Танковое сражение под Бродами - Ровно 1941 - Былинин Сергей

У советского руководства убежденность в неизбежности военного столкновения с немецким фашизмом возникла еще в середине 30-х гг. и сохранялась несмотря на заключенный в 1939 г. с Германией «пакт о ненападении». По мере возрастания агрессивности Гитлера, советское правительство предпринимало меры по укреплению обороноспособности СССР, стремясь решить две задачи: не дать агрессорам втянуть Советский Союз в войну в условиях международной изоляции, и успеть перевооружить Красную армию современным оружием.

На упомянутом выше декабрьско-январском совещании был выработан стратегический «План обороны государственной границы 1941 г.» (далее «План обороны»). Изначально в плане предполагалось два варианта ответных действий. В первом — главный удар ожидался в центре, севернее Полесья, на Минск — Смоленск — Москву. Во втором — южнее Полесья, на Львов — Киев. По настоянию И. В. Сталина утвердили второй вариант.

Недостроенный железобетонный ДОТ на новой (1939 г.) границе СССР. К 1941 г. линия укреплений (так называемая «линия Сталина») по старой границе была уже разоружена, а новая еще не готова.

Сталин считал, что «Гитлер не сможет вести длительную войну, не захватив промышленных ресурсов Украины». В целом такой прогноз был верным, но немцы в окончательном варианте плана «Барбаросса» перенесли свой главный удар с юга в центр. И этот момент советской разведке уловить не удалось.

Советский «План обороны» исходил из опыта Первой мировой войны и предусматривал довольно большие сроки (до 15 и более суток) мобилизации и сосредоточения основных сил после объявления войны. Опыт уже развернувшейся Второй мировой войны не учитывался, хотя агрессивные действия Германии наглядно доказывали, что война теперь может начинаться без объявления, внезапным и массированным ударом заранее отмобилизованных и уже развернутых в группировки основных сил противника. Недооценка этого «новшества» предопределила наше роковое запаздывание с оперативным развертыванием войск первой линии в июне 1941 г. В «Плане обороны» предусматривалась защита границы армиями прикрытия с задачей отразить передовые части вторжения. Затем, после от-мобилизации главных сил, предполагалось разгромить его на его же территории, как это совершенно правильно трактовалось советской военной доктриной. Но, как известно, непосредственно перед началом войны над советскими командирами всех рангов висело, связывая их инициативу, категорическое требование: «Не поддаваться на провокации, не спровоцировать войну» — вплоть до запрета открывать огонь по вторгшемуся врагу. Это «нелепое» предписание объясняется сложной международной обстановкой, в которой оказался тогда Советский Союз. Отношение Англии и США к СССР в 1939–1941 гг. было отнюдь еще не союзническим, а скорее даже враждебным. В 1940 г. во время советско-финской войны англичане поставляли вооружение финнам и планировали бомбить советские нефтяные месторождения на Кавказе. Напомним также высказывание американского президента Рузвельта, который собирался помогать или Германии, или СССР в зависимости от того, кто на кого нападет, и будет одолевать. Решительные военные приготовления советской стороны могли быть представлены Гитлером, как агрессия против Германии. А международное общественное мнение того времени могло запросто проглотить эту наживку, оставляя СССР в полной изоляции перед лицом агрессивных намерений Германии и ее союзников. Впрочем, излишняя политическая осторожность Сталина тоже не пошла на пользу.

