Асператумы - Арника Крайнева

Это было необходимо, так как при сильном ветре и троекратно уменьшенной силе гравитации сцепление с грунтовой поверхностью было невелико. Как для человека, пускай даже и в скамандере; так и для скимн – вездеходов, предназначенных для лет терраспокойствия. В периоды церерианских сумерек даже на самых безобидных ветрах могли обнаружиться шквальные вихри, что способны были бросить скимну на скалы. Не говоря уже о том, что эти ненастья способны были сделать с людьми… Безопасно было лишь в укрытии – в подземных дромонах городка Мерелати-Сиэтла, за которыми начинался спуск в ледниковые шахты. Там, в этих подземельях, лед и кристаллические минералы так и играли всем своим многоцветием за сводчатыми тоннелями из твердоволокнистого цитразолита. И там же были прорублены в базальтах небольшие площадки и распадки – настоящий сейтовый лабиринт, где было вдоволь и залов-треогм, и архаических окаменелостей.

Точи́ лишь лучевым бурштрекером слоистый камень – занятие неспешное, но требовавшее немалого долготерпения и самоотдачи, – и жди солнечных дней. Когда ветра снова уймутся и можно будет, как прежде, отправиться в скимне-сабвестере далеко в скалы – хоть до зиккуратов гряды Архонда, а хоть и до каньонов Кроммели.

Тем более что Кемрейл Марион – этих каньонов и гор еще как следует не знала. Она и прибыла-то на Марс вместе с наступлением «сумерек»: в само неистовство солнечных и пылевых бурь. Она и Мерелати-Сиэтлом еще ни разу не любовалась с кромки нагорья. И с обрывов не спускалась, и не странствовала к приозерному шельфу. Крохотные, заиндевевшие оконца неповоротливой гарбды, мало чем похожие на фантазийные внутристенные витражи в земном Институте минералогии Марса, – вот и все, чего можно было ждать от «сумерек». И за этими оконцами ничего сейчас было не разобрать. Ничего, кроме каплеподобных перекрытий из цельного экзотического камня-полисферита, под которыми едва угадывался проросший можжевельник.

Демиев был угрюм и немногословен. Она, Кемрейл, была на десяток лет младше его – ему было немногим больше пятидесяти. И он был последний, кто стал бы теряться в ее присутствии; и уж тем более – расспрашивать ее о Земле. Он и без ее участия отыщет полагавшийся ему грузовой контейнер – как только все закончится и можно будет вернуться в подземные ангары. Туда, где скрыт был от бури ее небольшой экспедиторский корабль-марвет.

Во всем, что она ни говорила, – в каждом слове, и обращении к нему, и в том, как она выглядела и кем была, – легко им угадывалась и верность предназначению, и безупречность суждений, и увлеченность своим призванием. Но кроме того, что она была планетологом с доброй дюжиной монографий, – он не знал о ней больше ничего. Ничего, кроме того, что монографии эти и вправду стоили того, чтобы их изучать: прежде, чем допускать в марсианские астрономические обсерватории астрофизиков, скромно торящих путь к неведомым континентам. И это при том, что в Сиэтле все первооткрыватели Америк уже четверть века как успели отойти от дел и вернуться на Землю; а остались лишь те, кому предстояло заповедать свою миссию молодым.

И все же его сейчас не очень-то тянуло к разговорам. Вместе с Кемрейл на одном задании он оказался впервые. Но уже корил себя за то, что вез ее, такую хрупкую и незаменимую для всего земного сообщества экзопланетологов, в урочище Тамерлаев Коготь.

Ветер понемногу усиливался; и на таком ветру отправляться в Аквиладские пустыни можно было лишь за верной погибелью.

Все-таки он не понимал Становского.

В погоню за вихрями следовало бы снарядить не один поисковый шаттл, а, что самое меньшее, небольшую авиаэскадру; и доверить это дело Карягину или Берглаеву. Но Берглаев и Карягин уже дня три как отправились в скалы Мафусаила: исследовать камни-сейтовики – валуны, что были подняты из глубин ледника в отвалы пещер-даггот в силу неустановленных пока геопроцессов.

А Становский уже давно должен был вернуться из Тамерлаева Когтя, расположенного в скалистых предгорьях гряды Архонда, что уходила далеко в безжизненные пустыни. Тамерлаевым Когтем назывался глубокий каньон-разлом, что, по всей вероятности, оставлен был в скалах древним метеоритом. В неисследуемые эпохи один из пустынных остовов этой гряды сотряс какой-то взрыв, обладавший настолько разрушительной мощью, что глубинные сейтобазальтовые породы не выдержали и распались вглубь на несколько сот метров. Примечательным было то, что в Тамерлаев Коготь существовал пологий спуск; который можно было преодолеть и без особого снаряжения, а лишь карабкаясь, где это было необходимо, по древним и сточенным временем каменным уступам.

Соответственно, улоговина этого урочища как нельзя лучше подходила для раскопок. Но если Становский искал в этих сейтобазальтах и находил в них окаменелости реликтовых растений, то Карягин был убежден, что в древности в Тамерлаевом Когте существовала некая загадочная астрообсерватория. Да еще и утопавшая в экзотических лесах…

И действительно, в определенные годы Церера восходила точно над этим каньоном. И прочерчивала на небосводе определенный эксцентриситет – раз в три года по нисходящей, а потом, через двадцать пять лет, раз в четыре года по дефензивной Тамерлаевой апсиде. И когда этот тридцатидвухлетний энтропический перепад был завершен, годы терраспокойствия на Марсе сменялись годами церерианских сумерек. Конечно же, это совсем не значило, что этот церерианский каньон скрывал в себе какую-то мистику. Просто древним працивилизациям могло быть известно о Церере куда больше, чем нынешним людям, – настолько, что марсианские обсерватории возводились ими, лишь исходя из наиболее усложненных расчетов в экзопланетологии. И то, что теперешние астрофизики об этом догадывались, – означало, что они были на верном пути.

И хотя Становский подобным версиям пока не очень доверял, но все же позволил Карягину разбить в церерианском каньоне археологическую стоянку и начать собирать данные о прохождении Цереры над этим каньоном. Мол, чего только не бывает в этих безлюдных землях… И если взаимосвязь с появлением Цереры и наступлением церерианских сумерек будет доказана – тогда даже Становский не станет возражать, что Тамерлаев Коготь действительно мог быть геоплацдармом для древней астрообсерватории. Но, опять-таки, все это оставалось пока лишь увлекательной теорией… В то время как до настоящих результатов было еще далеко.

Когда Демиев и Кемрейл Марион перебирались из гарбды по стремнине в шаттл, ветер все усиливался – и порой казалось, что под его натиском стремнина слегка раскачивается. Хотя такого быть не могло: крытый трап способен был выдержать какую угодно пылевую бурю. И заставить его резонировать мог разве что случайный вихрь…