Подпольные мужички. В музыкальном доме - Валерий Тимофеев

Здесь я работаю.

Вечером ухожу и закрываю дверь на ключ.

И вот, с некоторых пор прихожу утром, а в моем кабинете кто-то уже похозяйничал: копались в бумагах, переставляли с места на место книги, играли гвоздями или веревкой, крышку пианино забыли закрыть. Да мало ли чего! Каждый знает – в любом кажущемся беспорядке есть свой порядок. Никто другой так, по-вашему, не сможет все разложить или разбросать.

А самовар! Стоило оставить в нем кипяток, в чайнике заварку, а на столе конфеты или печенье, пиши пропало. Наутро будет пусто. И посуда вымыта. Хотите верьте, хотите нет. Многие уже приходили и проверяли. И все видели эти чудеса. Можете спросить у Кати или у Леси, если мне не верите.

Стали пропадать книги. Главным образом похищали сказки, фантастику или приключения. Брали и словари, и научно-популярные брошюры. Сначала я расстраивался, обнаружив пропажу – я очень люблю книги. Для меня все они – добрые друзья. Скоро выяснилось – книги не пропадали, их кто-то брал на время и всегда возвращал. Как в библиотеке! Если пропадали сказки, несколько дней не было слышно ни разговоров, ни пения. А если пропадали брошюры или словари, дня два, не меньше, мне чудилось – от споров пол подо мной ходуном ходит.

После всего этого и у меня поджилки слегка затряслись. Такое бывает со всеми, кто сталкивается с непонятными явлениями – и с детьми, и со взрослыми. Это вовсе не трусость, нет. Это азарт следователя, который сидит в каждом из нас. Мне жуть как захотелось докопаться до истины. А как до нее докопаться? Честно говоря, я и сам не знал. Но с детства привык никогда не говорить себе – «Ничего не получится.» Если у кого-то получается, то почему у меня не должно? Потому, что я или еще не пробовал сделать это, или не захотел шевелить мозгами.

Итак, я набрал целую гору книг, в которых кто-то что-то постоянно расследует, перерыл подшивки газет и журналов в поисках ответов на возникшие вопросы, но и через месяц усиленного чтения был так же далек от истины, как и в первые дни.

В конце концов я устал от бесплодных поисков. И как-то само собой получилось, – я перестал и думать о загадочном происшествии. Как видите, интерес мой то возгорался, то угасал. И это вполне естественно. У меня очень много работы. Ее надо делать. А когда занят не только важной, но и любимой работой, времени на всякие там отвлечения остается маловато.

Глава 2. Спроста сказано, да не спроста слушано

Дом, в котором я работаю, редко пустует. С раннего утра и до позднего вечера идут в его классах занятия. Здесь есть уроки и доска, есть ученики и учителя. Но это не привычная вам школа. В доме этом учат музыке. Он так и называется: «Дом Музыки «Пионер». Пионер это не тот мальчик в красном галстуке, который всем был примером, а тот, который первый. Так это слово как будто бы переводится. И учатся в нем не только пионеры. Есть и дошколята, и совсем взрослые ребята, которым скоро сдавать экзамены и поступать учиться в технические училища или в разные институты, университеты и консерватории.

При желании здесь можно каждый день слушать хорошее пение или маленькие фортепьянные концерты.

В кабинет мой часто заглядывают гости.

Сегодня пришли две девочки. Я их раньше не знал. Живут они в одном доме, но в разных подъездах, учатся в одном третьем классе и вместе же приезжают на трамвае в Дом Музыки. Скоро будут запросто играть на фортепиано не хуже самых знаменитых артистов. Правда пока они умеют играть только «Собачий вальс», гамму и «Цыганочку», но и это, поверьте, не так уж мало! Ведь учатся они всего лишь в первом классе. Это я про музыкальную школу говорю.

Зовут девочек Катя и Леся. Ну, Катя – всем понятно, имя известное. Была даже царица знаменитая – Екатерина Вторая. Если была вторая, значит и Екатерина Первая была. Вот насчет третьей или четвертой ничего сказать не могу. Ну да не о царицах речь. Леся – имя редкое. Я подумал – какое-то иностранное. Часто бывает, хватаем все подряд чужое, потому что мол наше ужасно плохое. А наше, может, в тысячу раз лучше иностранного. Услышал я слово «Леся» и сразу так и подумал. А оказалось – ничего подобного, все гораздо проще. Зовут ее Люсей, то есть Людой, то есть Людмилой, то есть Милой, то есть Милочкой. Вот такое имя хорошее! Людям мила! Из одного имени сразу куча имен выходит. Как хочешь, так и называйся. Люсю папа зовет Лесей и всех так называть заставляет. Он, видите ли, в книжке прочитал и ему понравилось. Когда Леся была еще Люсей, ее ребята дразнили: Люська – Буська, Люська – Муська. Обидно, будто она котенок или козленок какой, только осталось на веревочку посадить и в поле выпустить траву щипать. А теперь захотят подразнить, скажут: Леська – Песька. Ну и что? И ничего дразнительного нет. Ребята сами видят – имя Леся никак не дразнится, и отступают. Вот как хорошо папа сообразил.

