Есть много способов убить поэта - Сергей Лукницкий

В ночь с 3 на 4 апреля 1886 г. В Кронштадте, в семье военного врача действительного статского советника Степана Яковлевича Гумилева родился мальчик Николай.

4 августа 1921 г. В Петрограде по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре арестован русский поэт Николай Гумилев.

24 августа 1921 г. Подготовлена выписка из протокола заседания Президиума Петрогубернской Чрезвычайной Комиссии: "Приговорить к высшей мере наказания - расстрелу".

8 декабря 1924 г. Студент Петроградского университета, начинающий поэт Павел Лукницкий пришел в дом к Анне Ахматовой для консультации по дипломной работе о творчестве Николая Гумилева.

22 июня 1925 г. Дипломный проект защищен. Остались верность Гумилеву и дружба с Ахматовой.

14 июня 1927 г. П.Н.Лукницкий оказался в камере No 231 4-го Отдела ЛенГУБ ОГПУ. Конфискованы его дневниковые записи и собранные документы.

В 1918 году умный Ленин советовал Дзержинскому, жалующемуся, что при арестах намеченных лиц практически не имеется доказательств их контрреволюционной деятельности, "получше искать в их домах дневниковые записи, альбомы девиц (кто приходил, во что был одет, как посмотрел, что говорил), например, а уж из них будет легче стряпать дела".

К слову. Об опасности дневниковых записей догадывался Сталин. В 1936 году ему докладывали, что все его окружение ведет дневники, мотивируя это тем, что хотят запечатлеть великую действительность. Сталин, прекрасно понимавший, что если так будет продолжаться, из памяти народа невозможно будет выкорчевывать нежелательные события и факты. Верный ученик Ленина, распорядился при арестах намеченных лиц, инкриминировать им в качестве самостоятельного состава преступления, - ведение дневниковых записей. Таким образом, социалистическая законность сама решила проблему истории социализма. Большинство лиц, в том числе литераторов, вынуждено было отказаться от документального жанра. А жаль, иначе бы мы, к примеру, значительно раньше узнали, что свастика (взятый из Индии символ) была официально введена в качестве эмблемы на шевронах Красной армии с 1918 по 1923 годы.

28 июня 1927 г. Лукницкий был освобожден из-под ареста, разумеется, с условием отказа от продолжения ведения дневников и уничтожения материалов, собранных по рассказам о расстрелянном поэте.

14 дней понадобилось спецслужбам, чтобы прочесть справку Лукницкого в "Словаре русских писателей", архив, записи и материалы по университетской работе. В результате освобождения, хозяину были возвращены "Труды и Дни", сделанные по защищенному диплому, дневники, подлинники документов, за исключением нескольких записей, сделанных по желанию и рассказам самой Ахматовой, не участником, ни свидетелем событий, которых сам Лукницкий не был, впрочем, ничего не давших органам в том 1927 году, и провалявшихся в ОГПУ 70 лет.

Эту запись через много лет вытащил предатель своей родины, бывший генерал КГБ, и просмаковал любитель горяченького провокатор от современной, к сожалению, не очень чистой журналистики.

ТРУДОГОЛИКИ

Молодому человеку, энтузиасту Лукницкому, поработавшему к тому времени несколько лет на стройках в качестве рабочего, кочегара, десятника, затем успешно окончившему университет, нравилась новая власть, как, впрочем, все новое, обнадеживающее. Но его дворянское воспитание так просто, так быстро вытравить этой властью было невозможно, - много поколений поработало над его индивидуальностью. Абсолютно не занимаясь политикой, он добросовестно и с полной отдачей трудился в новом обществе и, тем не менее, сумел уберечь свой незыблемый принцип: верить в себя, не поддаваясь никаким расчетам. Его вел к Правде язык сердца. Его правдой было продолжить ежедневные записи об Ахматовой и сохранить архив по Гумилеву, собранный, в большей своей части с помощью близких Гумилеву женщин - второй жены Гумилева, матери его, вдовы Брюсова, подруг и возлюбленных поэта.

Лукницкому пришлось нелегко не только из-за политики властей, но и в самом окружении творческих людей, оставшихся после революционных катаклизмов в живых, оставшихся в России, оказавшихся в новом социуме и находившихся в сложнейшем клубке взаимоотношений, который даже им самим нелегко было распутывать, а тем паче молоденькому, наивному Лукницкому, а тем паче мне человеку следующего столетия.

Как творческий человек, как исследователь и открыватель, как воин-освободитель, занимаясь современными, злободневными темами, абсолютно конкретными, совпадающими с жизнью советского общества, отец, тем не менее, свято хранил то прошлое, которого он коснулся в молодости. Часто перебирал тысячи маленьких листков, исписанных им в 20-е годы. Некоторые, к сожалению, уничтожал. Новых властей боялся, или интимных записей?..

