Забвение - Аскольд Засыпкин

Пономарёвы на сенокос вышли всей семьёй. Василий Андреевич – глава фамилии был доволен. Сыновья подросли, стали надёжной подмогой. Старший – Пётр неделю назад двадцать первый годок разменял, женить его пора, и невесту хорошую он себе облюбовал. Всё бы хорошо, да с Японией чего-то незамирились. Кабы чего худого не вышло. У Петра и возраст призывной подоспел. Неладно как-то получается. Ну, Бог даст, всё образуется, рассуждал Василий Андреевич.

Возле стола, сколоченного из струганных досок, что стоял неподалёку от шалаша, хлопотала девушка-подросток. Она ловко накрыла на нем немудрёный завтрак: оставшаяся после ужина пшённая каша в котелке, разогретая на костре, крупно нарезанные ломти чёрного хлеба, холодный квас в кружках.

– Февроньюшка, у тебя всё готово? – подходя к столу, спросил отец.

– Да, тятенька, только мальчишек нет, закупались, верно. По тропинке от речки один за другим к шалашу бежали подростки невысокого роста, но крепко сложенные. Впереди Пётр, за ним Фёдор, Никита, замыкал цепочку младший Степан.

– Поспешайте, пора за косы браться, а то солнце скоро покажется, – пожурил их отец.

Когда вышли на свою делянку, уже рассвело.

– С Богом, – промолвил Василий Андреевич, перекрестился и первым начал покос. Ручку прошли дружно. Скошенная трава, влажная от утренней росы, послушно ложилась на землю пышными валками, распространяя запах разноцветья.

– Благодать-то какая! – прошептал Василий Андреевич и начал второй заход без отдыха.

Работали жадно, рубашки уже взмокли под палящим солнцем, спина и руки занемели с непривычки, когда отец подал команду:

– Шабаш, передохнём

Лёжа на траве в тени шалаша, не хотелось даже шевелиться. Вскоре сестра позвала всех к столу. Ели молча, неспеша, поочерёдно, вслед за отцом опуская деревянные ложки в котелок с наваристым борщом. Василий Андреевич изредка давал короткие наставления.

Махать косой становилось всё тяжелей и тяжелей. Казалось, день никогда не закончится. Жара уже спала, на землю легла длинная тень от кустарников, потемнела трава, кузнечики перестали трещать, когда наконец прозвучал голос отца:

– На сегодня хватит.

Братья разом уронили косы и пали на мягкие валки сена. И так изо дня в день – спешили, пока хорошая погода.

Скошенная в первые дни трава уже подсохла, пора убирать в копны. Пересохнет, плохое сено будет. А потому решили до полудня косить, после полудня – копнить.

– Уже неделя минула, как мы на покосе, харчи закончились. Февроньюшка со Степаном в село пусть сполькают. Матери по хозяйству что помогут да продуктов притащат. Ещё неделю надо, раньше не управимся, – так порешил Василий Андреевич.

Вечером, как обычно искупавшись в речке, младшие братья побежали к шалашу. Пётр ещё долго плавал, остужая тело, разогретое за день. Неподалёку, за большим кустом ивы он услышал девичий голос. Девушка тихо, с грустью напевала песню:

Большая речка – говорунья,С водой прозрачной от ключа.Скажи мне, как своей подружке,Я полюбила, какая ждёт меня судьба?Большая речка, синеокая.Раскрой печаль свою, я никому не расскажу.Почему в лугах с цветами – одинокая –Спешишь к седому Иртышу?

«Это же Аннушка, это её голос! – обрадовался Пётр. Сердце его часто застучало. Он тихо вышел из воды, оделся и осторожно приблизился к кусту. Анна сидела на траве, поджав босые ноги. Ему захотелось подойти к ней, обнять, прижать к своей груди, поцеловать. – А вдруг кто увидит, – с горечью подумал он. – Скажут тятеньке, а он строгих правил. Привержен старой вере. Двумя перстами молится и нам велит. Рассердится, сочтёт поступок мой не ко времени, грехом большим, накажет. Лучше не гневить».

Голос Анны то затихал, то вновь нарастал. Пётр, вспомнил, как на масленицу прошлой весной катались они с Анной с горки на санках. Горку строили с парнями сообща. Снега в ту зиму было много, горка получилась на славу. Начинали от Большой улицы, тянули, пересекая Верхнюю, дальше – по склону проулка до самой речки. Старики поначалу затею эту не одобряли, мешать, мол, будет заездам на конных упряжках по Большой. Но получилось, как надо, все были довольны. Санки Пётр мастерил сам, с железными полозьями, чтобы хорошо скользили по укатанной дорожке и не съезжали в стороны при поворотах. Парни соревновались у кого санки изящнее и скользят лучше. Озорники во время спуска стремились помешать сопернику, вырваться вперёд, делая наезды. Образовывалась свалка, пространство наполнялось хохотом и визгом девчат.