Это все не я придумал. Это мне девочки в первые две минуты нашего знакомства рассказали. А потом сразу спросили:

– Чего это у вас дверь совсем почти нисколько не открывается?

Если бы я сочинил эту историю, я бы не задавал так вопросов. Я бы спросил проще: «Почему у вас дверь плохо открывается?» У меня все, кто первый раз приходят, про эту дверь именно так и спрашивают. Я уже и отвечать устал. Что я – дверной мастер? Или швейцар, который за всеми эти двери открывает-закрывает?

Взрослым скажешь:

– Доски намокли.

Они скажут:

– А-а! – и больше вопросов не задают. А дети! Им хоть сто раз объясняй, все равно не успокоятся, вопросами замучают: а почему, а зачем? И что интересного в отсыревшем полу? Или поговорить больше не о чем? В конце-то концов, сказочник я или не сказочник?

Девочки такие миленькие, носики любопытно вытянуты, в глазах огоньки сияют, и на щеках у одной ямочки, а у другой веснушки густо-густо просыпаны. Одна повыше – это Катя. У нее черные волосы. Но не совсем черные, как у цыганки или монголки, а такие, посветлее, густо-коричневые. Их еще каштановыми называют. Катя худенькая, волосы короткие – со спины на мальчишку так сильно походит. И смелости у нее как у мальчишки – ничего не боится, только: мышей, жуков, червяков, темноты, пьяных, драчунов и так далее. Другая девочка пониже – это Леся. У нее длинные русые волосы – хвостик с бантиком, и гладкое личико с чуть-чуть розовыми щечками. И, хоть девочки внешне очень разные, это не мешает им быть подружками.

Я им хотел как взрослым про этот вредный пол сказать и даже рот открыл, но слова у меня получились совсем другие.

– Да у меня там человечки под полом живут. Ну вы сами знаете, такие подпольные мужички. Раньше они были маленькие, вот такие, – показал я ноготь на мизинце. – Теперь выросли, им тесно стало. Вот они и поднимают пол, подпорки выставляют, как в угольной шахте крепь. Пространство жизненное для себя отвоевывают. Говорят мне – надоело согнувшись жить, спина постоянно болит. Так и сгорбиться насовсем недолго. А я чего? Я и разрешил. Жалко мужичков. Чего они мучаться будут? Пусть хоть у меня во весь рост развернутся, вздохнут свободно.

Говорю, и сам удивляюсь словам своим: чего я несу? Кто-то как бы в спину меня подталкивает – говори, да назад оглядывайся! Какие мужички? Кому сгорбившись ходить? Девочки большие, их на такие штучки не купишь. Сейчас рассмеются мне в лицо и прозовут обманщиком. Как отмываться буду? Дети не церемонятся, что говорят, то и думают. То есть наоборот, что думают, то и говорят. Хорошо же я буду выглядеть!

Они не рассмеялись.

Внимательно меня выслушали, переглянулись, губки поджали, покивали милыми головками и сказали:

– А-а!

– Это мы их, наверное, в хоровом классе видели! – Это Катя.

– Так они от вас убежали?! – А это уже Леся.

Я рот от изумления так и разинул.

– Кто убежал? Кого видели? – спрашиваю. Я же придумал про мужичков! Такой у меня характер, везде про все придумывать. Не может их быть на самом деле! Совсем никак не может!

– Кого, кого, – недовольно говорит Катя. – Развели тут всяких! Сначала они в темноте, в раздевалке по ногам лазают, потом по классам бегают, детей маленьких пугают.

– Совсем обнаглели! – добавила Леся.

– Где лазают? Кто обнаглел? – строго спрашиваю я, все еще надеясь, что девочки выдумывают, и меня моими же играми и разыгрывают.

– Кто – кто! – ворчит нахмуренная Катя и в глаза мне не смотрит, отворачивается. – Да мужички ваши подпольные! Вот кто.

– Мы в класс вошли, свет включили, а они бегом за пианино, и будто и нет их, – торопится высказаться Леся. Она добрее, в ее словах нет Катиной строгости, только детский восторг в каждом сказанном слове. – Ага, а то мы без глаз! А то мы их уже не заметили!

– За пианино? – переспрашиваю.

– Точно, за пианино.

– И много их?

Девочки растерялись.

– А мы не считали.

– Но много… человек несколько!