Сны листопада (СИ) - Леру Юлия

Пока Влада «вбивала фигню в прогу», другие женщины разглядывали меня, без сомнения, отмечая и мое лицо без макияжа — его пришлось смыть после потопа, — и дешевую одежду, явно не из бутика, и ногти без лака, правда, аккуратно постриженные и отполированные, но короткие и немодные.

— Вы откуда-то издалека к нам приехали? — спросила доброжелательно Тамара.

— Из-под Бузулука, — сказала я. — Оренбургская область.

— Никогда не слышала этого названия, — сказала она.

— Тамар, ну ты чо, — бухнула Влада, все-таки ставя свою подпись в заявлении. — Бузулукский бор же. Водка такая. Вкусная.

Она подмигнула мне, и все мы рассмеялись. Я подумала тогда, что мы подружимся.

Я подписала заявление у Горского и снова побежала на первый этаж, в отдел кадров, чтобы его отдать. Высокого мужчину, пахнущего сандалом, кедром и чем-то еще, я встретила на площадке между первым и вторым этажом. Сначала я ощутила только запах — смотрела под ноги, ступеньки были выложены плиткой и почему-то казались мне скользкими, — и подняла глаза всего лишь на мгновение, заметив небрежно расстегнутую пуговицу воротника светлой рубашки и мягкую линию подбородка, а потом голос Горского, донесшийся с площадки, заставил нас обоих остановиться и все-таки посмотреть друг на друга.

— Юстина Борисовна, задержитесь. Ростислав Евгеньевич, согласуете заявление, раз уж вы здесь? Я, правда, подписал уже, но, думаю, лучше, чтобы вы тоже завизировали… чтобы не вышло, как в прошлый раз.

Как в прошлый раз?

Но я уже подняла голову. И остолбенела.

У него были светло-серые глаза, такие светлые, что казались почти прозрачными. Прямые густые брови. Мягкие каштановые волосы. Округлые линии лица, которые еще больше смягчала легкая щетина… и ямочка на щеке, которая появилась, когда он мне улыбнулся.

Вежливо. Не по-настоящему. Холодно.

— Макаров Ростислав Евгеньевич — мой заместитель по экономике и финансам, — сообщил Горский, все так же стоя наверху. — Юстина Борисовна Туманова, вновь принятый экономист.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Здравствуйте, Юстина Борисовна, — сказал Макаров. — Ну что же, я так думаю, если Михаил Владимирович уже одобрил, мне согласовывать смысла нет. Вас ведь все равно примут.

От его тона я немного оторопела. Макаров забрал у меня лист, приложил его к стене, нимало не смущаясь, и написал в своем поле «Согласовано». Дата, подпись.

— Что же, формальности соблюдены. Всего вам доброго.

Он продолжил свой путь наверх, а я, забрав заявление, поспешила вниз. Ну, как поспешила… Закусила губу, буквально заставляя себя передвигать ноги. Тело странно не слушалось и все уговаривало меня вернуться наверх, догнать Ростислава Макарова и сначала влепиться в него носом, а потом начать снимать с нас обоих одежду.

Я и не знала, что у меня есть якобсонов орган.

Глава 2

Моя предшественница Виктория Степановна Бабкина и Ростислав Макаров просто обожали друг друга. Так обожали, что когда начинали высказывать друг другу это самое обожание, к кабинету замдиректора лучше было не подходить ближе, чем на километр. Виктория Степановна вылетала из макаровских владений красная, с всклокоченными волосами, с раздувающимися ноздрями — и да, вернувшись к себе, она начинала обожать и нас, сначала всех вместе, а потом каждого по отдельности — видимо, чтобы мы не чувствовали себя обделенными.

Логично, что в какой-то момент взаимного обожания у Бабкиной и Макарова стало слишком много. Спустя полгода после моего появления в компании Виктория Степановна решила, что пора и честь знать, и написала заявление на увольнение, предварительно высказав в глаза и Горскому, и Макарову все, что накопилось на душе.

Михаил Владимирович согласился уволить ее этим же днем.

Мы искренне предполагали, что начальницей отдела станет Влада, но в обеденный перерыв директор вызвал к себе в кабинет меня и сообщил, что вместо Бабкиной руководить теперь буду я.