Катались парами, группами и в одиночку. Парень мог любезно пригласить приглянувшуюся ему девушку к себе на санки, это не возбранялось. А если девушка отказывала, обиды не возникало. Так было принято.

Высокая, стройная, в белом платке с ярко-красными цветами Анна Гольская выделялась среди остальных девушек. Многие парни села Большеречье стремились привлечь её внимание. Вот и сейчас наперебой приглашали в свои санки. Но Анна ждала приглашения одного. Он был люб ей с самого детства. Они жили почти по соседству, на одной улице. Детьми часто играли в одни игры, а когда подросли, стали стесняться друг друга, реже видеться. При встречах, помимо воли, Анна опускала большие серо-голубые глаза. Пётр, всегда бывший застенчивым, только улыбался, молча проходил мимо. Анна каждый раз негодовала из-за невнимания к ней. И только украдкой успевала глянуть на него, на его кудрявую шевелюру, стройную фигуру и добрые глаза.

В толпе, у горки глаза их встретились. Анна не опускала свои, чего-то ждала. Пётр стремительно, опасаясь, что его опередят, подошёл к ней и пригласил прокатиться на его санках. Анна, вспыхнув румянцем, подала ему руку. Санки быстро мчали их к речке, а им не хотелось быстро. Им не хотелось больше расставаться, они долго ждали этой минуты.

От речки шли вместе. Пётр мучился, не решаясь вымолвить то, о чём мечтал уже давно. Анна почувствовала его волнение, тихо спросила:

– Ты хочешь мне что-то сказать? Говори.

У Петра будто сняли предохранитель. Он схватил обе руки Анны и, глядя ей прямо в широко распахнутые глаза, выпалил:

– Выходи за меня замуж!

Анна хотела услышать эти слова, а услышав, смутилась. На лице вспыхнул яркий румянец, ей вдруг стало жарко. Пётр крепко сжимал её руки, будто боялся, что она исчезнет. Но Анна была рядом и никуда не хотела уходить. Только немного успокоившись, она спросила:

– А как наши родители?

– А ты сама-то как? – с нетерпением выпалил Пётр.

Анна спокойно посмотрела в его глаза и решительно ответила:

– Я согласная.

Пётр обнял её за талию и начал кружиться от радости.

– Обожди, – сказала Анна. – Как решат наши родители.

– Я буду просить тятеньку, он согласится, – горячился Пётр. Катания на санках закончились. Все устремились на Большую улицу, там начались конные состязания.

Русские рысаки, запряжённые в лёгкие двухколёсные тележки, парами вихрем неслись по улице к финишу, стремясь опередить друг друга. Морозный воздух обжигал лица наездников, управляющих лошадьми. Шапки и усы их покрывались инеем, слёзы застывали на щеках, но они не замечали этого. У них было одно, только одно желание – прийти к финишу первым. За победу полагалась хорошая награда.

Возбуждённая толпа болельщиков с криком бежала по обочинам улицы, поддерживая своих любимцев.

Анна и Пётр не задержались здесь. Хотелось уединиться, побыть только вдвоем. Они вернулись на свою тихую улицу и неспеша побрели по ней. Им нужно было многое сказать друг другу, но они молчали. Впервые они были одни так близко.

Не заметили, как подошли к избе Гольских. Пётр попытался задержать Анну, но она, смущённая, быстро скрылась за дворовыми постройками, помахав ему издали рукой.

С весной началась извечная крестьянская работа: пахота, посевная, огороды и много, много ещё чего – не до гуляний. С масленичной поры они не виделись.

А сейчас от волнения в руках Петра хрустнула веточка. Анна почувствовала присутствие постороннего, вскочила на ноги. Увидев Петра, улыбаясь, спросила:

– Ты что здесь делаешь? Испугал!

– А ты как тут оказалась, – с не меньшим любопытством произнес Пётр.

– Принесла продукты тятеньке, – охотно ответила девушка и вспыхнула. Ей хотелось сказать Петру, как она мечтала всё это время увидеть его. Как уговаривала мать отпустить её на покос. Но это разве скажешь парню, не положено! Но Пётр без слов все понял, он был бесконечно рад и благодарил Господа Бога за встречу.

Он смущенно начал говорить о том, что отец согласен на их женитьбу, но нужно подождать до осени, сейчас не время. Анна и сама знала, так издавна было заведено. Улыбаясь, быстро поцеловала Петра в щёку и побежала в сторону своего шалаша. Пётр услышал её удаляющийся звонкий смех.

Возле шалаша у костра находился только отец. Вот кстати, можно поговорить о женитьбе! Отец выслушал его внимательно, лишь добавил: