XX век танков - Александр Больных

Танк не раз хоронили, но очень скоро выяснялось, что могильщики поторопились. Появлялись новые средства борьбы с танками, но появлялись и новые модели танкового оружия и брони. Поэтому даже сегодня танковые войска остаются главной опорой сухопутных войск и их главной ударной силой. И в истории танковой войны последняя страница еще не дописана.

Глава 1

Танк, который не танк

Новый, 1916 год по обе стороны линии фронта встречали в мрачном настроении. Стало уже совершенно ясно, что военное руководство окончательно потеряло контроль над ходом военных действий. Война стала некой вещью в себе, не обращающей внимания на жалкие усилия каких-то там людишек, пусть даже их мундиры украшены золотыми петлицами и россыпью разнокалиберных звезд. Сплошные линии окопов и колючей проволоки протянулись на тысячи километров, и все попытки прорвать эти оборонительные позиции прежними средствами были бессмысленны. Продолжительность операций увеличивается. Если раньше двухнедельное Мукденское сражение казалось чем-то уникальным, то сейчас бои за Верден шли с февраля по декабрь 1916 года. Новые системы вооружения, в первую очередь пулеметы, отправили на свалку старые тактические приемы, однако генералы оказались просто не в состоянии понять это и упрямо гнали солдат на смерть. Неудивительно, что цифры потерь начали стремительно расти, и сто тысяч из потерь в целом сражении практически сразу после начала войны превратились в счетную единицу, а суммарные потери начали приближаться к миллиону — и все это при почти полном отсутствии результатов. Ни о чем подобном военные раньше даже не думали. Сражения получают характерные названия — «Верденская мясорубка», «Бойня Нивеля». Раньше таких эпитетов не употребляли. Рекорд поставили, похоже, англичане, которые 1 июля 1916 года в первый день летнего наступления на Сомме в 1916 году потеряли 57 000 человек, втом числе 20 000 убитыми, отвоевав клочок земли 1,5 на 3 километра. В результате не приходится удивляться тому, что англичане так не любят фельдмаршала Дугласа Хейга и предпочитают помалкивать о своем достижении.

Впрочем, не стоит особо винить генералов за то, что они не сумели предугадать характер новой войны, хотя первые звоночки раздались еще 10 лет назад во время Русско-японской войны. Бессмысленные кровопролитные атаки и колоссальные потери японцев при штурмах Порт-Артура оправдывали тем, что это, мол, крепость, и ее нельзя брать лобовым штурмом. А растянувшиеся на десятки километров полевые позиции всегда можно будет обойти, если уж не удастся прорвать. Представить, что укрепленные позиции будут тянуться не десятки, а тысячи километров и обходить их будет просто негде, не мог никто. И генералы в этом отношении не были исключением. Однако им всем следует предъявить иное обвинение. Когда война приняла совершенно новый, непривычный характер, они с ослиным упрямством пытались решить все проблемы старыми методами, истребляя собственных солдат десятками и сотнями тысяч. Английский историк Роберт Ниланс даже написал книгу «Генералы Великой войны», чтобы опровергнуть образ британского генерала — бездушного и чванливого аристократа-кавалериста, отсиживающегося в старинном французском замке и посылающего солдат на смерть. Особенно ему не понравился австралийский фильм «Галлиполи», который рассказывает о трагической судьбе солдат австралийского корпуса, высаженного в Дарданеллах. Кстати, очень рекомендую посмотреть этот фильм, фактически запрещенный к показу в Англии. Нет, разумеется, в этой стране нет цензурных запретов, фильм просто не показывают… Так вот, в очередной раз книга оказалась сильнее автора. Он доказал именно то, что хотел опровергнуть. Чего стоит одна только дневниковая запись фельдмаршала Хейга, сделанная после первого дня упомянутого наступления: «Учитывая число участников сражения и его масштабы, потери не могут считаться слишком тяжелыми».

