Такси-1913. Киевская историческая повесть - Сергей Теньков

Открываю ворота: на улице сентябрьский вечер. Атмосфера наших улиц в эту пору – много чего намешано, и все чудо, неповторимый киевский цимус. Аромат настоящего венского кофе, вкусные запахи шашлыков «по-карски», жаренного по-домашнему сала; разного еще всякого унюхать можно. Мне вот запахи из флигелька во дворе за гаражом нравятся. Там на втором этаже молодая казачка любимому такой украинский борщ варит, уверен, что с пампушками, и к ним янтарная подливка чесночная, вкуснота наверное… Ну и автомобили свое амбре по чуть-чуть уже добавляют, как-никак, а в городе их уже целых 328 штук, это не считая таксомоторов, автобусов,[3] военных грузовиков и залетных иногородних. И каждый норовит свое СО киянам подпустить, продукты жизнедеятельности. Вдыхаю, наслаждаюсь. Мой город.

Прямо через дорогу трактир «Киевский разгуляй». Там цыгане. Справа от моего гаража лавка колониальных товаров Рихарда Гейма – какао, чай, шоколад, в мешках изюм. Слева контора и склад знаменитых галош «Треугольник». Здесь же зефирная вывеска «Женская гимназия», об этом заведении говорить можно долго, поэтому не скажу ничего… Ну, и посередине мой гараж. Вечером над воротами очень красиво, аршинными буквами электрическая вывеска, сам придумал – «Английский гараж Чарута и Ко». Кстати, Диментий Чарута это я, гараж, правда, не английский. Все равно надо будет реле поставить, чтобы вывеска мигала, как в кинохронике про Нью-Йорк – Киев наш ничуть не хуже. Лаврская печерская колокольня не ниже их небоскребов будет.

Время к полуночи, мне пора… Авто уже на тротуаре, мотор не глушу – пусть попыхтит, потренируется, пока буду ворота запирать. Два здоровенных амбарных замка. По случаю купил у лабазника Тулдыбердыева, вместе с роскошной амбарной книгой. Его лабаз решили переделать в велосипедную мастерскую, добра этого в Киеве уже полно, говорят, тыщи три самокатов-бицеклетов, не меньше. С ума все посходили, даже городовые на великах – очередная придумка неугомонного полицмейстера Цихоцкого.

Пока запирал замки (вернусь только утром, если вернусь), все – и замки, и я, – все в волшебном сиянии моего электрического чуда-вывески, прямо феерия Блюм-пантон какая-то. Недаром киевские франты, в моднячих клетчатых панталонах «В Париже дождь идет», любят прогуливать здесь своих дам. Вот и сейчас возле «роллс-ройса» моего толпа гуляющей публики собралась. В городе такое шикарное авто только у меня.

В «Киевском разгуляе», напротив, цыганский оркестр «Ехал барин на ярмарку…» ушкварил. Исидора – главного в оркестре, пожилого цыгана с черными седыми космами до плеч, я знаю. Катал его цыганят. Их у него столько, что в мой здоровенный «ройс» все не поместились. Облепили обе подножки, а места все равно не хватило. Так и гоняли по Киеву, до самой пристани и обратно, отчаянно сигналя грушей-клаксоном. Подольский околоточный хотел протокол составить, так я, как положено, на его свистки остановился – длинный, два коротких – и послал всю свою цыганскую команду доказывать, что околоточный ох как неправ. Отделался он легко, только свистеть теперь нечем, бесследно исчезла вместе с витым красным шнуром полицейская свистулька… Исидора и его музыкантов приветствую все тем же сигналом клаксона – несколько похожих тактов из их мелодии.

Вот и сейчас два паренька лет двенадцати, в огромных отцовских картузах, такие мягкие кепки с козырьком, и босоногая девчонка, шулявская принцесса, просят дяденьку, меня то есть, покатать. Вырастут – продолжателями рода занятий своих знаменитых отцов, шулявских пырначей-ножевиков, будут. Тех, что любят благородных господ на вечерней прогулке ножиками пырять. Девчонка уже на заднем сиденье, очень похоже взрослую мадам изображает. Альтернатива босоте этой уличной есть – две симпатичных барышни в беленьких шляпках с голубыми лентами недалеко стоят и глазки мне строят. С такими в Дворянском саду гулять под духовой оркестр одно удовольствие.

