Магическое перо - Ойзин Макганн

— Дядя нас убьет! С ума сойдет от злости! — хныкала Тайя. — Что делать, что делать?

— Откуда я знаю, — пробормотал брат. — Одно могу сказать: мне лично не хочется находиться здесь, когда он вернется. Нужно убираться подобру-поздорову!.. Но домой ехать нельзя. Там он нас сразу найдет… Давай убежим!

— Как… опять?

— Само собой. Только не как в прошлый раз. То есть не так близко, а подальше. В Гортенц, например. Или еще дальше… Другого выхода нет. Во-первых, мы забрались туда, куда не должны были соваться. Во-вторых, порвали заколдованный пергамент… Самое лучшее — вообще уехать из страны. Давай убежим в Рутледж! Сядем на корабль и поплывем вдоль побережья.

Тайя задумалась. Может быть, это и слишком, но однажды они уже видели дядю Эмоса в ярости. Испытывать его терпение второй раз не хотелось. Вряд ли он простит и погладит по головке. Тайя взглянула на испуганного брата. Из глубины подвала доносился жалобный вой разодранного пергамента. Девочка почувствовала, как к горлу подкатил комок.

— Бежим! — кивнула она.

Глава 1

ЗАГАДКА МЕРТВЕЦА

Ни о чем не догадывавшийся дядя Эмос спокойно восседал на пассажирском месте дизельного авто, которое как раз въезжало в прибрежный город Рутледж. Двигатель самодвижущейся машины размером чуть ли не с сам автомобиль рычал и выбрасывал высоко вверх клубы густого дыма, мазавшего небо черной сажей. Дяде предстояла встреча с мертвецом.

Было раннее утро. Геддар Маррис, сидевший за рулем, гнал по извилистым пустым улочкам почти на предельной скорости. Откровенно говоря, дядю Эмоса слегка удивила и озадачила та спешка, с которой друг вызвал его по неотложному делу. К тому же обычно общительный и разговорчивый Маррис сегодня как воды в рот набрал. Единственное, что понял дядя, когда друг примчался за ним в его загородный дом, — нужно было осмотреть какое-то недавно найденное мертвое тело.

Вообще-то, Эмос не считал себя большим специалистом по мертвецам. Ему хватало хлопот с живыми. В конце концов, в Рутледже хватает полицейских. Распутывать подобные преступления — их работа. Но Маррис почему-то был убежден, что нужен именно он. Почему? Потому что Эмос — мьюнанин.

Эмос Гарпраг был среднего роста, жилистый, с длинными седыми волосами и важным, немного печальным выражением лица. Само же лицо мужественное, грубо вырубленное, как у всякого мьюнанина. На щеке треугольная татуировка. В Рутледже на эту татуировку не обращали особого внимания, однако каждый мьюнанин сразу понимал: ее обладатель — вечный изгнанник, которому запрещено жить со своим народом.

Когда автомобиль свернул на шоссе, ведущее к пристани, показался океан, и на Эмоса пахнуло пряным ядовитым дыханием Мути.

Рутледж располагался на побережье Браскии. И как большинство прибрежных городков, жил тем, чем промышляли его жители в океане. Точнее, это был не океан, а безбрежные скопления тяжелого, ядовитого газа — сезиума. Воды вообще не было. По крайней мере, нигде не видно. Западнее Рутледжа, до самого горизонта, сколько хватало глаз, простирался белесый, с едва желтоватым оттенком туман. Жители Браскии называли его Мутью. Газ был таким тяжелым, что оседал на землю из воздуха и лежал на дне бывшего океана плотной массой.

— Тело все еще на борту «Легкоступа», — проворчал Маррис, кивая в сторону своего судна. Он вел автомобиль вдоль пакгауза, а затем свернул налево, прямо к докам. — Мы решили не убирать труп, пока ты сам на него не взглянешь. Стоит перенести его на берег, как сразу сбежится весь город — кто такой, откуда. Нет, сначала мы сами попробуем разузнать, что к чему. А потом пусть метут языками… Много странного в этом мертвеце. Кажется, по твоей части.

Корабли стояли на приколе вдоль пристани, слегка покачиваясь на волнах Мути. Это были особые суда — с корпусами, похожими на дирижабли, и мачтами особой конструкции, которые сильно отличались от обычных морских. Маррис проехал мимо десятка таких кораблей, различных типов и размеров, и резко притормозил у трапа, перекинутого на судно, по виду напоминавшее рыболовный траулер.

Геддар Маррис — жизнерадостный крепыш с пышными усами, которые расходились по щекам в стороны и срастались с такими же кустистыми бакенбардами, — был корабельным механиком. В его обязанности входило следить, чтобы резервуары с кислородом были герметично закупорены и не давали утечек. От этого зависела жизнь всей команды. Несмотря на такую ответственную должность, Маррис был человеком добродушным и веселым. Впрочем, теперь с его лица не сходило выражение глубокой озабоченности.

