Злоключения добродетели - Маркиз Сад

– Сударь, я не прошу у вас ни подаяния, ни места прислуги. Недавно я отвергла предложение, которое могло бы стоить обоих ваших благодеяний; я у вас испрашиваю советов, в которых так нуждаются моя неопытность и мое тяжелое положение, а вы хотите заставить меня заплатить за них преступную цену...

Кюре, возмущенный такой отповедью, резко вытолкнул ее за дверь, и Жюстина, отвергнутая во второй раз, оказалась обречена на одиночество. Она заходит в первый же дом, на котором висит дощечка с объявлением о сдаче, снимает маленькую меблированную комнатку, заплатив вперед, и полностью отдается глубокой печали, повергнутая бедственным состоянием и жестокосердием тех немногих, к кому ее вынудила обратиться злосчастная звезда.

А теперь читатель позволит нам на некоторое время оставить ее в этом безвестном пристанище и вернуться к Жюльетте: нам не терпится сообщить, как она вышла из того незавидного положения, в котором мы видели ее, и как за пятнадцать лет она превращается в титулованную даму, владелицу более тридцати тысяч ливров ренты, великолепнейших драгоценностей, двух или трех домов за городом и в Париже, а в настоящий момент – сердца, состояния и доверия господина де Корвиля, государственного советника, человека весьма влиятельного, который вскоре должен стать министром. Путь Жюльетты был тернистым; не сомневайтесь: только самым постыдным и суровым ученичеством дамочки такого рода прокладывают себе дорогу. Какая-нибудь из них и сегодня, взойдя на ложе очередного владыки, еще несет на себе позорную печать прикосновений грязных распутников, в чьи объятия она некогда была брошена молодостью и неопытностью.

Покинув обитель, Жюльетта без труда разыскала в Париже некую даму, о которой прослышала от одной развращенной подружки, жившей некогда по соседству. Жюльетта беззастенчиво заявилась к этой Дюбюиссон. Со свертком в руках, в помятом коротеньком платьице, с самым хорошеньким в мире личиком, она выглядела как маленькая школьница. Жюльетта рассказала этой женщине свою историю, умоляя взять ее под покровительство, подобно тому как несколько лет назад та помогла ее давнишней подруге.

– Сколько вам лет, дитя мое? – спросила ее госпожа Дюбюиссон.

– Через несколько дней мне будет пятнадцать, сударыня.

– И что же, вас еще никто не...

– О нет, сударыня, клянусь вам.

– Но в монастырях иногда случается, что какой-нибудь духовник, какая-то монашка или просто подружка... мне нужны веские доказательства.

– Не остается ничего другого, как вам их представить, сударыня...

И Дюбюиссон, вооружившись очками, лично удостоверилась в том, что дело обстоит именно так, и сказала Жюльетте:

– Хорошо, деточка моя, вы можете остаться здесь и будете неукоснительно исполнять то, что я от вас потребую, а именно: вам нужно приучиться уважать заведенные у меня порядки, быть опрятной, бережливой, порядочной по отношению ко мне, учтивой с вашими подружками, хитрой и ловкой с мужчинами, и в таком случае через несколько лет пребывания здесь вы будете в состоянии переселиться в собственную комнату с комодом, трюмо и сервантом, а мастерство, которое вы приобретете у меня, поможет вам заработать остальное.

Дюбюиссон завладела свертком Жюльетты, спросила, нет ли у нее каких-нибудь денег, на что наша героиня чистосердечно призналась, что у нее есть сто экю. Добрая мамаша завладела и ими, уверяя свою молоденькую ученицу, что поместит этот маленький капитал с выгодой для нее и что не годится такой юной девушке иметь при себе деньги – они могут сослужить ей дурную службу, а в столь испорченный век девушка разумная и благородного происхождения должна старательно избегать соблазнов, чтобы не попасть в ловко расставленные сети. После подобного наставления новенькая была представлена своим товаркам, ей выделили комнату, и уже со следующего дня ее нетронутые прелести поступили в продажу. В течение четырех месяцев этот товар был успешно перепродан восьмидесяти клиентам, каждый из которых оплатил его как новый, и лишь к концу этого нелегкого посвящения Жюльетта получила степень послушницы и была признана равноправной представительницей заведения. И вот – новое «подвижничество», и если при первых шагах Жюльетта, хотя и с некоторыми отклонениями, но все же следовала естеству, то на втором – его законы были преданы забвению: преступные извращения, бесстыдные забавы, тайные и гнусные оргии, скандальные и диковинные прихоти, унизительные фантазии – весь этот кошмар есть порождение, с одной стороны, желания наслаждаться, не рискуя своим здоровьем, а с другой – это гибельный плод пресыщения, которое, притупляя воображение, не оставляет ему иной радости, кроме излишества, и иной пищи, кроме распутства... На второй ступени обучения Жюльетта окончательно испортила свой нрав, а блестящие победы, которые она одерживала в служении пороку, совсем разрушили ее душу. Она ощутила, что рождена для преступления, и ей захотелось идти дальше и больше не прозябать в подчиненном положении, которое, заставляя ее совершать мелкие проступки, унижающие ее, при этом не приносило значительной выгоды. Ей удалось понравиться одному стареющему развратному вельможе, который поначалу держал ее в качестве девочки на четверть часа; но она мастерски сумела добиться от него великолепного содержания и, наконец, стала показываться на спектаклях и на прогулках в обществе своих поклонников – рыцарей ордена Цитеры. На нее обратили внимание, о ней заговорили, ей стали завидовать, и надо сказать, что наша плутовка так умело взялась за дело, что четыре года спустя она уже разорила трех мужчин, из которых самый бедный владел ста тысячами экю ренты. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать ей имя. Ослепление людей нашего века столь велико, что, чем более одна из этих презренных дамочек обнаруживает свою нечестность, тем сильнее хочется попасть в ее список, будто степень ее падения и испорченности становится мерилом чувств, на которые можно решиться по отношению к ней.

