Миллион поцелуев в твоей жизни (ЛП) - Мерфи Моника

К началу нашего второго курса почти у каждой гребаной девчонки, посещавшей Ланкастер, на ногах были Mary Janes, Doc Marten и другие бренды. Забавно, что ни одна из них, носящих эти туфли, не влияет на меня так, как Рен. Казалось бы, невинные туфли и носки для маленьких девочек. Клетчатая юбка, раскрасневшиеся щеки и то, как она всегда прогуливается по кампусу во время обеда или после школы с гребаным леденцом во рту, ее губы сочно-красные от конфет. Я вижу ее с леденцом между губ, и все, что я могу себе представить, это Рен на коленях передо мной. Ее рука обхватывает мой член, когда она направляет его в свой гостеприимный рот, это дерьмовое кольцо, подаренное ей ее драгоценным папочкой, мерцает на свету.

Это то, чего я хочу. Рен на коленях, которая умоляет о моем члене. Плачет из-за этого, когда я отвергаю ее. Потому что в конце концов я отвергну ее. Я не завязываю отношений. Это уязвимость, которая мне не нужна. Я вижу, как мой отец обращался с моими старшими братьями, когда они приводили женщин домой, чтобы познакомиться с семьей.

Грант и его девушка, которая на самом деле работает на него — отец, конечно, приставал к ней. Мой другой брат Финн даже не утруждает себя тем, чтобы привести женщину в семью.

Не то чтобы я мог его винить.

А еще есть моя сестра Шарлотта. Наш отец продал ее тому, кто больше заплатил, и теперь она замужем за человеком, которого даже не знает. Он порядочный парень, но дерьмо.

Я ни за что не позволю своему отцу вмешиваться в мои отношения. Лучший способ избежать этого?

У меня его нет. Я думаю о своем двоюродном брате Уите. Как он был втянут в небольшой скандал на выпускном курсе Ланкастерской подготовительной школы с девушкой, на которой он сейчас собирается жениться. У них даже есть внебрачный ребенок, величайший скандал для Ланкастера. Моя собственная мать называет будущую жену Уита абсолютной дрянью, но это то, что происходит с такой семьей, как моя. Наша репутация опережает нас, и иногда она оказывается запятнанной.

В большинстве случаев так и происходит.

И невеста Уита не дрянь. Она влюблена в него, и никто так не терпит его дерьмо, как Саммер.

Рен подходит ближе, и я выпрямляюсь, пытаясь встретиться с ней взглядом, но, как обычно, она отказывается смотреть на меня. Я почти смеюсь, когда она говорит Малкольму и Эзре "доброе утро".

Она не говорит мне ни единого чертова слова, проходя мимо, входя в здание, не оглядываясь, за ней следуют младшие девочки, которые все до одной бросают на меня взгляды.

В тот момент, когда дверь захлопывается, Эзра снова начинает смеяться, хлопая себя по колену для пущей убедительности.

“Как долго ты пытался привлечь внимание этой девушки, а она все еще игнорирует твою задницу? Сдавайся.”

Вызов — это то, что движет мной, разве они не видят? Неужели они этого не понимают?

“Знаешь, у нее вечеринка”, - говорит Малкольм, когда смех Эзры затихает.

“В честь чего?” — раздраженно спрашиваю я.

“Ее день рождения. Господи.” Малкольм качает головой. “Для человека, который предположительно одержим Рен Бомонт, ты вообще мало что о ней знаешь, не так ли?”

”Я не одержим". Я отталкиваюсь от колонны, подхожу и становлюсь ближе к своим друзьям, нуждаясь в каждой детали. “Когда состоится эта вечеринка?”

До зимних каникул осталось три недели, мы в муках работаем над проектами и готовимся к выпускным экзаменам за наш последний осенний семестр в качестве старшеклассников, и мы уже устали. Я надрываю свою задницу из-за оценок, которые не имеют значения, поскольку у меня нет никаких планов на поступление в колледж после окончания школы. Я вошел в первый из трех трастовых фондов, когда в сентябре мне исполнилось восемнадцать. Кроме того, мои братья хотят, чтобы я работал на них в их фирме по недвижимости. Зачем идти в колледж, когда я могу просто получить лицензию на недвижимость, а затем завоевать мир, продавая роскошные дома или гигантские корпорации? У моих братьев есть как жилые, так и коммерческие подразделения.