Апогеем этих бессмысленных гекатомб стала битва за Верден. Замысел этой операции жирным крестом перечеркивает все басни о гениальности германского Генерального штаба и его руководителей. Начальник Генштаба генерал Фалькенгайн выдвинул очень простую идею. Нужно выбрать такой пункт, отдать который французы просто не посмеют по военным и политическим соображениям и «для защиты которого французское командование будет вынуждено пожертвовать последним человеком». После этого следует штурм, «и пусть они убивают друг друга как можно дольше». Фалькенгайн рассуждал как настоящий людоед — людские резервы Германии больше французских, поэтому, когда будет убит последний французский солдат, Германия потеряет всего лишь предпоследнего. И тогда последний германский гренадер торжественно войдет в Париж по горам трупов и поднимет императорский штандарт над Эйфелевой башней. Нет, разумеется, Фалькенгайн пытается назвать свой замысел «сражением на истощение», но ведь суть от этого не меняется. Он предложил лобовой штурм крепости Верден и без размышлений отверг все иные предложения. Единственным результатом этой «операции» стали потери, достигшие миллиона человек. Фалькенгайну удалось-таки сказать новое слово в военном искусстве, хотя явно не то, на которое он рассчитывал.

Это был тупик, и, чтобы выйти из него, требовались какие-то новые средства. Первыми это поняли немцы, однако вывод они сделали более чем своеобразный, впрочем, вполне согласующийся с «отсутствием такта и здравого смысла, присущего только этой нации». Дело в том, что выражение «зверства немецкой военщины» родилось не вчера и не позавчера. С самого начала Первой мировой войны немецкие солдаты показали себя достойными наследниками гуннов Аттилы, как того и требовал император Вильгельм. Расстрелы заложников, уничтожение культурных ценностей — не было упущено ничего, так что гитлеровские вояки не изобрели велосипед. У них имелся достойный пример.

Впрочем, будем скрупулезно точны. Об этом мало кто знает, но впервые химическое оружие было применено немцами уже 27 октября 1914 года при штурме Невшателя, то есть практически сразу после начала войны. В тени этот эпизод остался, вероятно, по двум причинам. Во-первых, масштабы применения химических снарядов были невелики. Во-вторых, немцы использовали так называемый «снаряд № 2» для 105-мм гаубицы, начиненный раздражающим, а не удушающим или каким-то подобным смертельным OB. Впрочем, останавливали немецких генералов отнюдь не моральные соображения, просто в их распоряжении пока еще не было более действенных OB. Как только они появились, кайзеровские генералы, не задумываясь, пустили в ход химическое оружие, растоптав все международные договоры. 22 апреля 1915 года под Ипром была открыта новая страница в истории войны. Постепенно химическое оружие совершенствовалось и становилось все более смертоносным — появлялись всяческие «синие кресты», «желтые кресты», однако общий итог оказался неутешительным. Немцы поставили себе на лоб еще одно каиново клеймо, но сумели добиться в лучшем случае незначительных оперативных успехов. Правда, ценой тысяч жизней они обогатили словарь еще одним неологизмом — «иприт». Таков оказался самый крупный результат применения OB в годы Первой мировой войны.

Англичане пошли иным путем. Что есть самая лучшая защита от снаряда? Броня. Значит, она прекрасно сможет защитить нас и от пуль. Тем более что бронеавтомобили уже имелись и даже понемногу использовались на фронтах, хотя по причине низкой проходимости их нельзя было использовать на поле боя. Оставалось сделать следующий шаг и создать машину повышенной проходимости. Поскольку имелась потребность, предложения посыпались со всех сторон. Капитан 1-го ранга Мюррей Сьютер предложил Уинстону Черчиллю, тогда Первому лорду Адмиралтейства, создать гусеничную боевую машину на основе трактора «Диплок». Офицер морской авиации, флайт-коммандер Хетерингтон, предложил аналогичную машину. Однако в движение ее приводили 3 чудовищных колеса диаметром 40 футов, а не гусеницы. Сухопутные линкоры Pedrail и Big Wheel тоже были инициативой флота. Самыми прогрессивными были предложения подполковника корпуса Королевских инженеров Эрнеста Данлопа Суинтона. Он предложил использовать бронированный американский сельскохозяйственный трактор «Холт» как средство передвижения по пересеченной местности. Его предложение в конце концов также попало на стол Уинстону Черчиллю, и тот 5 января 1915 года написал премьер-министру меморандум, предупредив, что немцы могут первыми создать бронированные машины. Однако армейское командование во главе с министром обороны лордом Китченером ожесточенно сопротивлялось.

Тогда Черчилль решил сделать все сам, тем более что подобное развитие событий вполне отвечало его бурному нраву. В феврале 1915 года он создает «Комитет по сухопутным кораблям», который приступил к работе, получив 70 000 фунтов из фондов Адмиралтейства. Основой работы стал меморандум «Потребность в уничтожителе пулеметов», который Суинтон передал в Ставку Верховного командования во Франции. Он дал примерное описание новой машины: