Ниточка к сердцу (сборник) - Эрик Рассел

Он пишет много и на разные темы. Из десяти романов и примерно ста рассказов, составивших несколько сборников, значительная часть произведений, соответствует концепции галактической истории, хотя некоторые из них появились еще до «Основателей» Азимова. Не будучи «первооткрывателем», Рассел черпает свои замыслы из обширного фонда современных научно-фантастических идей, связанных с этой традицией. Но было бы несправедливо видеть в нем всего лишь интерпретатора. В некоторых случаях Рассел работает с упреждением. Например, серия его рассказов о гигантском биороботе по имени Джэй Скор («Механистрия», «Симбиотика» и др.) возникла в начале сороковых годов, задолго до того, как тот же Азимов сформулировал в книге «Я, робот» знаменитые законы «роботехники». Поведение Джэя Скора, попадающего в труднейшие переделки, не только не противоречит этим «законам», но во многом предвосхищает их. Один из рассказов серии, озаглавленный в переводе «Эл Стоу», входит в настоящий сборник.

Современная англо-американская фантастика создавалась на глазах у Рассела и при его непосредственном участии. Исследователь этой литературы Сэм Московиц считает его «предтечей» современного научно-фантастического рассказа.[3] Применительно к раннему Расселу определение кажется верным. «Эл Стоу» по композиции напоминает классическую новеллу с неожиданной концовкой в манере О. Генри. Весь замысел держится на последней фразе. Что же касается содержания, то здесь — и новаторство, и архаика. Биоробот, каким он изображен Расселом, для начала сороковых годов — восхитительная находка. И тут же — спрутообразные марсиане, придуманные когда-то Уэллсом…

Рассел мастерски владеет малой повествовательной формой рассказом и короткой повестью, но успех после длительной полосы неудач закрепили за ним романы («Зловещий барьер», «Часовые космоса», «Странное устройство» и др.). Как писатель-фантаст, он — последователь надежных традиций послеуэллсовского периода, чуждых формалистическим изыскам, нередко прикрывающим бессодержательность. Для него естествен усвоенный в юности добротный бесхитростный стиль. Как только речь заходит о Расселе, критики ставят его в ряд с «ветеранами» (в Англии — Уиндэм, Кларк) и решительно отделяют от «новой волны». При том, что он больше печатается в Нью-Йорке, чем в Лондоне, склонность к психологическим парадоксам, прирожденное остроумие и беззлобный, типично британский юмор все же не настолько приводят его к «общему знаменателю», чтобы в нем нельзя было распознать англичанина.

Сюжетные варианты, разработанные Расселом, исключительно многообразны. Он противник «узкой специализации», привязывающей к одному жанру или какой-то постоянной теме. Он с одинаковой легкостью владеет приемами классической «сайенс фикшн» — фантастики с логическими обоснованиями причин и следствий, представимых возможностей научно-технического прогресса, — и приемами «фэнтези», фантастики «ненаучной», не требующей жестких мотивировок. К такого рода произведениям относится полусказочный роман «Конец радуги», где действуют фольклорные персонажи, обладающие волшебными свойствами, как в «Заповеднике гоблинов» К. Саймака. В жанре «фэнтези» написаны и некоторые из рассказов, включенные в этот сборник.

Как и все англо-американские фантасты, верные «галактической традиции», Рассел моделирует «свои» миры на основе социологических допущений, как правило наивных и произвольных. Правда, такая «социология» имеет сатирический подтекст или обращается в шутку. Например, в романе «Великий взрыв» расселение человечества в космосе происходит по идеологическим признакам. Одну из планет колонизуют гандисты, другую анархисты, третью — нудисты и т. д. Легковесный логический парадокс влечет за собой легковесные допуски. Так, на планете гандистов, исповедующих непротивление злу, преступникам просто-напросто нечего делать: они «дисквалифицируются».

В столь же парадоксальной форме Рассел разрабатывает неисчерпаемую тему «контактов», взаимообмена культур или столкновений инопланетных цивилизаций. Сюжеты соответствуют разным этапам «галактической истории», начиная с романа «Часовые космоса», где колонизованные Землею Марс и Венера ведут освободительную борьбу с помощью телепатии и гипноза, отчасти компенсирующих недостаточность военного потенциала, и вплоть до рассказа «Хоббиист», где Рассел не без юмора отдает дань традиционным в западной фантастике представлениям о «высшем творящем разуме». Космический разведчик находит на одной из планет своеобразную фабрику, где некое высшее существо, наделенное божествелной силой, изготовляет по прихоти единичные образцы животных и растений (это и есть его «хобби»), которыми населяет миры. В откровенно пародийной, комической интерпретации Рассел обыгрывает ту же тему в рассказе «Вы вели себя очень грубо».

Профессиональная «всеядность», вольные или невольные уступки коммерческим вкусам порой мешают ему раскрывать в полной мере свое незаурядное дарование. Об этом нужно прямо сказать, так как при всем уважении к писателю, создавшему за тридцать с лишним лет литературной работы немало хороших произведений, мы вовсе не хотим его приукрашивать. Пусть читатель воспринимает его таким, каков он ecть, с присущими ему недостатками и сильными сторонами творчества.

Если для романов Рассела более характерны масштабные «галактические сюжеты» с пестрыми приключениями в духе «космической оперы», то рассказы привлекают не столько грандиозностью замыслов, сколько резкими столкновениями характеров, психологическими и нравственными конфликтами, задушевным лиризмом и романтикой. И здесь в полной мере проявляется его индивидуальность.

Рассказы, представленные в нашем сборнике, в большинстве своем относятся к сороковым — пятидесятым годам, периоду творческого расцвета Рассела, и за немногими исключениями обращены к далекому будущему. Но отпечаток на них накладывает не время действия, а время написания.

В труднейшей для прогрессивных писателей политической обстановке, в самый разгар так называемой «холодной войны» Рассел призывает к благоразумию, человечности, мирному сотрудничеству, «контактам» без пролития крови; с открытым забралом выступает он против «общества безумцев», тормозящих прогресс; противопоставляет устойчивые моральные ценности тупому фанатизму военных и гражданских чиновников, прокламирующих право силы, ненависть к инакомыслящим, расовую нетерпимость.

Со свойственным ему оптимизмом Рассел утверждает веру в конечное торжество добрых начал: настанет же когда-нибудь такое время, когда между всеми народами воцарятся мир и согласие, исчезнут национальные предрассудки и будут устранены все препятствия, мешающие общечеловеческому прогрессу!