Лагерь волшебниц №208. Том III - Сентай Хорнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я «Летний бриз», а кто ты? — подала она звенящий голосок первой, поддавшись любопытству узнать немного об этом неопасном человеке, прежде чем всё закончится.
— Капитан четвёртого колониального корабля, Дерделлен Теггер. Ты знаешь, зачем я здесь? — по сравнению с аномалией, его голос был способен уничтожить перепонки эстетствующей дамы, что слушает лишь одобренную высшими кругами музыку.
— Знаю — кивнула она — Я рожу от тебя множество детей, которых развоплотят на ману, чтобы этот корабль смог преодолеть законы физики. Ваши придумки как всегда показывают вашу внутреннюю сущность. — сказала аномалия свои мысли, не пытаюсь их скрыть.
Для капитана способ не был поразительным. Но сейчас он думал о другом. О том, что, возможно, впервые в жизни, он по-настоящему влюбился. Это могло быть влияние аномалии. Или, что проще, то что у него давно никого не было. Поэтому он сам не понял, как сказал следующие слова.
— И ничего нельзя с этим поделать?
Аномалия немного заинтересованно посмотрела на первого мужчину в её жизни. Это был бы радостный момент, ведь ожидание длиной в неизмеримое число человеческих жизней подходило к концу и она исполнит своё предназначение. Но знание о дальнейшей судьбе её потомства невероятно сильно омрачало всё это. Просто так ли он это сказал, думала она.
— Почему нельзя, можно. После того, как ты здесь умрёшь, проснётся волшебница, что продолжит управление и с помощью моей магии сможет организовать начальные условия для колонистов. Принеси мне её и сможешь совершить прыжок. Я отпущу тебя, подумай над тем, как желаешь погибнуть, человек. В моих объятьях, будучи героем, или в одиночестве, будучи предателем.
Так Дерделлен вновь оказался на корабле. Слова девушки не хотели уходить из его головы. Волшебница на корабле. Руки сами-собой сжались в кулаки. Разумеется, в этом они с аномалией схожи. Оба должны ненавидеть чудо-баб. Или хотя бы недолюбливать. Но то, что он сейчас должен был умереть, чтобы жила одна из их племени было просто непозволительно для Дерделлена. Плевать на миссию, плевать на всё. Он просто хотел увидеть то, как чудо-баба боится. Умоляет спасти её. Обещает подчиняться ему.
И, как ни странно, его настроения разделяли даже неодарённые девушки. Извечный вопрос: кто ты без своей магии? И большинство про волшебниц скажут: гниды и стервы. Но пока у них есть сила, никто слишком сильно не пискнет.
Дерделлен вернулся на капитанский мостик, где начал просматривать личные дела пассажирок. И пассажиров. Потому что неизвестно, под кого замаскирована неизвестная волшебница. При официальной процедуре он бы знал о ней с самого начала. Но сейчас же его бы использовали вчёрную и воспользовались плодами его «труда».
Как бы смешно это не звучало, но в свой последний раз капитан хотел показать всё, на что способен. Извечный конфликт инстинкта самосохранения и инстинкта размножения всё же склонял чаши в сторону первого. Мужчина на то и мужчина, что сам выбирает, на каких условиях он будет жить а на каких — умирать. Но он пообещал себе, что если не найдёт волшебницу, то вернётся в кристалл.
Его глаза сканировали файлы колонистов один за другим, пытаясь за что-то зацепиться. Наверняка та девушка прекрасно знает, где её естественный враг. Но почему же тогда не сказала? Этого Дерделлен не знал. Возможно, это было испытание лично для него.
Но он успел многим в жизни позаниматься. В том числе и проверкой документов. На третьем круге, когда он вошёл в некий транс, когда не видел ничего кроме бесчисленных биографий, он зацепился за мелочь, которая была столь незначительной, что никто бы и внимания не обратил. Дата сдачи семени не совпадала с возрастом. Пусть власть он считал дерьмовой, но в неё было всё отлично отлажено. И раньше положенного ничего в принципе сделать было нельзя.
Значит, всё же укрылась за маской мужчины. Ну что же, я тебя сейчас вытащу, стерва. Будет дуэль магов, хе-хе. Только одна после криосна а второй с промышленным ключом вместо заклинания.
Будучи на месте, он снова прислушался к себе. Хочет ли он посмотреть, как умрёт девчушка неопределённого возраста, чтобы жить дальше. И ответом всё ещё горело пламенное да. Даже если это всё обман, ему было всё равно. Хоть повеселится перед смертью.
Плохо он предположил, что на нём нет аномального дурмана. Просто он был тоньше и нежнее. Заставлял делать то, что было в характере и давным-давно хотелось. «Летний бриз» посмеивалась с людишек, что настолько плохо сопротивлялись ей. Однако, она с удивлением обнаружила, что её влияние не достигало этого человека. Да, он делал то, что ей хотелось больше всего, но по своей собственной воле. Но почему, спрашивала она, ведь они оба люди!
Большинство человечества посмеялось бы с наивности этой аномалии. Волшебницы кто угодно, но не люди. Если бы наступила возможность — владеющих магией бы вырезали в течении одной ночи. Но, к сожалению или к счастью, человечество продолжало жить под диктатом волшебниц, и лишь украдкой передавать легенды о временах, когда магия была запрещена.
Дерделлен тем временем нанёс первый удар по телу в открывшейся капсуле. Никакой спортивности, никаких правил, никакой жалости. Существо перед ним, если опытное, может даже с размозжённой головой жить. И судя по скулежу, что раздался после удара, это недалеко от истины. Волшебница ещё не понимает, что происходит и почему. Ничего, потом поймёт. Но сейчас упиваться властью слишком опасно.
Игнорируя наивные вопросы «за что» и «почему», Дерделлен перебивал ей локти и коленные чашечки. А потом ломал рядом. А потом ещё. И ещё! ЕЩЁ! Вся ярость, неприязнь, ненависть, презрение на весь род волшебниц выливалось на одну её представительницу. И она не была способна выдержать животную суть оскотинившегося в том числе по вине её коллег человека.
— Если ты сможешь встать, то я больше не буду тебя бить. — спокойным тоном сказал спустивший пар Дерделлен. И волшебница попыталась. Боязнь новой боли вытеснила даже волю сражаться и все её знания. Аномалии жестоки как дети, да. К их проказам волшебница давно привыкла. Но не к жестокости умного взрослого, что интуитивно знал анатомию и психологи.
Но волшебница смогла. Воистину нечеловеческий поступок, встать
