Режиссеры настоящего. Том 2. Радикалы и минималисты - Андрей Плахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Замок» (1994) – единственная в практике режиссера копродукция, однако немецкие деньги скорее подсушили замысел фильма. Перенаселенный и утяжеленный декорациями, его мир оказался и менее живым, и менее абсурдным, чем реально снятый, но увиденный в каком-то чудном ракурсе Петербург «Счастливых дней».
За «Замок» (это, кстати, один из любимых фильмов режиссера) Балабанов получил номинацию «Киноманифест» Форума молодого кино. В это же время появилась короткометражка «Трофим» (1995) – фрагмент альманаха «Прибытие поезда», снятого четверкой молодых перспективных режиссеров: своего рода манифест (так и не состоявшейся) русской «новой волны». Следующий проект Балабанова должно было финансировать государство. Но он, кажется, сделал все, чтобы сорвать этот договор. Еще раньше он выносил и написал сценарий «Тихие люди», заведомо непроходной даже в пору, когда Россия считалась страной, в которой все дозволено. Прошло пять лет, прежде чем этот сценарий был осуществлен под названием «Про уродов и людей» (1998).
В один из промежуточных периодов, когда возник очередной простой и желанные деньги не поступали, Балабанов и снял – буквально за копейки – малобюджетного «Брата». В это же время он ездил на фестивали, в частности в Роттердам, пытался вырвать на следующий проект субсидию в конкурсе проектов «Синемарт», но получил от ворот поворот. И повернулся к Западу спиной, если не сказать прямее. «Бюрократия – это боль в заднице, – заявил корреспонденту роттердамской газеты Балабанов, любящий поиграть в русского медведя. – Они не понимают, что мы любим работать быстро. Я делаю по фильму в год. Я русский кинематографист и снимаю русские фильмы для русской публики. Малобюджетные киноленты способны теперь вернуть затраченные на них деньги в России, и западные субсидии нам больше не нужны».
«Замок»
В итоге фильм «Про уродов и людей» был целиком финансирован на родине, которую так любит Балабанов. Его бы, фильма, вообще не было, если бы у режиссера к этому моменту не возник альянс с продюсером Сергеем Сельяновым – самый принципиальный в истории нового российского кино. Помню Балабанова с Сельяновым на роттердамском «Синемарте»: среди типовых европейских «экзеков», суетливых агентов по продажам и дистрибьюторов они напоминали парочку заговорщиков-народовольцев – Сельянов с окладистой бородой и Балабанов в круглых очках и со свисающими на плечи жидкими волосами.
А до этого режиссер побывал в Гамбурге, где заканчивал работу над «Замком». «Времени у меня было полно, – вспоминает Балабанов, – я гулял по городу и придумывал новый фильм. В эротических музеях рассматривал фотографии начала века. И мне понравилась идея: сделать кино о такой любви. Для нас как бы неестественной, но для моих героев единственно возможной».
«Тихие люди» – это пионеры отечественного порнофотобизнеса, расцветшего в атмосфере петербургского декаданса начала века. Это и их модели, и их клиентура – физические уроды с бельмами на глазах или сиамские близнецы вполне нежного возраста. Дамы с задранными юбками и обнаженными ягодицами, розги для мазохистских услад, дети как самый запретно-сладкий объект порнографии.
Балабанова занимает не эпоха, а сросшийся с нею стиль. Этот стиль, знакомый по черно-белому немому кино, Балабанов уже воскресил в короткометражке «Трофим» – о коварной роли киноаппарата, который случайно «поймал» в кадр деревенского мужика-убийцу и обеспечил ему еще одну жизнь на целое столетие. «Про уродов и людей», как утверждает сам Балабанов, – это фильм о первых потенциальных кинопродюсерах. Их режиссер представил в довольно омерзительных и тем не менее не лишенных своеобразного обаяния образах порнодельцов, делавших первые соблазнительные фотооткрытки. Логика здесь есть: кинематограф – преемник фотографии, и в смысле интереса к запретным сторонам жизни тоже. Балабанов обнаруживает принципиальную аморальность камеры, что сообщает картине изначальную двусмысленность.
Балабанов к этому моменту уже прочно сработался с оператором-асом Сергеем Астаховым, способным решать самые сложные изобразительные задачи. Режиссер собирает своих любимых актеров – Виктора Сухорукова, Сергея Маковецкого, Анжелику Неволину. То есть тех, кто умеет вместе с режиссером создавать атмосферу запретного и запредельного. Нарушение моральных табу – амплуа Балабанова, но не менее важно, что он совершает этот акт во всеоружии таланта и профессионализма. Представители крупнейших фестивалей высоко ценят эти качества, но даже они – суперпрофи своего дела – немного морщатся от «Уродов и людей»: мол, сделано здорово, но уж больно противно смотреть. Тем не менее именно эта работа заслуживает высокую оценку Анджея Вайды и становится визитной карточкой Балабанова. Она вписывается в международную моду на «идиотов» (см. Ларса фон Триера) и «новый порнореализм», хотя по своей органике чужда и тому, и другому. Она попадает в десятку хитов журнала «Variety». За нее Балабанов получает «Нику»: уникальный случай коллективного затмения академиков, никогда не отличавшихся особым радикализмом.
«Про уродов и людей»
Казалось, самый антибуржуазный из российских режиссеров именно в этом качестве приветствуется на буржуазном Западе. Однако это только казалось. В ненавистной Америке Балабанов снимает сиквел «Брат-2» (2000), срывает кассу в России даже при отсутствии проката, вызывает афронт либералов и становится заложником слогана «Путин – наш президент… Данила – наш брат…». Но и с государственниками, и с новой послеельцинской эпохой ему оказалось не очень по пути, что показало дальнейшее развитие событий. Даже несмотря на то, что, по слухам, Балабанова с Сельяновым поддерживает Сурков и еще кое-кто из кремлевских идеологов. Есть теории заговора, есть эпатажные высказывания режиссера, но есть логика его биографии и художественная плоть его фильмов, они важнее.
После «Брата-2» Балабанов, как положено «проклятому поэту», расплачивается за народный триумф своего героя. Говоря языком античности, его и Сельянова начинает преследовать Рок: проекты срываются, в автокатастрофе гибнет актриса, игравшая главную роль в фильме «Река» – мощном сибирском эпосе, который так и не был закончен, сам Балабанов серьезно пострадал в том же ДТП. Самая страшная катастрофа еще впереди, но пока режиссер снимает «Войну» – первую картину о второй чеченской. Главную роль в ней играет Алексей Чадов. Он вовремя метит в звезды: Сергей Бодров в роли пленного офицера остается на втором плане. А вскоре наступает Кармадон: группа Сельянова-Балабанова и русское кино в целом теряют самого харизматичного своего актера.
В основе «Войны» (2002) – похищение и убийство боевиками англичан: пленка с отрезанными головами на снегу была представлена миру. Картину опережали слухи о чудовищных жестокостях и неполиткорректности. Жестокости, впрочем, после телевизионных хроник могут напугать только тех, кто не в состоянии отличить реально отрезанную голову от муляжа. Что касается неполиткорректности, она в том, что война снята с точки зрения русских участников конфликта. В чем в чем, но в пацифизме Балабанова не упрекнешь. И если он не выступает с позиции армии и государства, то лишь потому, что ни та, ни другое балабановским критериям не отвечают, и их роль берет на себя мифологический герой-одиночка.
Фильм начинается как псевдорепортаж: к Аслану, идейному воину ислама, а на поверку бандиту и работорговцу, привозят группу пленников. Одним тотчас режут головы, другого – «коммерческого» еврея – буднично лишают пальца, двоих англичан держат в яме, а с ними, в качестве переводчика, старшего сержанта Ивана Ермакова. Потом Ивана и его английского тезку Джона отпустят, а Маргарет оставят в заложницах. Джон будет пытаться спасти свою невесту, но ни британские власти, ни российские ни в чем не помогут. И придется ему развязать собственную войну – войну, главным действующим лицом которой окажется не Джон, а Иван.
«Брат»
С этого момента, когда интернациональная пара покидает Владикавказ и пересекает чеченскую границу, место репортажа занимает чистый action. «Брат-1» превращается в «Брата-2», фильм оборачивается боевиком со взрывами и перестрелками, бегством на плоту по бурной реке и прочими атрибутами подросткового приключенческого жанра, не изменившегося со времен Фенимора Купера и лишь слегка обновленного использованием современных мобильных средств связи.
Однако есть коренное отличие. «Брат-2» обыгрывал умозрительные, придуманные отношения «русского брата» с Америкой или даже с Украиной, в сущности – экранизировал национальный комплекс неполноценности, инфантильное разделение на наших и не наших, идеологию «кровного братства». «Война» же происходит там, где реально льется кровь. Согласно чисто ситуативной, или жанровой, логике фильма, у Ивана не было другого выхода. Это закон войны: или убьешь ты, или убьют тебя.
