Остров живой надежды. Размышляя о жизни… - Олег Лазарев

Сформулировал-таки для себя определение любви, но пришлось изрядно попотеть. Итак, любовь – это… Любовь – это когда ты хочешь чтобы объект твоей любви был счастлив, если коротко. И не просто хочешь, а проявляешь к этому деятельное участие. Например, я понял, что некоторые из нашей общаги даже не держали молотка в руках. Стыд и позор! Мужик должен уметь все – и точка! Так вот, первым проявлением любви к девушке у таких субъектов должно быть следующее – они должны научиться для начала хотя бы забивать гвозди! А если мамка рубашку до сорока лет гладит, о чем тут можно говорить.

P. S. Катя нравится с каждым днем все больше и больше, но все эти мысли от себя решительно отгоняю. Вчера озвучил Антону что пришло мне в метро в голову месяц назад – сначала он как-то странно посмотрел на меня, а потом улыбнулся.

Запишу сегодняшнее мое приключеньице – более некогда. Стоял я в метро, отсчитывал деньги чтобы купить карточку, как ко мне подходят трое рослых (но по глазам молокососных) парней. Один из них подошел вплотную, нарушив все рамки дозволенного и переступив мою личную зону – он спросил, не будет ли у меня тридцать рублей взаймы. Я стоял молча и смотрел на него, пытаясь понять намерения и обойдется ли без драки: двое сосунков сзади ухмылялись. Вдруг главный торжественно-злобно усмехнулся мне в глаза: «Ты говорить-то умеешь, аль язык проглотил?». Сзади загоготали. Народу вокруг было много, но все проходили мимо. Тогда я решил действовать решительно, вспомнил как тренировал меня отец, и резко схватил и вывернул губу главного, что он повис на моей руке как попавшийся на крючок пескарь. Двое других дали деру, а попавшегося экспоната я с силой оттолкнул от себя, и его след тоже моментально простыл. Вот это да! Защитнички отечества!.. И смех, и грех.

Зашел после в парикмахерскую, во второй уже раз в Москве в этом году. Парикмахер оказался дружелюбным малым – сказал что помнит меня, вспомнил как я ему называл свой возраст («около двадцати лет»). Забавно… При том что я его напрочь забыл. Самое же интересное – он сказал, что запомнил меня благодаря «необычной родинке на голове». Вот такие дела! Недаром говорят, что Москва – город контрастов.

Вот и пролетела незаметно первая половина семестра – сегодня были подведены итоги: по успеваемости я на четвертом месте в нашей группе. Ну и отлично! На первое не рвусь по известным причинам. У Антона также все замечательно, что неудивительно: он мне подсказывает во многих вещах, как по учебе, так и жизненных – без него я бы наверное умер со скуки!

Появляется и усиливается желание самому начать зарабатывать на хлеб – надоело сидеть у отца на шее; хочется добывать хотя бы часть пропитания. Понимаю, что сперва нужно окончить первый курс, поэтому мысли торможу. Чем я мог бы заняться? Некоторые со старших курсов занимаются задачками с первокурсниками – может быть, через год начну с этого. Да и школьную математику до сих пор помню хорошо – у меня никогда не возникало с нею проблем, бывали даже места на олимпиадах.

Пытаюсь повысить свой уровень по знанию религии, но все выходит как-то непросто. Можно было бы спросить совета у Антона (кончено же, он знает и поможет), но все не решаюсь. Думал, что он как-нибудь сам заведет тему, но нет – по всей видимости, и не собирается. У меня это даже вызывает удивление. Поэтому пошел и купил в магазине первое что попалось под руку – «Приношение современному монашеству» епископа Игнатия. Никогда не понимал монахов – надеюсь, прояснится после чтения книги. Прочитал только предисловие, и пока читал, голова так вспухла от непривычных слов, слога и стиля, что далее читать не стал и принялся листать страницы. Остановился, когда стали попадаться отрывки из книг других религиозных писателей. Одно изречение понравилось, и я его выписал, чтобы добавить сюда: «Не ищи любви от ближнего. Ищущий любви, если не увидит ее, смущается. Лучше: ты покажи любовь к ближнему. Поступив так, и сам успокоишься, и приведешь ближнего к любви». Изречение это довольно занятное и по интересующей меня последнее время теме. Поскольку книг с середины я не читаю, то прекратил это страницелистательство, и буду пытаться штурмовать ее с начала.