Получите и распишитесь, Юстина Борисовна. Теперь обожать будут вас.

— Но я же… — начала я было растерянно, но Михаил Владимирович кивнул за мою спину, где безмолвной статуей с самого начала нашего разговора стоял Макаров.

— Ваш начальник вам все подскажет.

— Подскажу, конечно, — сказал тот вежливо, когда я обернулась. — Не бойтесь, Юстина Борисовна, в обиду я вас не дам. Все будет хорошо.

В его голосе была такая явная ирония, так что я тут же ощетинилась и сказала, что ничего не боюсь. Господи, да это же моя работа, только чуть больше ответственности. Да и девчонки у меня… Они же такие доброжелательные. Если что, расспрошу Владу, она наверняка все знает.

Виктория Степановна весь последний рабочий день гоняла чаи и не обращала внимания на текущую работу. Начальник ОМТС (прим. — отдел материально-технического снабжения) Сашка — для меня тогда еще Александр Данилович — Савушкин зашел к нам раз двадцать с заявками на оплату счета, но Бабкина, улыбаясь акульей улыбочкой, говорила:

— Александр Данилович, положите на стол, я гляну после, — и продолжала прихлебывать ароматный чаек с печеньками, как ни в чем не бывало.

— Вик, да ляха-муха, тебе в лом что ли, мне надо сегодня в бухгалтерию отдать, — рычал Савушкин.

— Я обязательно посмотрю позже, а сейчас у меня технологический перерыв.

Савушкин снова рычал, теперь уже и на меня: меня к столу не пригласили, я работала, — и уходил прочь. Виктория заливисто смеялась и рассказывала девчонкам о том, как устала здесь работать и как легко теперь у нее на душе.

— А вам, конечно, я сочувствую… Макаров-то, говорят… — и они начинали шептаться. Я старалась не вслушиваться.

В первые дни на новом месте мне пришлось разгрести кучу документов, согласовать кучу приказов и служебных записок и вбить в программы кучу данных. Быть может, Макаров и обещал не дать меня в обиду, но работа предприятия ведь не должна была останавливаться из-за того, что новый начальник оказался по уши в документах, которые не отработал его предшественник?

— Юстина Борисовна, а загляните ко мне со служебками по персональным надбавкам вашего отдела на следующий месяц. — И я бросала все и бежала в кабинет замдиректора.

Живая очередь у меня кабинете волновалась, переступала с ноги на ногу, бросала на погруженных в свои дела Владу, Лену и Тамару жалостливые взгляды…

— Кофе? — спрашивал Макаров любезно, когда я влетала в кабинет. — Ну, жалуйтесь, Юстина Борисовна, я весь внимание. Не обидел ли вас кто на новом месте, все ли хорошо, что мне доложить Горскому?

Даже так. Ну ладно. Я мгновенно приходила в боевую готовность.

— Жалоб нет, Ростислав Евгеньевич. Все в рабочем порядке.

— Даже на меня жалоб нет? — якобы чистосердечно изумлялся он.

— Жалобы на непосредственного руководителя я изложу вышестоящему руководству сама, — отвечала я еще любезнее. — Вы просили персоналки.

— Я просил вас зайти.

— Так вам нужны служебные записки или нет?

— Мне нужно, чтобы новый начальник отдела обсудил со мной рабочие вопросы. Прошу не слишком много? Хотя, быть может, у вас есть дела поважнее…

— Ну что вы, — мой голос просто сочился медом. — Какие уж у меня дела.

К концу недели я его ненавидела.

К концу месяца я перестала быть любезной и начала показывать зубы.

К концу года я стала отбивать словесные подачи Ростислава Макарова с ловкостью прирожденной теннисистки, и на наших вечерних посиделках в кабинете директора мы обменивались колкостями в режиме сто пятьдесят слов в минуту, страшно веселя этим Горского, который, как это бывает у руководителей маленьких предприятий, иногда позволял себе быть с сотрудниками запанибрата.

— Я все жду, кто из вас первым сдастся и бросит в другого что-нибудь увесистое, — говорил он, когда мы втроем выходили из здания в зимнюю тьму.

— Ростиславу Евгеньевичу не позволит воспитание, так что, видимо, это буду я, — отвечала я, слишком уставшая, чтобы думать о субординации и пиетете.