В соответствии со вторым вариантом Киевский особый военный округ — КОВО, с 22 июня Юго-Западный фронт (командующий генерал-полковник М. П. Кирпонос, член военсовета корпусной комиссар Н. Н. Ватутин, начштаба генерал-лейтенант М. А. Пуркаев) получил наибольшее количество средств. Границу от Влодавы до Липкая в 940 км прикрывали 4 армии: 5-я генерала М. Потапова и 22-й мехкорпус от Влодавы до Крыстынополя (170 км); б-я генерала И. Музыченко и 4-й мехкорпус до Радымно (170 км); 26-я генерала Ф. Костенко и 8-й мехкорпус до Творильня (130 км); 12-я генерала П. Понеделина и 16-й мехкорпус прикрывали полосу в 500 км от Черновиц до устья Днестра. В резерве в стадии формирования находились 9-й, 15-й и 19-й мехкорпуса и пять противотанковых артбригад. Оборона опиралась на шесть укрепрайонов (УРов), но их строительство и вооружение к 22 июня завершить не успели. Дислокация армий соответствовала замыслу Ставки по нанесению ответного контрудара. В полосу 6-й армии выдвинули сильнейшие мехкорпуса — 4-й и 8-й. Основные силы сосредоточили во львовском выступе (так же, как ЗапВО — в белостокском), отсюда командование ЮЗФ, предполагая главный удар немцев от Люблина на Львов, намеревалось, отбив противника, нанести контрудар во фланг люблинской группировке врага. При этом по ее северному флангу, по замыслу Ставки, должен одновременно ударить от Белостока Западный фронт. Нависающие выступы давали такую возможность советским войскам, но и немцам при внезапном нападении открывался шанс «подрезать» их и захлопнуть наши войска в «мешки», как это впоследствии и произошло под Белостоком на Западном фронте.

Командующий КОВО генерал-полковник М.П. Кирпонос во время первомайского парада в Киеве в 1941 г.

Дислокация мехкорпусов КОВО слабо сочеталась с замыслом, они располагались в 200–400 км от границы и на удалении 100–150 км друг от друга, а их дивизии на 50 — 100 км по фронту и в глубину. Поэтому собрать их за короткий срок в группировку представлялось весьма затруднительным.

По оперативной директиве Генштаба, доведенной до округа с запозданием в мае, в первом эшелоне должны развернуться стрелковые, во втором механизированные корпуса с тылами в 20–30 км от границы, куда надлежало передвинуть четыре мехкорпуса (по одному на каждую из четырех армий). Общая глубина обороны не превышала 50 км, КП фронта определялся в Тернополе. Но все эти перемещения разрешалось произвести только по особому приказу наркома. Попытки же командования КОВО, видевшего сосредоточение немцев, заблаговременно выдвинуть некоторые соединения к границе, на линию УРов, немедленно пресекались Москвой из опасения спровоцировать конфликт. Только 15 июня, когда немцы начали уже занимать исходные позиции, М. П. Кирпонос получил приказ начать с 17 июня выдвижение пяти стрелковых корпусов, но сделать это скрытно, в 10–12 ночных переходов. При недостатке транспорта корпуса могли выйти в районы назначения лишь в сроки с 22 по 30 июня.

22 июня в 2.30 штаб КОВО получил предупреждающую телеграмму о возможном нападении (т. е. за полтора часа до него). Передать ее во все соединения не успели. И сама штабная колонна на пути в Тернополь попала под бомбежку. Время для изготовки и оперативного построения советских войск было безнадежно упущено. Противник внезапным ударом не оставил и часа на развертывание и занятие рубежей.

Еще раз отметим: стратегически война не была неожиданной — ее ждали, к ней готовились. Неожиданным, как писал потом Г. К. Жуков, оказался массированный удар полностью отмобилизованных немецких армий на всех направлениях. Это и есть суть внезапности. Займи наши войска своевременно рубежи обороны — исход приграничного сражения мог оказаться иным.

Немцы 22 июня 1941 г. в 4.00 обрушили одновременно артогонь и авиаудар (на глубину до 400 км) по казармам и аэродромам, особенно по городкам мехкорпусов и тем аэродромам, где располагались новые типы самолетов. Цель: лишить русских, прежде всего, подвижных сил и «воздушного щита». В первый день почти безнаказанно было уничтожено на земле около 180 советских самолетов. Ответного удара не последовало, в том числе и потому, что все командующие были предупреждены: «не поддаваться на провокации», «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».