Журнал «Вокруг Света» №10 за 1980 год - Вокруг Света

Теперь, когда Петров понял, что произошло, он молил бога, только бы выдержал двигатель, пока наверху не отожмут станок. Катер медленно зависал над Колымой, захлестывая гранитный монолит водяной струей, и казалось, этому не будет конца. Вдруг Петров с ужасом увидел, как лопнула одна жилка в тросе, лопнула вторая.

Но в это время Николай Емелъянович уперся грудью в бревно, на помощь ему бросился кто-то из рабочих, и тогда тяжелая рама бурстанка нехотя поддалась, выползла из мертвой точки, медленно поползла вверх.

Так начиналось строительство Колымской ГЭС, о которой в «Основных направлениях развития народного хозяйства СССР на 1976—1980 годы» сказано: «…ввести в действие первые агрегаты на Колымской ГЭС».

Всякий раз, приезжая в Синегорье, я видел что-то новое на стройке. В 1977 году совершенной неожиданностью для меня был мост. По давней привычке я вечером вышел на берег Колымы и не поверил своим глазам на бетонных опорах покоились стальные пролеты, и с берега на берег шла техника. Это был мост через пороги. Я вышел на середину моста, мимо меня неслись машины, под ногами клокотала порожистая в этих местах колымская вода.

А в зиму 1965 года, когда только велись изыскания, руководитель работ на разведочной штольне Ермаков записывал в свой дневник.

«1 декабря. Температура упала до шестидесяти ниже нуля. Завтра... Нет, не завтра, а, пожалуй, дней через десяток над порогами по еще слабому льду собирается проехать на своем бульдозере Мулланур Газизуллин, этот упрямый, не согласный ни с какими доводами парень. Сердцем его понимаю, а умом — нет. Никуда он не поедет, опасно. Так ему и сказал. Хотя дорога через пороги необходима нам как воздух. Вертолеты не летают, и буровые работы могут остановиться: нужно новое оборудование, нужна еще одна компрессорная установка.

9 декабря. Сегодня состоялось собрание партийной группы. Внеочередное. И необычное. На нем настоял Газизуллин. Пришли и коммунисты, и беспартийные «Вместе будем решать вопрос!» — так я предупредил Мулланура.

Собрание согласилось с ним разрешило ему пробный рейс над порогами».

Так был открыт путь первым грузам на створ будущей ГЭС.

Сейчас пуск моста тоже ушел в историю, но для одного человека этот мост стал своеобразной жизненной вехой.

Как-то осенью бригадир комсомольско-молодежной бригады Геннадий Ткаченко получил письмо из Крыма. Адрес был незнакомый, но вот почерк... «Неужели, Максим?» — мелькнула мысль. Он вскрыл конверт, быстро пробежал глазами исписанный твердым почерком листок бумаги, улыбнулся чему-то своему — Максим просился обратно в бригаду, просил простить его за мост. Бригадир прочитал письмо, задумался, вспоминая тяжелую и в то же время радостную для всей бригады весну...

В тот день с утра шел мокрый снег. Низкие черные тучи нависали над Синегорьем, но к восьми часам снегопад кончился, в распадок рванул свежий ветерок, над поселком захлопали набитые тугим весенним ветром флаги Первомая. Тучи залохматились, задвигались, и в рваные дыры проглянуло солнце.

Ткаченко, проведший всю ночь на береговой опоре моста, все же решил сперва зайти к Максиму. Поговорить еще раз. Он по себе знал, как нападает иногда хандра, как хочется тогда плюнуть на все и уехать куда-нибудь к теплу, к солнцу

Когда бригадир вошел в общежитие, Максим валялся на неприбранной постели. Рядом стояли упакованные чемоданы.

— Максим...

— Нет! — Того будто сбросило с койки. — Понимаешь ты нет! И не уговаривай. Семь лет электростанции строю, сюда с Вилюя приехал. Понимаешь — устал я! Устал зимой и летом вот это носить, — он запустил пятерню в давно не стриженную бороду, рванул ее. И, как бы успокаиваясь от боли, сказал глухо: — Хватит, зимой слюни морозить, а летом комаров кормить.

Ткаченко поднялся с табурета, посмотрел на чемоданы.

— Только меня к тебе бригада послала. Трудно сейчас на опоре. Очень. Дней через пятнадцать паводок начнется. Каждый человек на счету...

Вспомнив все это, Ткаченко сложил конверт, сунул в карман. Он и сам не понимал, чем же разволновало его это письмо из Крыма.

…Ну и времечко тогда было, особенно для бригадира дорог еще не было, бетона тоже — вот и приходилось крутиться, засиживаясь до ночи в прорабской, планировать работу на следующий день, расставлять людей так, чтобы простоев не было. Одни укладывали Фундамент под котельную, другие лес под площадки валили. Чего греха таить, было и так, что и за глотку хватали: «Заработок давай, бригадир!» А где его взять, когда до начала больших работ еще было, ой, как далеко. Зато, когда вышли они на главное свое дело — на мост, вся шелуха уже отсеялась. Вернее, тогда она и отсеялась.