Маррис провел друга по трапу прямо на корму. Ступив на борт и почувствовав, как палуба ходит под ногами, мьюнанин с непривычки ощутил легкое головокружение. Внизу простиралась мрачная газовая бездна.

Капитан приветствовал их, слегка приподняв курительную трубку, и сделал знак немного подождать. На палубе как раз находился капеллан, служитель, который совершал над мертвым телом особую процедуру — обряд, именовавшийся «последним выдохом».

По браскианским верованиям, умерший человек должен был встретиться с Богом с очищенными легкими, полными свежего воздуха. Для этого и был нужен браскианский священник, или капеллан, который совершал обряд очищения при помощи небольших ручных мехов, или, проще говоря, насоса. Пробормотав несколько молитв, капеллан упаковал мехи обратно в чехол, сделал знак рукой, показывая на грудь и горло. Готово!

Маррис и Эмос приблизились. При этом оба заткнули носы и старались поменьше дышать, чтобы не чувствовать трупного запаха.

— Обрати внимание, у него переломаны руки и ноги, — сказал Маррис. — Лекарь утверждает, что тело получило повреждения уже после того, как наступила смерть. Может быть, когда его подцепил корабельный якорь. А погиб этот человек от удушья.

Маррис указал на дыхательную маску и гофрированный шланг для подачи воздуха. Шланг был перерезан, причем явно ножом или другим острым предметом. На мертвеце было надето необходимое защитное снаряжение. Однако страховочный трос тоже был перерезан.

— Несомненно, убийство, — прибавил Маррис, опережая слова, которые вертелись на языке у Эмоса. — Этот человек совершал погружение на дно Мути, а кто-то перерезал воздушный шланг и страховочный трос. Его бросили умирать там — неподалеку от мыса Кроуфт. Никакой надежды добраться до берега. Лекарь сказал, что, судя по стадии разложения трупа, тело пролежало на дне около двух недель. Тела, погруженные в Муть, разлагаются гораздо медленнее, чем на суше. Что наш якорь зацепил его — чистая случайность, такой шанс выпадает один на миллион. Нет никаких сомнений, что его убили и нарочно бросили туда, где его никто не должен был найти… Но еще больше нас озадачило вот что: для чего человеку вздумалось нырять в таком гиблом месте? За рыбой?.. Но, кроме камней и водорослей, там ничего нет. Никому, кто более или менее серьезно занимается промыслом на дне Мути, в голову не придет нырять у мыса Кроуфт.

— И все-таки что-то его там заинтересовало, — задумчиво проговорил Эмос, рассматривая выпученные глаза и синюшную кожу.

Язык слегка вывалился, губы тоже посинели. На теле виднелись несколько глубоких ран, однако крови не было и следа. Придонные обитатели Мути успели изгрызть труп. К тому же, разлагаясь, тело сильно раздулось, и одежда едва не лопалась по швам. Сам человек был при жизни довольно хрупкого сложения и носил длинную бороду. Он меньше всего походил на военного, хотя сапоги и защитное обмундирование были армейского образца. Кроме того, остальная одежда вполне обыкновенная, штатская. Колени на штанах грязные, протерты до дыр, как если бы человек много ползал на четвереньках. Карманы набиты свитками и пергаментами. Эмос развернул парочку из них. Пергамент был запорошен землей. Тогда Эмос осмотрел руки погибшего.

— У него и под ногтями земля, — заметил мьюнанин. — Довольно странно для того, кто трудится на дне Мути.

— Это еще не все, — кивнул Маррис. — Когда мы его вытащили, у него на шее болталась небольшая сумка. Ну-ка, взгляни, что в ней!

Один из матросов принес сумку, подал Эмосу и тут же инстинктивно отпрянул на шаг-другой назад: как и все вокруг, матрос чувствовал себя весьма неуютно рядом с мьюнанином. Впрочем, самого Эмоса это ничуть не беспокоило. Куда худшее отношение сулила ему встреча с соплеменниками.

Он расщелкнул застежку, открыл сумку и, высыпав содержимое на палубу, сосредоточенно свел брови. Здесь оказались инструменты — ручная лопатка, ледоруб, небольшие грабли, ножницы, а также несколько образцов грунта. Плюс еще какие-то записки, сделанные на пергаменте.

— Никто из наших не смог ничего прочесть, — пояснил Маррис. — Это язык, которого мы не встречали…

— Еще бы, — кивнул Эмос. — Это древний сетинианский. Вдобавок скоропись или стенография. Обычно ею пользуются ученые. Здесь записаны какие-то измерения — плодородность почвы, уровни влажности, температура. Сплошная ботаника… Интересно, для чего ему понадобились эти прогулки по дну Мути?