Системный властелин - Сергей Слюсаренко

– Если работа окажется настолько интересной, как показалось нам, то возможно финансирование по отдельной статье бюджета, – с патетическими нотками в голосе провозгласил Сонг.

– Я не могу гарантировать такой быстроты, но постараюсь заняться этим. – Вежливая улыбка. Конечно, сейчас все брошу и буду ему писать отчеты. Годами мы работали за зарплату, недостаточную, чтобы просто заплатить за проезд до института, а теперь даром отдай, за морковку, подвешенную перед носом.

– И, пожалуйста, напишите отчет на украинском языке, – добавил Сонг. – Я хочу, чтобы с моим появлением наконец был бы наведен порядок с государственным языком. В Украине надо говорить по-украински!

– Конечно, – согласился я, – а в Бельгии – по-бельгийски.

Сонг сделал вид, что не понял моей фразы.

Имея в кармане пятилетний контракт с крупнейшим итальянским университетом, я, естественно, мог себе позволить вступать в дискуссии с новыми институтскими властями. Завтра вечером моя семья улетает в Анкону, где есть работа и где все здешние проблемы становятся далекими и незначительными. Я поеду туда на следующий день на машине, чтобы не беспокоиться там о покупке новой.

Глава вторая

Вечная кутерьма Борисполя уже давно стала родной. Таможенники с прочувствованными взглядами, строгие пограничники, вежливая обслуга аэропорта. Без особых проблем пропустив мою семью за таможенный барьер, офицер очень оживился, увидев на тележке клетку с собакой. Надо сказать, что пес всегда путешествовал с нами и объездил полмира.

– С собакой проблем нет, только у вас документы не международного образца! – с радостью сообщил таможенник, проверив пачку собачьих бумаг.

– Так что делать?

– Значит, так! Вы должны поехать на центральную таможню во Львов и подать заявление на оформление международных документов. Для этого надо представить международный ветеринарный сертификат, родословную, сертификаты о победе на международных выставках, заключение министерства культуры об особой чистоте породы и еще декларацию от международной кинологической ассоциации о выбраковке собаки из национального реестра как некачественной. Вам потом за полчаса в таможне сделают документы. Ну и мыто заплатите.

– А сколько мыто?

– По курсу – пятьдесят юаней.

– А можно тут оформить? За те же деньги? У вас же здесь есть таможня? Самолет через час.

– Ой, я и не знаю, что можно для вас сделать, – сокрушенно покачал головой таможенник. – Сейчас схожу узнаю.

Он вернулся через минуту.

– Идемте со мной.

Я последовал за ним и заметил, как он сжимает и разжимает ладонь. Рука была опущена вдоль тела, как по стойке «смирно». Для интереса я вставил в руку означенную купюру. Рука перестала сжиматься. Таможенник, притормозив, обернулся и сказал:

– Я говорил с начальством – оно готово пойти вам навстречу. Идите прямо на регистрацию.

– А можно в таком случае пройти с семьей – я не лечу, но хотелось бы помочь?

– Конечно, нет проблем.

Но за бюро теперь сидел новый тип. Он проверил все документы и поставил печать на декларации. Я, уже принимая от него документы, проговорил:

– А нас только что ваш коллега уже проверил, сказал, что все нормально...

– Какой коллега? Я только заступил на вахту, до этого вообще никого не пропускали.

Ясно, снова на кидалу напоролся.

После регистрации багажа, заплатив еще два раза таким же образом – сначала налог на провоз собаки (шустрая тетка, не открывая рта, прощебетала: «Сто с квитанцией, пятьдесят – без») и десятку грузчику за то, чтобы клетка не перевернулась по пути до самолета, я наконец оставил семью у эскалатора, увозящего пассажиров во чрево аэропорта на паспортный контроль. Потом пришлось вернуться и ловить по залу дочку, устроившую прятки с детьми, летящими в Тель-Авив, а потом успокаивать ее и обещать, что скоро приеду. Ну, все! Завтра утром решу оставшиеся формальности в институте и вперед – пробег по Европе.

По пути из Борисполя домой, слушая в пол-уха новости, я уловил тревожные нотки в сообщении:

– Турция представила на рассмотрение Совета Безопасности проект резолюции о возвращении Севастополя в соответствии с Парижским договором 1858 года, заключенным в связи с окончанием русско-турецкой войны.

А ведь так и есть, Севастополь, согласно этому договору, или российский, или турецкий, третьего не дано. Интересно, это как всегда – треп журналистов? Кому он нужен – город былой славы флота? Да и флота того уже давно никто не видел. Продали тем же китайцам на металлолом...