Геннадий в задумчивости порылся в тумбочке, извлек оттуда старую тетрадь, полистал и остановился на одной из записей:

«29 марта 15 00. Бригада вышла на русловую опору моста. Мороз 40 градусов Сильный ветер. Звено Ивана Кротова приступило к подготовке основания опоры моста для бетона.

1 апреля. В 15.00 затопило котлован. Отказал насос. В 16 часов котлован был откачан. Мужественно вела себя бригада Надежды Горб. Женщинам пришлось вновь в эту страшную холодную погоду мыть тряпками скалу на которую должен лечь первый бетон».

«Тряпками протирали, — говорила мне позже Надежда Горб, — так, чтоб пятнышка не осталось. Вы знаете, раньше я как-то не верила, когда читала, будто ЧП происходят в самый ответственный момент. А в тот день поняла, что жизнь — она еще похлеще, чем в книжках, «придумывает». Ребята зачистили скалу, мы ее вымыли, а тут вдруг вода поднялась, насос отказал. Пока его исправили, вся наша работа насмарку пошла. Откачали котлован и давай опять на скале блеск наводить, а мороз был... Девчата потом удивлялись как мы все это выдержали?! И вы знаете, ну прямо до слез было жалко, когда сделанное вновь и вновь приходилось переделывать. Помню, ребята тогда с ног от усталости валились, но никто домой не ушел, понимали, что именно сейчас решается, быть или не быть мосту».

14 мая в 4 часа ночи пошел бетон в котлован. Резко прибывала вода в реке. А к 18.00 ребята уложили в опору моста последний кубометр бетона

Когда Ткаченко, усталый и не бритый, вместе со своей бригадой сошел на берег, кто-то из ребят стащил с головы защитную каску и с грохотом швырнул ее на землю:

— Все, бригадир, баста, на юг еду, в отпуск!

После многочасовой тряски в автобусе, когда уже не знаешь, куда и ноги деть, особенно приятно пройтись пешком. Я оставил портфель в гостинице и, загребая ногами дорожную пыль, побрел к Колыме. Хотелось как можно скорее увидеть гигантский муравейник котлована, почувствовать лихорадочный ритм огромной по своим масштабам стройки. Но у самой реки, сам не зная почему, свернул направо и пошел к приткнувшимся на берегу рубленым избушкам геологов; меня с ними связывало многое, очень многое...

...Мы сидели за широким, обильно заставленным местными закусками столом и вспоминали наших товарищей, которые ходили в это время маршрутами новых, не нанесенных еще на карты гидроэлектростанций.

— О перекрытии будешь писать? — неожиданно спросил меня кто-то.

Я кивнул утвердительно.

— Брось, старик. Об этом сейчас все газеты пишут. А ты попробуй-ка написать о тех первых, кто пришел на Большие Колымские пороги и многих из которых теперь нет с нами. Ты на могиле Николая Емельяновича был? А лето... то лето помнишь?..

Помню ли я лето 1967 года, когда наш маркшейдер упал в семиметрозый шурф и мне пришлось сплавлять его с переломанными ногами по Колыме в ближайший поселок? Непогодица на Колыме — явление частое и довольно-таки жуткое, но тот августовский снежный буран, что опрокинулся тогда на нас, описать невозможно. Вымокшие до костей, со скрюченными от холода пальцами, мы едва-едва смогли причалить к берегу, на котором приткнулось несколько брезентовых палаток и три бревенчака. Прямо у берега встретил нас немолодой уже человек в брезентовой, выгоревшей на солнце куртке с поднятым капюшоном. Как потом оказалось, начальник экспедиции Николай Емельянович Карпов. Он как-то очень быстро оценил происшедшее, вызвал по рации вертолет. Когда маркшейдера увезли, он критически осмотрел меня — не молод ли? — спросил:

— Сам кто по специальности?

— Взрывник.

— Годится.

— А как же...

— Здесь сейчас люди нужны. Первую на Колыме ГЭС строим.

Юрий Пересунько, наш спец. корр.

Люди на атолле

Густая вуаль дождя почти до последней минуты заслоняла все вокруг. Лишь перед самым приземлением самолет осветило сияющее солнце. Только что омытый тропическим ливнем, остров Понапе предстал передо мной во всем очаровании. Преобладала зелень, клубящаяся, пышная.

Как только открыли люк, в самолет ворвался густой жаркий воздух. Прямо над посадочной полосой вздымается ввысь отвесная скала, венчающая островок Сокеэс. Аэродром на Понапе поражает контрастом между современным реактивным самолетом и аэровокзалом под пальмовой крышей на бамбуковых столбах.