Ястреб с холмов - Роберт Говард

Гордон знал: за выступом скалы, который он сейчас обогнет, начнется извилистая горная тропа. Прежде, чем тропа выведет его из ущелья, он окажется за пределами земель оракзаи. У него не было причин ожидать встречи с кем-нибудь из преследователей. Поэтому американец весьма удивился, когда сразу же за гранитным выступом нос к носу столкнулся с высоким человеком, который непринужденно привалился к скале.

Это не мешало ему целиться из пистолета прямо в грудь Гордону.

Американец остановился. От его солнечного сплетения до кончика ствола было не больше двенадцати футов. Чуть поотдаль стоял кабульский жеребец, покрытый великолепной попоной.

— Али-Багатур! — пробормотал Гордон и прищурился, словно хотел скрыть горящую в глазах ярость.

— Он самый, клянусь Аллахом!

Али-Багатур выглядел столь же роскошно, как и его жеребец. Сапоги были расшиты золотой нитью, полосатый халат подпоясан цветастым кушаком, картину завершал тюрбан из великолепного розового шелка. Лицо, чуть менее смуглое, чем у Гордона, худое, с орлиным носом, было бы по-своему красиво, если бы не злобная усмешка, кривившая губы, и жестокое торжество в глазах.

— Я не ошибся, Аль-Борак. Я не побежал за тобой в ущелье, хотя других ты смог обмануть. Они бежали со всех ног и ревели, подобно буйволам, завидевшим корову. Но я не стал уподобляться этим глупцам, потому что знал: зачем тебе бежать вниз, чтобы попасться в ловушку? И еще я знал: ты опередишь всех и тотчас полезешь вверх по утесу, хотя до сих пор никому еще не удавалось по ней забраться. Но я был уверен, что ты — заберешься, хотя даже Шайтан не мог бы подняться по этим отвесным обрывам! Я галопом поскакал назад по долине, туда, где в миле к северу от нашего лагеря начинается другое ущелье, идущее на запад. Я не сомневался, что ты знаешь об этом. Жеребец у меня быстрый! Я знал, что только здесь ты можешь добраться до этой тропы. Но, прискакав сюда, я не увидел твоих следов в пыли и понял, что ты еще здесь не проходил. Едва остановившись, я услышал камнепад, тотчас спешился и стал ожидать твоего появления! Ведь только через эту расщелину ты мог выйти к этой тропе!

— Ты пришел один, — сказал Гордон, с презрением глядя на оракзаи. — В тебе больше храбрости, чем я думал.

— Я знал, что у тебя нет пистолетов, — ответил Али-Багатур. — Ты расстрелял все патроны, а потом выбросил их и, выхватив нож, стал пробиваться сквозь ряды наших воинов. Что же до храбрости… Что толку в храбрости, если Аллах обделил тебя умом, и ты не видишь дальше собственного носа?

— Ты хорошо говоришь, — пробормотал Гордон. Да уж, что правда, то правда… Он попался, как последний дурак. Без пистолетов, без сабли, с одним ножом… Стоит ему шелохнуться, и Али-Багатур, не долго думая, спустит курок.

Впрочем, пока американец стоял смирно, и его противник не спешил стрелять.

— Мой брат Афдаль-хан похвалит меня, когда я принесу ему твою голову! — сообщил он. Тщеславие у большинства уроженцев Востока в крови, и изобретенные ими жестокие пытки — лишь извращенный и отвратительный способ покуражиться над недругом. Гордон уже понял, что Али-Багатура погубят именно бахвальство и самоуверенность. Оракзаи мог просто спрятаться за скалой и пристрелить американца, едва он вышел из расщелины — вместо того чтобы кичиться своей смекалкой.

— Почему Афдаль-хан пригласил нас на праздник и перебил моих друзей? — спросил Гордон. — Между нашими племенами уже много лет мир.

Али-Багатур высокомерно хмыкнул.

— Мой брат хочет подняться выше. А твои друзья встали у него на пути, сами того не ведая, как дерево, что растет на горной тропе и мешает караванам. И мой брат придумал, как извести вождей африди, а своих людей не погубить. Воистину, безумен тот, кто предупреждает, прежде чем нанести удар.

— И проклят тот, кто предает дружбу! — отрезал Гордон.

— Мы не были друзьями, — возразил Али. — Люди из Куррама были безумцами и глупцами, как и ты!

Себя Али-Багатур не причислял ни к глупцам, ни к безумцам, и прекрасно понимал, что уже давно должен выстрелить, но не мог остановиться. Он хотел подольше насладиться триумфом. Прославленный Аль-Борак, первый клинок Востока, стоит перед ним, под дулом его пистолета, его жизнь во власти Али-Багатура из племени оракзаи, и стоит ему, Али-Багатуру, спустить курок… Он уже заметил неуловимую напряженность, которая вдруг появилась в позе Гордона, и знал, что недобрые огоньки в его глазах — не просто отблески солнца. Оракзаи ощутил под ложечкой неприятный холодок. Гордон не зря получил прозвище Аль-Борак — «Стремительный». Но ни один человек не способен двигаться быстрее пули, выпущенной из пистолета. Воображение уже рисовало Али-Багатуру картину, достойно венчающую его победу: чуть заметное движение Аль-Борака — и его палец нажимает спусковой крючок.

Словно собираясь что-то сказать, Гордон приоткрыл рот, но тут же передумал. Али-Багатур подобрался. Это было явно неспроста. А когда Гордон стрельнул глазами куда-то в сторону, потом украдкой взглянул на афганца, потом снова посмотрел ему через плечо, все стало понятно — вернее, почти все. Гордон заметил нечто важное и теперь пытался незаметно разглядеть это получше. И очень хочет, чтобы он, Али-Багатур, ничего не заподозрил и не обернулся.

И Али-Багатур обернулся.

Лишь с опозданием он обнаружил обман, резко повернул голову обратно — и успел мельком заметить движение правой руки американца, быстрое, как молния. Выстрел прогремел в тот миг, когда это движение было окончено. Словно сраженный параличом, Али-Багатур рухнул на колени и повалился набок. В горле у него что-то забулькало, глаза вылезли из орбит. Растянув рот в предсмертном оскале и задыхаясь, он попытался приподняться на локте. Из его горла торчала рукоятка ножа.

Последним усилием Али поднял пистолет обеими руками, попытался взвести курок, но пальцы уже не слушались. Посиневшие губы приоткрылись, извергнув фонтан крови, и пистолет выскользнул из рук. Еще секунду оракзаи словно цеплялся за землю, потом замер и припал к окровавленным камням. Казалось, он прислушивается к каким-то подземным звукам.

После того единственного движения Гордон стоял неподвижно, как статуя. Из круглой ранки на левом плече медленно текла кровь, но он не замечал этого. Наконец Али-Багатур дернулся в последний раз и замер. Тогда он издал странный басовый рык, словно дикий обитатель джунглей, и шагнул к оракзаи.

Гордон не потрудился ни забрать свой нож, который метнул с такой силой и меткостью, ни поднять не остывший пистолет. Уверенным шагом он подошел к жеребцу, который фыркал и вздрагивал, почуяв запах свежей крови. Отвязав скакуна, американец вскочил в расшитое золотом седло и тронул повод.