N. B.! Ну и напоследок хочу написать о том, что я, похоже, влюбился. Да! Влюбился как мальчишка, и пожалуй что в первый раз! Что мне с этим делать? Не знаю! Чувствую сильную внутреннюю борьбу – ведь я не хочу быть женатиком, хочу быть в стороне от всего этого. Думаю: а буду ли я счастлив, в чем вообще счастье на этой земле – в моей ли идее, которую я сам себе выдумал? Все более и более сомневаюсь! Меня ломает, но пока держусь. Ведь если я захочу жениться, то рухнет моя идея отречения от всего, я изменю ей! Что делать? Что делать? Надо держаться и думать, думать и держаться! Сейчас я пишу, а с неба тихо падают маленькие-маленькие снежинки, и мне пришло: как хорошо, наверное, так тихо-тихо лететь как эти снежинки – много лучше чем вертеться в зимнем, леденящем, хаотичном урагане суетливой вьюги.

Сижу в полнейшем унынии у разбитого корыта: кажется все потерянным, и не знаю от чего оттолкнуться. Корыто, конечно, можно склеить, но оно будет уже не то, и по сути своей корытом и останется, каким оно было всегда, только я, как слепец, ранее этого не замечал. Потому что если идея разлетелась за неделю вдребезги, не оставив и следа к надежде восстановления, значит ее никогда и не было в полном смысле слова, она зиждилась на шатких основаниях.

Сегодня я решился, и предложил Кате прогуляться вдвоем у реки-Москвы. При этом лицо ее как-то испуганно изменилось, губы задрожали, и она, убрав глаза, ответила мне отказом, а именно что постоянно занята и не может. Это провал! Чувствую себя как оплеванный. Как я буду теперь смотреть ей в глаза? Она наверняка расскажет об этом Антону. О Боже, что я наделал! Понял сейчас, как я привязан и завишу от людского мнения, а сделать с этим ничего не могу – как вспоминаю ее личико, на котором за доли секунды все выразилось без слов, так краска заливает мне лицо. О ужас!

Теперь я понял что я хочу жениться (как и напутствовал меня отец, говоря, чтобы я задумался пока не поздно), и дороги назад к прежней идее уже нет – тропы размыты. Только, вот парадокс, жениться теперь не на ком, а Катя не вылезает у меня из головы! После краха я ходил бесцельно больше двух часов как сумасшедший без мысли в голове – представлялось только одно: ее отказ – и я краснел, ее отказ – и я краснел подобно соленому помидору…

Времени до конца дня еще довольно много, а заниматься не идет ничем – хочется сходить с ума, околачиваясь и ища приключений на Московских улицах. Впрочем, рухнула лишь половина идеи – другая же ее часть стои́т и не поколебалась: служить людям и обществу я желаю по-прежнему.

Пойду обратно в общежитие: может быть, увижу там Катю. Что мне это даст? Но хотя бы поглядеть на нее мне хочется.

Вот это да! Даже представить себе не мог, кто и что меня поджидало у порога общежития в тот день! До сих пор не могу прийти в себя! Это была судьба! Здесь была подсказка – не иначе. Изложу суть событий по порядку, стараясь ничего не забыть. Итак…

Женский голос тихо и ласково окрикнул меня когда я подходил к зданию общаги. Я обернулся, хотя думал, что это ошибка, ибо Андрюшей здесь никто меня не называет. Передо мной стояла женщина на вид лет сорока приятной наружности поменьше меня ростом. Она была в очках, которые делали ее почему-то еще милей, болоньей куртке и длинной неброской юбке – это первое на что я обратил внимание и что мне запомнилось. Мы стояли друг против друга молча секунд десять, и когда я стал открывать рот, чтобы узнать что ей от меня нужно, она бросилась ко мне, обняла меня и заплакала. В моем тогдашнем состоянии я стоял как ошеломленный, хотя в другое время я бы увернулся и отпрыгнул. Это оказалась моя мама, о которой я когда-то спрашивал и интересовался у отца, а после его невнятных ответов и думать забыл. Она предложила пойти к ней поужинать, и я согласился – в момент всплыли бесчисленные вопросы детства, один из которых – «почему», был самым болезненным…

До ее дома (а он был недалеко от общаги – мы доехали на автобусе) мы добрались почти не обмолвившись: предстоял непростой разговор, а романтически выраженное настроение «слова мешают понимать друг друга» было здесь совершенно (подчеркиваю) ни при чем. Честно говоря, я шел как на расстрел, нахмурившись и опустив голову в землю – ничего положительного в этой встрече и предстоящем ужине мне не представлялось, кроме очередного удара, уже добивающего, сегодняшнего прескверного дня. «Держись, Андрей, держись!.. – пульсировало в моей голове. – Не сдавайся!» И я решил держаться… И не сдаваться. Квартира ее произвела на меня впечатление очень положительное: в ней было уютно и ухоженно – но это не главное. Вот наконец мы сели друг против друга, и я достаю меч из ножен: