Левитан - С. Пророкова

Самым ранним впечатлением были поезда, снующие круглые сутки мимо маленькой пограничной станции. Поезда и отец в форме станционного служащего, свистки паровозов и лязг тормозов.

Было также острое чувство постоянной неустроенности. Казалось, что семья Левитанов всегда в пути. То начинались лихорадочные сборы, приготовления к отъезду, то судорожное устройство на новом месте. Жизнь неуверенная, бивачная.

Отец Левитана был человеком беспокойным, нетерпеливым. Свою короткую жизнь он провел в поисках лучшего. А шел все время от жизни безбедной к самой непроходимой нищете.

Переводчик во французской фирме, строившей мост через реку Неман. Перемена службы. Дети видят отца уже в окошечке билетной кассы станции Ковно. Но не пройдет и нескольких месяцев, как адрес изменен: семья перекочевала в посад Кибарты возле пограничной станции Вержболово.

Отец мечется. Дети подрастают, способные, смышленые. Им мало уроков отца, пришедшего усталым со службы. Они уже не довольствуются занятиями с матерью, для которой книги заслонили весь мир. Она могла подать на стол остывший суп, но зато с жаром рассказывала детям о недавно прочитанной книге и жизни вымышленных героев. Нужны школы, культура большого города. И семья Левитанов потянулась в Москву.

Большой, незнакомый город, никакой поддержки. Надежда только на себя на опыт и знания учителя иностранных языков. Уроки в богатых домах. Уроки и в стужу и в непогодь детям банкиров и лавочников, в хоромах и скромных жилищах. Целые дни, от раннего утра до позднего вечера, за гроши.

Тесная квартирка на Солянке в огромном доме, принадлежавшем Зиновьеву. Скудный обед. Мечты о Москве, ее больших благах и радужных планах рассыпались в первый же год.

Семья Левитанов жила все беднее. Но дети учились, и к вечеру все собирались вместе. Был уют домашнего, пусть скромного очага, участие матери и великая заинтересованность отца в успехах детей. Несколько лет девятилетний Левитан, ставший коренным москвичом, прожил довольно спокойно.

Отец зарабатывал мало денег. Но разве это единственная семья, которая вела счет на копейки? Отец приходил усталый. Но разве не минет усталость, когда он увидит дочерей Терезу и Эмму склоненными над книгами, Адольфа готовящим заданную композицию, и младшего Исаака — охотно читающим французский учебник?

И растворяется горечь унижения, появляется отрадная мысль: труд не напрасен, дети на верном пути.

Когда по утрам все уходили и дома оставалась только мать, младший Левитан забирался на подоконник и смотрел в окно. Ему были видны только крыши домов.

Он сидел тихо. Мать читала, довольная тем, что сын не отрывает ее от книги. А мальчику не надоедало часами разглядывать один и тот же вид из окна четвертого этажа, ждать, когда в зимний день рано погаснет голубизна заснеженных крыш и они осветятся мерцающими вечерними огнями. Тогда очертания города с большой высоты станут призрачными, таинственными.

Если кто-нибудь спрашивал, что интересного находит он, глядя в одно и то же окно, Левитан отвечав задумчиво:

— Погодите, увидите, что я из всего этого сделаю…

Когда мальчику минуло тринадцать лет, он попросил отдать его в то же Училище, где занимался Адольф, еще детским почерком написал заявление, сдал испытания и был принят.

С той поры в Училище появились два Левитана старший и младший; их так и звали, хотя разница в возрасте между ними была меньше года.

Левитан-младший, совсем еще мальчишка, занял в классе место рядом с бородачами, которым довелось поздно приняться за изучение искусства. Вместе с великовозрастными сотоварищами Левитан заходил в облюбованный ими трактир на Мясницкой, пил чай с белыми калачами, слушал нескончаемые споры о том, что есть истинное искусство и куда следует русскому художнику приложить свой талант. Он не вмешивался в разговоры, но его горящие глаза не отрывались от спорщиков.

Братья, оба высокие, стройные, смуглолицые, возвращались домой веселые, полные впечатлений и наперебой рассказывали о том, что нового принес им ученический день. Все чаще Левитана-младшего хвалили за рисунки и живопись. Однажды он и вовсе растворил материнское сердце, когда показал ящик с красками и две дюжины кистей. Тогда-то в истории Училища появилось имя Левитана-младшего, награжденного за первые номера по художественным занятиям».

И, может быть, впервые Левитан-старший испытал укол в сердце, мучительный укол ревности, когда увидел увлажненные слезами глаза матери и просветленное лицо отца.

Но недолго любимцу довелось радовать сердце матери своими успехами. Ее слабый организм не вынес испытаний нужды, и она внезапно сошла в могилу.

Юного Левитана первое горе ошеломило. Отец, сам потрясенный ранней смертью жены, с большой тревогой присматривался к застывшей печали младшего сына.

Прошло уже много дней после похорон, а задумчивость не исчезала, юношу часто душили слезы, и он мог даже в классе подолгу сидеть, устремив взгляд в одну точку.

В 1885 году, со смертью матери, для семьи Левитанов началась пора тяжких испытаний.

Долгая болезнь подтачивала отца. Он не мог поддаваться недугу. Один день слабости, несколько пропущенных уроков — и нечего подать к обеду.

Он шел на урок, когда ноги подгибались, а голова туманилась. Он шел и обучал детей французскому языку, лишь бы его собственным детям не угрожал голод.

Случилось большое несчастье: эпидемия брюшного тифа свалила отца и Исаака. Их увезли в разные больницы. Когда юноша, исхудалый и ослабевший, вошел в тесную квартирку, его ждала страшная весть: отец не перенес болезни и умер.

Прошло только около двух лет после смерти матери. Какое сердце может справиться с такими тяжкими ударами? И все чаще Левитана посещают приступы неясной тоски, отчаяния. Тогда он бежит от людей, ему надо быть одному, чтобы выплакать горе и найти силы для жизни.

Семья осталась без главы, добытчика, без всяких средств.

Старшая сестра Тереза уже вышла замуж, муж ее, коммерсант-неудачник, очень бедствовал. Появились дети, а с ними еще большая нужда.

Кто-то узнал о несчастье в семье и пришел на помощь. Посланец принес конверт с деньгами. Давно уже на стол не подавался горячий суп, и деньги были бы очень кстати. Но Левитан с гордостью, вскормленной нищетой, отверг помощь неизвестных благодетелей. Он сказал:

— Я сам буду работать.

Семья Левитанов распалась. Была бедность, но был очаг, кров. Теперь еще большая бедность, но нет очага, крова — и впереди годы нищеты.

Левитан ушел из дому, он не мог больше оставаться у сестры, когда ее маленькому ребенку не всегда хватало молока. И хотя Тереза поделилась бы последним ломтем хлеба с младшим братом, он боялся быть кому-то в тягость.