не тот? По уму бы, конечно, надо было лючок пометить… Но кто ж, с другой стороны, знал, что у этой хреновины аж целых шесть люков!

– А в общем-то без разницы… – уныло заключил Ромка. – Тот, не тот… Все равно ведь ни один не открывается…

Вместо ответа Василий засопел, сдвинул милицейскую фуражку на затылок и попробовал ковырнуть в другом месте. Бледное и как бы дышащее свечение далеких колонн еле касалось на излете скругленного металла, а щель была не толще карандашной черты.

– Вот еще, черт, надолба! – в сердцах обругал Василий пятиэтажку, пыльной глыбой тонущую в общем сумраке. – Торчит – свет только застит!

Странное дело: типовой многоквартирный дом – единственное здесь родное и знакомое сооружение – пугал обоих больше всего. Вот уже битых полтора часа они крутились около летающей тарелки, все еще надеясь как-нибудь попасть внутрь, и ни разу ни у Ромки, ни у Василия не возникло желания хотя бы приблизиться к неосвещенной жилой коробке. Оба, не сговариваясь, делали вид, будто пятиэтажка успела намозолить им глаза до такой степени, что на нее и смотреть не хочется.