Искупление невинности - Юрий Токранов

Часть пятая (1—11.03.96)

Задержки не случилось: эскадронуже к утру рысил за мною в ставку,бесцеремонно вспарывая давкудорожную. На тракт со всех сторонстекались толпы беженцев уныло.От раненых, бредущих на поправку,я узнавал подробности: уронбыл нанесён значительный. Томилатень неопределенности. Как знать:давно уж, может, бита наша рать.И всё ж таки успели. Чин штабноймне указал позиции, и наши,занявшись лошадьми, оружьем, кашей,обувкой, камуфляжем, до ночнойпоследней стражи провозились. Я,не вмешиваясь, лишь назнача старших,перекусив горбушкою ржаной,направился по лагерю. Друзья,возможно, где-то здесь же были, новернулся через час ни с чем: темно.Добравшись до шатра, зашёл, прилёги, запахнувшись в мех плаща, усталоотдался немоте бредовой: скалы,маяк, огонь в тумане, – но не смогнащупать суть. Спеша за петухами,взыграли барабаны, и насталапора побудки армии. Востокнегромко багровел. Не затихая,гремели хрипло глотки горнов. Ночьс тоской строевика тянулась прочь.Пришёл пакет от брата. В письмецетот сообщал, что отправляет роту,составленную наспех из народаобширных наших вотчин, а в концетемнел намёк, что сам ещё не скороприбудет мне на помощь: орды сбродазалётного – наглец на наглеце —болтались по феодам и разоромгрозили. Только твердая руканапасть сию могла унять пока.Итак, команда поручалась мне.Немедля, привыкая к новой роли,я в штаб погнал посыльного (уж колидосталось что, так отвечай вполне)узнать о пропозициях, о слухах,забрать приказы, получить паролии прочее. А сам на скакунепоехал к маркитану: право, сухово фляге оказалось, – капель пятьотнюдь не помешало бы принять.Затарясь и залив пожар внутри,поднялся на пологий взгорок, местностьжелая обозреть. Вдоль леса теснолепился лагерь, где-то мили трив длину имея. Север был открыт:сплошной простор, раздолье, неизвестностьи… неприятель. Можно было прибольшом стараньи высмотреть: расшитвесь горизонт дымами – это враграскинул генеральный свой бивак.(Продолжение следует).

Переводы с английского

Дж. Г. Байрон: «Даме, которая спросила, почему я весной уезжаю из Англии»

Когда закрылись двери рая,Адам, прокляв свой горький рок,во тьме от страха обмирая,обратно рвался за порог.И лишь пройдя сквозь дни и страны,учась любить, терять, страдать,сумел в заботах и стараньяхзабыть былую благодать.Вот также я: когда ты рядом,терзаюсь, мучаюсь, грущу,в случайных окликах и взглядахнадежды тщетные ищу.И вот – бегу родного края,скрываюсь в чуждом мне краю.Невмоготу бродить у раябез права проживать в раю

У. Г. Дейвис: «Досуг» (Leisure)

Да как ты жил, раз из-за делнаш мир совсем не разглядел?Ты не успел на луг взглянуть,от зноя прячась где-нибудь?Ты не сумел в лесной тенизаметить беличьей возни?Ты не видал, как ясным днёмречная гладь горит огнём?Ты не успел, свершая путь,девчонке встречной подмигнуть?Ты не сумел поймать в ответеё улыбки милый свет?Ты и не жил, коль из-за делнаш мир совсем не разглядел.

Т. Харди: «Ночь в ноябре» (A night in november)

И опять погода – дрянь.Вновь стекло дрожит в окне.И под ветра злую браньбредит вечер в полусне.Рощи голые скорбятпо угасшей красоте.Листья в комнату летят,догорают в темноте.Лёгкий лист влетел, застыл,руку тронув в тишине.И я понял: это тыпогрустить пришла ко мне.

Т. Харди: «Вещий дрозд» (The darkling thrush)

(31 декабря 1900)

Деревья призрачно стоят.Мороз угрюм и сед.Скупого дня слабеет взглядпод вьюги снежный бред.Чернеют росчерки ветвей,как струны мёртвых слов.А люди плачут у огнейпечальных очагов.Свинцовый саван высотыи ветра скорбный стон.Столетья труп уже остыли в вечность погребён.Умокло в чёрной мрачной мглебиенье бытия.И жизнь угасла на земле.И угасаю я.Но голос вдруг в ветвях возникиз немоты ночной.Прозрачный, чистый, как родник,он покачнул покой.Мятежный дрозд:и слаб, и мал,не видный никому, —счастливой песней разорвалгустеющую тьму.Он исcтупленно, страстно пел.Он пел, а мир вокругсветлел, казалось, и теплел.И я подумал вдруг,что эта песня, как ответна безнадёжность тьмы,что близок радостный рассвет,которым грезим мы.

Дж. Мейсфилд: «Сквозь притон» (Hell’s pavement)

Когда придём мы в Ливерпуль,тогда возьму расчёт.И с корабля навеки сбегу.Найду красотку да женюсь.Жизнь тихо потечёт.Осяду где-нибудь на берегу.И никому на новый рейс меня не соблазнить.Терпеть не могу акульих рыл,хочу ещё пожить.Я лучше ферму заведуиль буду камень бить.А-то, друзья, открою кабачок.Чёрт возьми!Но вот пришли мы в Ливерпуль.Швартовы я отдал.Закончен рейс. Прошли досмотр. И – в порт.Я кучу денег получил,хотя расчёт не взял,а пошёл и напился, как чёрт.Сто грамм – с одной, сто грамм – с другой,а третью – да! – в постель.Неделю пил и всё спустили снова сел на мель.Добрался еле на корабль.В свою забился щель.А завтра – снова в океан.Чёрт возьми!

Дневник, которого не было

Как-то, помню, в Киргизии

Как-то, помню, в Киргизиивот также шел по облаку,а может, по карнизугоры.Куда-то в тартарарылетели обломки скал.Ветер избокуизбивал, толкал на край,рвалкатушку из-за спины.Внизу же,под крутизной глубинывился, ущельем сужен,Аксай.

Станция конечная

***31 августа 1980-го

AmСтанция конечная, поезд остановлен.A                             DmВесело толпится в тамбурах народ.Dm                              AmВот мы и приехали, вот мы снова дома!Am                   E                  AmИ, быть может, встретимся, если повезёт.Сходят на платформу с бородами детки,хрупкие девчонки в огромных сапогах.Молотки, штормовки, компаса, планшеткии гора щебёнки в тяжелых рюкзаках.Хелло, цивилизация! Здравствуй, милый город,здравствуй, милый Мазерлэнд, прости, что не побрит!Бриться было некогда на лесных просторах,просто было некогда, да что там говорить.Завтра сбрею бороду, закурю цивильнуюи с таёжной страстностью окунусь в комфорт.Масса информации – здравствуй, телевиденье,и влюбиться надо бы, если повезёт.И влюблюсь со временем в самую красивую.Но пока не разожгли мне в душе пожар,жаждут со мной встретиться и театр, и синема,жаждут со мной встретиться и ресторан, и бар.Кабаки высотные, каблуки высокие.Симпатичный дипломат – вместо рюкзака.Сессии, депрессии, знания глубокие.Не всегда, конечно, а только до звонка.А пока до скорого! А пока прощаемся.Мне на электричку, а вам на самолёт.До свиданья, девочки, до свиданья, мальчики!Мы ещё увидимся, если повезёт.

А в то время альпийская складчатость…

***30 декабря 1980-го

Эй, брахиоподы, эй, цефалоподы,уносите ноги подобру.Коль вы ротозеи – окажетесь в музее:роются геологи в Юру.А в то время старуха дефляцияразрушает лагунную фацию,

Конец ознакомительного фрагмента.