Э клана Мишильер - Макс Мах

противоречие, но на замковой кухне работали весьма опытные и уж тем более изобретательные люди. В результате, — и разумеется, не без помощи магии, — уже через четверть часа Габи получила чашечку замечательного куриного бульона и два крошечных слоеных пирожка с мясом. На десерт ей предложили воздушное пирожное со взбитыми сливками запредельной жирности, а запивать все это великолепие ей пришлось сильно разбавленным красным вином, в котором мед, специи и настойка шиповника компенсировали нехватку алкоголя. Вот после всего этого она и заснула. Положила голову на подушку и тут же отключилась, чтобы проснуться на утро в гораздо лучшем состоянии, чем накануне. У неё даже настроение поднялось, и подумалось, что надо бы поблагодарить Зандера, потому что его снадобья, и в самом деле, действовали и при том действовали отлично.

Однако, и то верно, что признаки выздоровления — это ещё отнюдь не само выздоровление. Эдак можно до самой смерти выздоравливать и выздоравливать, а потом взять и помереть, так окончательно и не выздоровев. А значит, нужно не только хотеть, необходимо мочь, то есть, опять-таки, как и прежде, трудиться изо всех сил, вложившись в процесс выздоровления по полной, как в дело всей своей жизни, тем более, что так оно и есть.

Увы, но грустные мысли навещали её чаще, чем хотелось бы. И лишь легкий налет приобретенного при Дворе цинизма помогал держаться на плаву. Цинизм и неведомо откуда взявшаяся у «слободской дворняжки» гордость кланника. Эти два чувства или, вернее, настроения заставляли Габи вставать с постели по утрам и проживать наступивший день, как положено, а не как можется. Держать на лице маску холодноватого высокомерия и демонстрировать Городу и Миру образ «успешно выздоравливающей» после ранения коннетабля клана Мишильер. Однако, в действительности, дела её обстояли отнюдь не так хорошо, как она пыталась представить окружающим. Все, что ещё недавно давалось ей легко и, по видимости, просто, теперь требовало от Габи невероятной концентрации внимания и воли, а ещё — тяжёлого мучительного труда. Тренировки, без которых она не могла вернуть себе необходимую в её положении форму, отнимали у неё гораздо больше времени и сил, чем всего лишь пару недель назад, и успехи были, по правде сказать, не так, чтобы впечатляющие. Восстановление шло медленно и трудно, и не было рядом с ней Золотого человека, чтобы помочь и унять боль. И все-таки она не сдавалась, продолжая упорно катить в гору одолженный у Сизифа камень судьбы.

Три-четыре часа сна, тренировки до изнеможения, седьмого пота и прокушенных от напряжения губ, до головной боли, до крови, текущей из носа и выступающей, по временам, в уголках глаз. Светская жизнь, которая свелась, впрочем, к приему посетителей, непременно желающих лично засвидетельствовать княгине свое почтение или дружбу, а то и любовь. Во всяком случае, некоторые намекали в разговорах именно на это чувство. Хотя верилось с трудом. Но люди, — какие бы цели они на самом деле не преследовали, — явно старались. Говорили комплименты, интересовались здоровьем, предлагали свою помощь. Редким ли снадобьем или каким-то древним заговором, помощью знакомого целителя или ещё чем. Приносили цветы и экзотические фрукты, шоколад и вино «из личных запасов». И всех их Габи вынуждена была принимать, а это означало необходимость хорошо выглядеть и держать лицо. Говорить не то, что думаешь, а то, что должно. Следить не только за словами, но и за взглядами, движениями лицевых мышц и дыханием случайных и неслучайных собеседников. Огромное, ни на мгновение, не оставляющее напряжение: сегодня, как вчера, и завтра точно так же, как сегодня. И так день за днем, минута за минутой, вздох за выдохом и выдох за вздохом. Но, если и этого мало, у неё снова стали болеть мышцы. Крутило суставы, ныли кости и кружилась голова. Ухудшился аппетит, и желчь то и дело подступала к горлу, готовая — дай ей только волю, — двинуться дальше. И ведь не объявишь себя больной, не останешься в постели, никому не пожалуешься, не всплакнешь и не разрыдаешься на чужом плече. Э клана Мишильер никогда не болеет, не устает и не печалиться. Не отступает перед трудностями и не показывает слабости. Никогда, нигде и ни в чем.

***

Наверное, прежде, чем начинать пробовать такое, ей следовало посоветоваться с братом. Но недаром говорится, что желание порой пуще неволи. Тем более, что Триса, как назло, не было дома, — он просто не успел вернуться в палаццо Коро «после очередного вчерашнего», — а идея, пришедшая ей в голову во сне, показалась Габи настолько заманчивой, что она решила взяться за дело, не откладывая. Итак, если верить внутренним часам, на дворе, то есть за стенами палаццо, только-только рассвело. Со сном, как, впрочем, и со всем остальным, что касалось здоровья, дела у Габи по-прежнему обстояли хуже некуда. Она все ещё болела, и, хотя все время ощущала слабость и желание прилечь, ночами все равно спала плохо и мало. Просыпалась рано и маялась, придумывая, чем бы таким заняться, только чтобы перестать думать о своей хвори. Но ей, если честно, пока было трудно даже читать, — глаза быстро уставали, — не то, чтобы бежать куда-нибудь, прыгать где-нибудь или ещё что-нибудь в том же роде. А вот для того, чтобы попробовать разобраться с тем, что и как происходит в её разгромленном организме, — вернее, в том, как он устроен в общем виде, — можно было, даже не вставая из кресла. Так что, подавив снедавшее её нетерпение, — а ей ужас как хотелось приступить уже к делу, — для начала и, увы, не без помощи камеристки, Габи умылась, оделась и вообще привела себя в порядок. Затем позавтракала, остановившись на твороге с медом и свежеиспеченным багетом по-деревенски, и, уговорив — не бесплатно, разумеется, — свою горничную Шанталь «помочь ей в одном крайне важном деле», села наконец в кресло и принялась за только что пришедшее ей на ум колдовство.

— Раздевайся и становись вот здесь, — указала она девушке на ковер метрах в двух перед собой.

— Совсем? — переспросила Шанталь, она была несколько дезориентирована, но держалась молодцом. — Донага?

— Донага, — подтвердила Габи.

— Мы будем?.. — чуть покраснела тогда горничная.

— И не надейся! — отрезала Габи, которой от Шанталь ничего подобного не требовалось, принцессы хватило «за глаза и за уши». — Просто разденься, пожалуйста, донага, встань вот там, повернись ко мне лицом и стой молча. Устанешь стоять, скажи, но до тех пор просто стой и молчи!

Смущенная девушка, неуверенно кивнула, поспешно разделась и встала там, куда ей указали. Она была на пару лет старше Габи и,