Однако решено, выбираю картузы и девчонку-босоножку. А собственно, кто я сам – такой же киевский пацан, только с Липок. Нечего нос задирать, прокурорского письмоводителя сын. Мне первая киевская красавица Регина де Бергони, после нашего ночного катания в Пущу-Водицу, так и сказала: «Ты, Димон, мальчишка еще, мой киевский мальчишка…»

Договариваюсь с ребятами твердо – только до Царской площади, но зато через Крещатик и с ветерком. А ветерок наш киевский такой: по правилам в центре города не более 10-ти верст в час,[4] это Городская дума над автомобилистами так издевается – не депутаты, а сплошная фракция городских извозчиков. Наделает извозчичья лошадка посреди Крещатика – это ничего, божья тварь, с кем не бывает, а вот шарахнется она от проезжающего авто – все, приехали, клади за это свой «Билет на право вождения» полицмейстеру Цихоцкому на покрытый зеленым бархатом стол. Цвет не хочешь, а запомнишь. А что делать? Киевских лошадок пугать – ни-ни! «Обязательные постановления о порядке пассажирского и грузового движения по городу Киеву на автомобилях», образца 1912 года.

Была не была, разгоняюсь до 20-ти верст, один раз живем. Доехали без приключений, девчонку с ее картузными кавалерами высаживаю на Царской площади[5] возле памятника Александру II. На прощание даю посигналить, нажать по очереди на грушу-клаксон. Рядом Купеческий сад, а там аттракционы разные, мороженое – вкуснятина в бочках. Посмотрел, окликнул детвору и кидаю серебряный целковый. Поймала девчонка, вырастет – хозяйкой в своем домике на Шулявке будет.

С Царской площади мне одна дорога – мимо Шато-де-Флер. Наш Киевский Париж, право слово. «Дим-Димыч, прокати нас! Ну, пожалуйста!..» Это в фельдиперсовых чулках и мимо-юбочках кричат и машут мне своими лилейными ручками танцовщицы кафешантанов Шато. Считается, что они так курят – с длиннющими мундштуками дамские папиросы «Сильва». Их хозяин француз Близубье покурить у входа выпускает только самых красивых и ногастых – живая реклама его заведения. Вообще-то полицейскими правилами это запрещено: с такими ножками и декольте махать ручками проезжающим, гуляющим. Городовые очень любят танцовщиц в униформе забирать к себе в участок, что выше по Александровской улице.[6] Так что и Близубье, и девчата рискуют. Согласно полицейской отчетности – все это «уличные бесчинства», а бравые юнтеры-городовые их пресекают, вот и статистика по городу хорошая, полиции работа видна. Это вам не драку грузчиков с пристани в трактире «Порт-Артур» растаскивать. Там бутылем хлебного вина «Трехпробная» голову проломят и фамилии не спросят…

Сворачиваю на Петровскую аллею. Тоже крепко не разгонишься. Согласно решению Городской думы, полагается по аллее этой «гулять и кататься на экипажах». Так я и гуляю, и катаюсь, экипаж у меня опять же. Короче, все соблюдаю и не нарушаю. Положено не более двадцати верст в час – даю 20.

«Параграф 19. Езда автомобилей вперегонку воспрещается…» Хотел бы, да не с кем, одни извозчичьи фаэтоны вокруг. Педалью добавляю потихоньку топливную смесь; рычагами, одним – переключаю скорость, другим – регулирую, на всякий случай, приводной ремень. Ускоряюсь. Начинается Козловка, а это значит: мои английские рессоры и данлоповские покрышки против киевских булыжников. Хотел бы еще быстрее, а не получится – затрясет.

Уличные фонари давно закончились, впереди темень. Зато на моем «ройсе» фары огромные, каждая с поднос из трактира «Днепровские раки», включил и пронзаю ночь, как Змей Горыныч – говорят, раньше в этих местах он и водился, даже видели его.

Грохот; на колдобинах, выбоинах и ухабах вся конструкция вместе со мной лихо подпрыгивает, не «ройс», а шайтан-арба какая-то. Замостила Городская дума дорогу, скорее бы на грунтовой укатанный участок выбраться.

Справа красивые, как пряничные домики, корпуса детской больницы,[7] притормаживаю. Поздно уже, детишкам спать пора, а я тут со своей четырехскоростной грохоталовкой прямо под окнами – нехорошо. Проезжаю мимо на положенных двадцати верстах в час. Проехал. Только за рычаг переключения скоростей взялся – длинный свисток и два коротких. Из кустов прямо на дорогу выкатывается собственной персоной известный всем киевским автомобилистам околоточный надзиратель Люшня, и с ним еще двое саблями мне машут. Со стороны поглядеть: глухомань, ночь, ни души вокруг, и вдруг – трое из кустов, все в белом. Это наша полиция еще в летнем ходит, форма такая. Будь со мной дама – вот бы визгу было …

– Так, господин Чарута, превышаем, стало быть, скорость, лихачим, фарами слепим, – заскрипел своим наждачным фельдфебельским голосом Люшня. – За версту ваше авто и видно, и слышно! Думаете, сударь, раз дорогущую английскую машину купил, то и нарушать можно?..

«И чего это они в кустах прятаться надумали, да еще в эту пору?» – недоумевал про себя я.

Вслух же начал перехватывать инициативу:

– А чем докажете, что я скорость превысил? Я, наоборот, возле детской больницы сбросил, ей-богу, сбросил…