Жюльетта едва достигла двадцати лет, когда некий граф де Лорсанж, сорокалетний анжуйский дворянин, так в нее влюбился, что, не будучи достаточно состоятельным, чтобы ее содержать, отважился предложить ей свой титул. Он назначил ей двенадцать тысяч ливров ренты. Остальное свое имущество, доходившее до восьми тысяч, он застраховал на случай, если он умрет раньше. Граф предоставил в распоряжение Жюльетты дом, прислугу, а также обеспечил ей положение в обществе, которое через два-три года настолько упрочилось, что заставило злые языки забыть о дебюте молодой графини. И тут-то недостойная Жюльетта, испорченная вредными книгами и дурными советами, забыла о своем благородном происхождении и хорошем воспитании. Она так торопилась насладиться всеми благами в одиночку, соединяя блеск графского титула со свободой от супружеских уз, что дерзнула укоротить дни своего мужа... Ей удалось осуществить задуманное в совершенной тайне и избежать судебного преследования, похоронив вместе со стеснявшим ее супругом все следы своего ужасного преступления.

Сделавшись свободной в своих поступках обладательницей громкого титула, госпожа де Лорсанж возобновила свои прежние занятия, но, будучи теперь видной фигурой в обществе, привнесла в них некоторую благопристойность. Это уже была не содержанка, а богатая вдова, устраивавшая изысканные приемы, куда городская знать считала за счастье быть допущенной, и, тем не менее графиня продавалась за двести луидоров, а на месяц за пятьсот. К двадцати шести годам она добилась многих блестящих побед, разорив трех послов, четырех откупщиков, двух епископов и трех кавалеров ордена Святого Людовика. Однако редко кто останавливается после первого преступления, особенно если оно удачно сходит с рук, и презренная, погрязшая в грехах Жюльетта осквернила себя двумя новыми злодеяниями, сходными с первым. Сначала она устраняет своего любовника, доверившего ей изрядную сумму, о которой не догадывалась его семья. Госпожа де Лорсанж сохранила тайну, завладев этой суммой. Затем таким же способом Жюльетте удается заполучить сто тысяч франков, которые один из ее обожателей отказал ей по завещанию на имя третьего лица, которому вменялось в обязанность вернуть сумму за незначительное вознаграждение. К такого рода низостям госпожа де Лорсанж прибавила еще два или три детоубийства. Страх испортить свою прекрасную фигуру и желание спрятать двойную интригу много раз толкали ее на изгнание плода; но и эти прегрешения, неразгаданные, как и те другие, не помешали этому ловкому и честолюбивому созданию беспрестанно отыскивать новых простаков и ежеминутно приумножать свое состояние, совершая все новые злодейства.

Итак, к сожалению, мы вынуждены признать, что успех и процветание часто сопутствуют злодеям, а то, что мы зовем счастьем, может позолотить жизненную нить того, кто пребывает в глухой пучине распутства и чье поведение есть плод самого сознательного служения злу. Но пусть эта бесспорная и суровая истина не пугает вас, и пускай жизнь другой несчастной, которую мы намереваемся привести как образец, а также картины преследуемой повсюду добродетели не терзают долее порядочных людей, ибо благосостояние преступника – только видимость, ведь независимо от Провидения, которое рано или поздно карает за темные дела, виноватый сам взращивает в глубине сердца жестокие угрызения совести, беспрерывно разъедающие его душу; они тревожат его, отравляя краткий миг блаженства, порой озаряющий его существование, после чего он оказывается во власти мучительных воспоминаний о злодействах, ценой которых был достигнут этот сладкий сон. Что же касается невзгод, выпадающих на долю того, кто служит добродетели, то он, даже будучи обездоленным и гонимым злым роком, имеет в утешение свою чистую совесть, а сокровенная радость от сознания собственной правоты вознаграждает его за беды, причиненные людской несправедливостью.