Вечером зашел попрощаться Миша. С собой принес бутылку на посошок и пакет для пересылки из Италии в Штаты, с материалами якобы своей последней научной работы. Там было два документа Наркомвнудел, подписанных Лаврентием Берией, и нагрудный знак времен гражданской войны «За отличную рубку» для срочной продажи на Ебее. Как всегда, разговора на больные темы Миша избегал, и мы просто смотрели кино по телевизору. Миша время от времени проверял ход торгов на аукционе и жаловался на Кошкиса. В общем, обычный, спокойный вечер.

Глава третья

Утром на институтской проходной охранник меня встретил словами:

– Вас ожидают в приемной прохвесор Свонг.

– Наверное, Сонг?

– А бис його знает, чи воно Свонг, чи Сонг... – Он был явно недоволен новым начальством. – Понапрыйизжалы тут... Вот собаки им заважалы...

Вахтер тяжко вздохнул и пошел разгонять от въезда собак. Охрана любила институтских собак. Много лет назад сучка Найда стала родоначальницей своры и новой традиции института. Сейчас их было полтора десятка добрых и верных псов. Они свободно и праздно болтались по корпусу, никогда не входя в лаборатории и кабинеты. Незлобивые сотрудники института всегда приносили псам поесть и строго следили, чтобы их никто не обижал. А теперь собакам запретили вход на территорию института.

В приемной новая секретарша, черноволосая и узкоглазая, которую раньше никто не видел, сообщила, что я могу оставить отчет, обещанный к сегодняшнему утру, у нее на столе и что профессор Сонг занят. Естественно, я вежливо объяснил ей, что никакого отчета не обещал, не принес и принесу не скоро, что, мол, уезжаю и прошу оформить командировку. Та без возражений дала мне бланк и потом, уже заполненный мною, положила в папку с золотым тиснением «НА ПОДПИС». Мягкий знак был вымаран шариковой ручкой для придания надписи нерусского вида.

Когда в обед я пошел выпить традиционный кофе в кафе «Молочное», двое молодчиков в униформе с лотосом на рукавах остановили меня и потребовали пропуск.

– На каком основании?

– С сегодняшнего дня Академия наук не имеет возможности оплачивать вашу работу.

Можно подумать, что она мне когда-нибудь действительно платила. Ну, на бензин в принципе хватало.

На мой звонок в приемную ответила все та же луноликая:

– Мне очень жаль, но профессор Сонг просил сообщить вам, что в данный момент он недоступен. Он занят составлением рекомендательного письма вам, с наивысшими оценками.

– Извините, – обратился я к ней опять, – вы лично увидитесь с профессором Сонгом?

– Конечно, каждое утро и вечер мы все получаем инструкции!

– Так вот, будьте так добры, передайте профессору Сонгу, чтобы он, по окончании работы над рекомендательным письмом, – меня уже вдохновенно несло, – засунул его себе в зад!

Никакого пропуска я никому, естественно, не отдал, но войти в институт еще раз мне не удалось...

Подъезжая к дому, я почувствовал, что сюрпризы на сегодня не закончились. У подъезда – полицейский автомобиль «Дэйву», распахнутая дверь квартиры...

Я такое видел только в кино. Обыск. На лестничной площадке стояли несколько человек в знакомой униформе с лотосами, толстая тетка, наверное, понятая, алкаш из соседнего двора с котом на плече (верный признак запоя), тоже понятой, и бухгалтерша из жэка, надменно и победно взирающая на меня. Формально это был поиск служебной документации, не возвращенной в институт после увольнения. Погром закончился конфискацией загранпаспорта. А что делать завтра?

В вечерних новостях сообщили, что Совет Безопасности не принял резолюцию о возвращении Севастополя, однако претензии Турции счел законными и требующими немедленного разрешения.

Они следят за мной постоянно, день за днем, то там, то здесь взгляд выхватывает внимательное узкоглазое лицо. Топтун немедленно отводит глаза, думая, что я не замечу слежку. Они совершенно уверены, что белый человек не может различить лица китайцев, и поэтому не удосуживаются послать достаточное число агентов. Неужели они и в самом деле решили, что я обладаю стратегическими данными? Да наплевать мне на них – пусть ходят.

На Майдане стояли люди, что-то нечленораздельно скандируя. Судя по транспарантам «Руки прочь от города украинской морской славы» и «Ганьба туркам!», это была демонстрация против претензий Стамбула. Несмотря на то что внешне в мире все оставалось спокойно, и Турция никак не реагировала ни на постановление Совбеза ООН, ни на ноты Украины, в воздухе над Майданом витала международная напряженность.