И здесь, нелишне сказать о Маме. Она прожила рядом с архивом в общей сложности более пятидесяти лет. Из них 25 - рядом с отцом, и в течение 25 лет у папы не было другого собеседника, только мама. Для мамы период "Пятьдесят лет с архивом" разделился на две части. Двадцать пять лет с отцом - это постоянные разговоры, папины воспоминания, ассоциации, расшифровки и устные продолжения записей. Чтобы соответствовать отцу, чтобы быть ему достойным собеседником, мама постоянно, читала его записи 20-х годов и изучала архив. Бывало, они спорили, и маме удавалось отстаивать свою точку зрения по поводу характеристик "герое" дневника. А после ухода из жизни отца мама, "спрятав" гумилевско-ахматовский архив от всяких комиссий по литературному наследству, намеревавшихся "активно заняться" им, или передать его в ЦГАЛИ, и, погрузившись в архив полностью сама, единолично, в течение следующих 25 лет - разбирала его, комплектовала, и в 1997 году передала в Пушкинский дом.

Вот некоторые запутанные нити этого клубка, которые я с трудом "потягиваю" и расшифровываю не столько по строкам многочитаемого дневника, сколько по "междустрочиям".

М.Лозинский и В.Шилейко посоветовали юноше написать дипломную работу о Гумилеве, зная, что он сам пишет стихи, что собрал коллекцию рукописных стихов Гумилева, имеет все его книги, дружит с вдовой поэта и несколькими его подругами. Интересно же, ведь пришла новая власть, расстреляла поэта. Пройдет ли работа?

Работа тогда прошла. Но, например, сам Лозинский - поэт, переводчик, коллега Гумилева по работе и даже участник попытки освобождения его из-под стражи, всегда дружески настроенный к Лукницкому не дал своих личных, подробных материалов студенту, лишь некоторые устные фразы, лишь несколько скупых рассказов, лишь мелкие поправки. Это не упрек. Это констатация факта. Спасибо и на этом ему.

Шилейко - крупнейший востоковед, знаток древнейшей истории, культуры, постоянно издеваясь над своей женой Ахматовой, не принимавший всерьез ни жизненной ее позиции, ни ее поэзии, -отправил к ней Лукницкого "для баланса" их сломанных к тому времени супружеских взаимоотношений, не сомневаясь, впрочем, в высокой степени культуры и воспитания молодого человека, в том, что Лукницкий может быть полезен обеим сторонам и в плане житейском, и в помощи их бракоразводному процессу.

Появившийся в жизни Ахматовой Н.Пунин ненавидел Гумилева и как бывшего мужа Ахматовой, и, как вернувшегося из Европы в Россию поэта в том момент, когда все бежали из России. Он даже опубликовал статью в газете, обвиняя поэта в контрреволюционных намерениях. Но, если человека Гумилева можно путем клеветы уничтожить физически, то прекрасного поэта Гумилева даже при широчайших образованностях и высочайших талантах искусствоведческих, - даже при статусе, замнаркома просвещения, увы, невозможно.

Лукницкого Пунин не любил как новое явление в жизни Ахматовой, которое возвращало Ахматову в прошлое, обогащало ее самосознание, повышало самооценку, помогало переживать действительность.

Сблизившись с Лукницким, Ахматова одаривала его таким вниманием, такой благодарностью, что, сдержанный, как правило, воспитанный Пунин порою срывался, не преминув унизить, уничижить при удобном случае преданного друга Ахматовой.

А может быть, и его доля в аресте в 1927 году присутствовала тенью? Вот несколько слов и фраз, записанных Лукницким, вскоре после его освобождения.

31.VII.1927.

...Уехать бы, неизвестно куда, чтоб Пунин не нашел, когда приедет...

...Блок, Лозинский, Анреп - не были близки...

...В.К.Шилейко до 1918 - открытая влюбленность - 1-я такая любовь от сотворения "мира" (В.К.Ш.).

АА - "человек (снился человек и пр.). А потом - резкая грань с 1918 один скандал - и пошло. (неожиданно)...

Далее, опять, к примеру - К.Чуковский. Судя по записям дал известные вторичные ведения, в основном из Чукоккалы, копию известной анкету по Некрасову и т.п., но ничего существенного из того, что могло бы добавить к имеющимся сведениям. Повторяю, претензий - никаких. Только выводы, сделанные на основании изучаемых записей.

Н.Тихонов довольно близко дружа с Лукницким, открещивался от фанатичного собирателя в связи с советской карьерой, что само по себе не осуждаемо, хотя сам высоко ценил Гумилева как поэта, и как главного арбитра, принявшего участие в судьбе поэта Тихонова. Впрочем, так же ценил и Лукницкого за его цельность, целеустремленность, последовательность, но... лишь в домашней, сугубо интимной обстановке. Без свидетелей.