День Пятый - Владимир Евгеньевич Псарев

Сцена Вторая. День Второй.

 Больничный халат нежного голубого цвета. Он скорее напоминает римскую тогу, и ничего общего с тем, что принято называть халатом, не имеет. Сначала в палату зашла медсестра, задала пару дежурных вопросов. Что-то черкнула себе. Сообщила, что к операции скоро все будет готово. Вышла.

 Анестезиолог пришел минут через пятнадцать. Все это время Женя лежала на боку, пытаясь найти позу, в которой не будет чувствовать дискомфорта или хотя бы острой боли в позвоночнике. Но любое положение, какое бы она ни приняла, через тридцать секунд гарантированно становилось неловким. Пока перекладываешься, снова что-то защемит, а затем отпускает. В первые часы после травмы и вправду было тяжело даже стоять, но потом организм от боли устал и начал диктовать условия выживания – терпи, подстраивайся, не зацикливайся:

– Ты все преодолеешь, иначе ты не скорпион.

 Девушке страсть как хотелось избавиться от этих ощущений, и снова вернуться в тот мир фигурного катания, из которого ее выбила всего одна досадная ошибка на льду. Пугало только одно – никто не мог гарантировать того, возможно ли все вернуть на круги своя, или за ошибку выставят ценник размером со всю многолетнюю карьеру. Но отсутствие гарантий – это не повод не бороться. В большом спорте вообще нет никаких гарантий. Это война. Но проиграть в ней вот так было бы просто-напросто обидно.

 Внутренних переживаний Жени многие словно не замечали. Яркого сочувствия в ответ не проявляли. Может, боялись? Она объясняла это тем, что излишне показательно реагировала, а потому создавалась иллюзия, что девушка справляется сама. С одной стороны – большинству людей вредно много знать о чужом внутреннем мире, и это радовало. Но с другой – с кем-то переживания делить необходимо. Мама, сама в прошлом фигуристка, в юном возрасте покинувшая спорт из-за травмы, все понимала, и вместе с дочерью старалась смотреть именно в светлое будущее.

 Никто не рождается победителем. Никто не обязан побеждать и никто не приговорен к успеху, но всегда будут люди, у которых получилось, хотя бы потому, что человечество не может существовать без иерархии. И за каждым успехом стоит история, которую рассказывают не всем. У тебя могут быть все условия для самореализации – любящие и даже, не может такого быть, богатые родители, известные покровители, дорожные карты на любой вкус, но ты не достигнешь ничего, если не сможешь заставить себя идти.

 Анестезиолог с медсестрой вернулись. Следом крепкие парни закатили в палату носилки. Девушке помогли встать и перебраться на них. Сперва она отказывалась, и уверяла, что дойдет сама, но как только встала, поняла, что это будет нелегкое путешествие, и согласилась.

– Не геройствуйте, – просил врач. – Позвоночник – это серьезно.

 Швы на обшивке потолка быстро-быстро мелькали. Монотонный стук колес о стыки между кафелем успокаивал. Скрипели двери где-то над головой, а затем громко хлопали перед ногами. Носилки закатили в просторную комнату, наполненную безжизненным голубоватым светом.

– Сколько это все продлится? – успела спросить девушка, впервые повернув голову.

– Четыре часа, – не глядя ответил доктор, уже перебиравший медикаменты. – Но может потребоваться больше времени, и мы добавим.

 Так легко и дежурно. Но голос уверенный и мягкий – обнадеживает. Женю переложили на стол – теперь свет бил прямо в глаза. Лампу сдвинули, заметив, что теперь она не только морщится от боли, но еще и щурится. Анестезиолог попросил правую руку, незаметно для пациентки ввел дозу миорелаксанта.

– Я думала, что мне нужно будет что-то вдыхать, – прошептала девушка.

– Мы не можем вас интубировать в сознании. Расслабьтесь, дорогая, – улыбка врача-анестезиолога была последним, что девушка увидела перед тем, как начала проваливаться в сон.

 Звуки приглушаются. Даже не так – они становятся потусторонними, как крики за толстой стеной. Зрение падает. Исчезают мысли. Они не путаются – в какой-то момент их уже просто нет. Блаженное состояние. Лампу над головой вернули в исходное положение, но свет больше не раздражает. Он медленно затухает. Теперь рампа похожа на звездное небо. Моргает, моргает. Нет ничего.

Сцена Третья. День Первый.

 Свои коньки Женя забыла дома, а те, что удалось найти на месте, не подходили. Они не зашнуровывались плотно, как она ни старалась, но прокат должен быть исполнен. В конечном итоге, ей страшно это все надоело, и она решила, что выйдет так, как есть.

– Это всего лишь рядовая тренировка, – заверила она.

– Нет, не рядовая. На носу соревнования, – услышала от наставницы вслед.

 Перед глазами пустая арена. Сегодня из зрителей лишь коллеги и их наставники. По традиции к кому-то приходят родственники – это очень мило. Выходя на лед, Женя бросила шутливую фразу другому фигуристу, посмеялась в ответ. Она отбросила мысли о дискомфорте в ногах, и всем видом показывала тем, кто наблюдал ее мучительную шнуровку, что все в порядке. Волевой характер и максимальная сосредоточенность на цели.

 Резкий шаг через порожек. Ноги поплыли по свежему льду. В эти моменты Женя понимала, для чего ей все это. Она свободна, и не имеет никакого значения, какой путь она делает каждый день до этой секунды. Даже воздух кажется чище, а улыбки тех, с кем делишь лед – добрее. Но не стоит на них обольщаться – здесь каждый имеет свои интересы. И как любой спорт, несмотря на кажущуюся красоту и легкость, фигурное катание – это жесткая конкуренция.

 Репетировать теперь нужно каскадами. Девушка доехала до противоположного бортика, сделала полукруг вдоль него и остановилась. Пошла из либелы. За тройкой вперед наружу следует флип. Никакой перемены ноги. Вслед за поворотом верхней части туловища добавляется вращение от стопорящего движения зубцами конька. В то мгновение, которое спортсмен находится в полете, вращаясь вокруг своей оси, он не видит ничего вокруг. Картинка размывается так сильно, что контролировать ситуацию сложно. Приземление зависит от того, насколько ровно выполнен толчок, и механически заученного положения ног в полете.

 Женя подметила, что приземления даются тяжелее, чем обычно. Нога неестественно амортизирует из-за неправильной фиксации внутри ботинка. «Но ведь получается, верно?», – подумала про себя и продолжила. Как только начинаешь выполнять каскад, где один элемент быстро сменяется другим, мыслям нет места. Лутц, альхов, аксель. Вращений становилось все больше. Голова затуманилась, и девушка вернулась к бортику, от которого стартовала:

– Все хорошо, Жень? – поинтересовались.

– Да, – задыхалась фигуристка, – воды только можно?

 Девушке подали бутылку. Она сделала несколько глотков и передала обратно. Навалилась телом на край. Лопатки быстро ходили вверх-вниз.

– Что с обувью? Плохо приземляешься.

– Все нормально.

– Не шути, Жень.

 Отдышалась, резко оттолкнулась и спиной выехала вглубь