Что я бы действительно предпочел, так это путешествовать по миру в течение года или двух после окончания учебы. Вообще никогда не работать. Окунуться в культуру и еду. Пейзаж и историю. В конце концов я смогу вернуться в Нью-Йорк, начать работать над получением лицензии на недвижимость и в конечном итоге присоединиться к бизнесу моих братьев.

У меня есть варианты, несмотря на то, что может подумать старик.

“На самом деле ее день рождения приходится на Рождество, но она упомянула, что устраивает вечеринку послезавтра. День подарков, — говорит Малкольм. “Самый недооцененный праздник, я мог бы добавить”.

“Выдуманный отпуск для британцев, чтобы получить больше свободного времени, если хотите знать мое мнение”, - бормочу я.

“Британский эквивалент Черной пятницы”, - добавляет Эз с усмешкой.

Малкольм бросает нам обоим птицу. “Ну, если он у нее есть, я определенно пойду”.

“Я тоже”, - вмешивается Эз. Я хмурюсь.

“Вы, придурки, были приглашены?”

Малкольм усмехается. "Конечно. Я полагаю, тебя не пригласили?”

Я медленно качаю головой, потирая подбородок. “Она не разговаривает со мной. Она определенно не пригласит меня на свой день рождения.”

"Восемнадцать, и тебя ни разу не целовали". Эзра повышает голос, пытаясь звучать как девчонка, но терпит неудачу. “Ты должен пробраться на вечеринку и прикончить ее, Ланкастер”.

“Если бы только ей так повезло”, - протягиваю я, наслаждаясь его идеей.

Слишком идеально.

“Бомонты чертовски богаты”, - напоминает нам Малкольм.

“Безопасность на этой вечеринке будет на высшем уровне, со всеми этими бесценными произведениями искусства, висящими на их стенах. Кроме того, ее папочка присматривает за ней, как гребаный ястреб. Отсюда и кольцо с обещанием на ее пальце.”

Эзра вздрагивает. “Жутко, если ты спросишь меня. Обещаешь себя папочке? Заставляет меня задуматься, что происходит с этой семьей”.

Я ненавижу то, куда приводят меня мои мысли после комментариев Эзры. Я чертовски надеюсь, что в семье Бомонтов нет ничего странного, или, осмелюсь предположить, кровосмесительного. Я очень сомневаюсь в этом, но я не знаю ни ее, ни ее семью. Я знаю только то, чему я свидетель, и я вижу далеко не так много, как хотелось бы.

“В этой школе было много девочек, носивших кольца обещания, которые им подарили их отцы”, - говорит Малкольм. “Они все копировали Рен. Помнишь? Это была группа девушек из нашего класса и первокурсниц, когда мы были второкурсниками”.

Меня переполняет раздражение. “Эта тенденция умерла медленной, мучительной смертью”.

Почти уверен, что Рен буквально единственная, кто все еще носит кольцо.

“Верно”, - протягивает Малкольм с грязной ухмылкой. “Теперь они все кучка шлюшек, выпрашивающих наши члены”.

Я хихикаю, хотя и не нахожу то, что он сказал, очень забавным. У Малкольма есть такая манера оскорблять женщин, которую я нахожу особенно раздражающей. Да, мы все — кучка женоненавистных придурков, когда тусуемся вместе, но никто из нас не называет девушек шлюхами, как это делает Малкольм.

“Такой унизительный термин”, - говорит Эзра, заставляя нас обоих посмотреть на него. “Мне больше нравятся шлюхи. Шлюшки просто такие… подлые.”

“А шлюхи — нет?” Малкольм смеется.

Мы отклоняемся от намеченного пути. Мне нужно вернуть разговор к Рен.

Милая маленькая птичка, которая боится злого и противного кота с клыками, которым являюсь я.

“Если у нее действительно вечеринка по случаю дня рождения, я хочу получить приглашение”, - говорю я им твердым голосом.

“Мы не можем творить чудеса”, - говорит Эзра, небрежно пожимая плечами. Но какое ему дело? Его уже пригласили. “Может быть, тебе стоит попробовать более мягкий подход к Рен. Будь милым хоть раз, вместо того, чтобы все время выглядеть ослепительным мудаком.”

Увидев ее, я автоматически хмурюсь. Как я могу быть милым, когда все, чего я хочу — это трахнуть ее?