Векы барбат - Нэнси Килпатрик

— То есть, яркая личность?

— Да. А также тот, кто освещает путь остальным.

— Светоч.

Нита с тоской вспомнила свою буник. Женщина, в честь которой ее назвали, которая заменила ей целый мир, теперь была мертва, и эта мысль ржавым ножом пронзила сердце. Юной Ните буник, с ее коричневым лицом, сморщенным, как побитые внезапными морозами балтийские фрукты, с волосами белыми, как снег или гусиный пух, с повязанной вокруг головы косынкой, чей багровый цвет напоминал о растущем во влажных низинах дербеннике, всегда казалась старой. Но ее улыбка старой не была. Улыбка освещала мудрые ласковые глаза, сглаживала морщинки вокруг рта и делала буник молодой, как сама Нита. Словно они были сестрами. Иногда Нита думала, что они и были сестрами, даже больше чем сестрами, полными копиями друг друга. В детстве ей хотелось вырасти и стать такой же, как буник.

— Что вы на это скажете?

Видения прошлого рассеялись, возвращая Ниту к реальности. Мужчина что-то говорил, но Нита не понимала, о чем ее спрашивают.

— Извините. Не могли бы вы повторить вопрос? — сказала она.

— Проснись! — раздраженно бросила Зауэрс.

Мужчина мягко ответил:

— Я спросил, не можем ли мы начать с самого начала. Не согласитесь ли вы рассказать мне, как вы оказались в Бухаресте.

Нита была уверена, что мужчина прочел ее дело и знал о ней все, что только удалось выведать суду и врачам. Она не понимала, зачем ему нужен ее рассказ.

Она уже собралась спросить его об этом, но тут вмешалась Зауэрс:

— Комплетат!

Нита решила, что подчиниться и в самом деле будет проще всего. Когда все это закончится, она вернется в тошнотно-зеленую камеру, которую в этом маленьком приюте называли ее комнатой, и погрузится в свой внутренний мир, куда посторонним нет ходу.

— Если позволите, я буду задавать вопросы, — предложил мужчина. — Возможно, так будет проще. Зачем вы приехали в Бухарест?

— Чтобы пойти учиться.

Она видела, что он пытается вспомнить информацию из ее дела:

— Если не ошибаюсь, учились вы очень хорошо. Даже превосходно.

— Да. У меня были отличные оценки.

Он улыбнулся:

— Девушки из маленьких горных деревушек нечасто поступают в университет.

— Я занималась с моей бабушкой. Она научила меня читать на трех языках и познакомила с цифрами. Она хотела, чтобы я была современной и хорошо образованной.

— Должно быть, бабушка гордилась вами, когда вы получили стипендию.

— Да. Вся деревня гордилась мной.

— Понятно. Значит, вы приехали сюда, чтобы поступить в университет.

— Нет. Сначала надо было получить среднее образование. Потом меня приняли в университет.

— Понятно.

Ей стало интересно, что именно ему понятно. Сизые глаза ровным счетом ничего не выражали. Он понял, какая бывает жизнь? Какой была ее жизнь? Смог ли он почувствовать столкновение миров? В этом она сомневалась.

— Вам нравилось учиться?

— Да.

— У вас были друзья?

— Да. Несколько, — больше она ничего не сказала, но он ждал, и ей пришлось заполнить повисшее между ними молчание. — У меня было две подруги, Магда и Аня, и приятель, Тома. Мы вместе ходили в кофейни и клубы. Слушали музыку, танцевали, много болтали… Больше, чем я привыкла.

Разговор и сейчас утомил ее, словно вытянул из нее все силы. И ради чего? Чтобы стать именем в научном исследовании, о котором другая девушка ее возраста прочтет в учебнике.

— У вас был молодой человек?

— Нет.

— А тот юноша, о котором вы только что говорили?

— Тома был мне другом. Только другом.

— А девушки? С ними вы тоже только дружили?

Нита не поняла, к чему он клонит, и потому не сразу нашлась с ответом. В конце концов она выбрала простейший путь:

— Мы были только друзьями.

— Близкими?

Она заколебалась:

— Пожалуй.

— И вы были с ними откровенны?

— Откровенна в чем?

— Во всем. Вы рассказывали им о своих мыслях, чувствах, о своей жизни? О прошлом?

Слово «прошлое» он произнес так, словно она могла случайно сообщить Ане или Магде, или даже Тома, о какой-нибудь грязной тайне, но они не говорили о прошлом, только о настоящем. И о будущем. Будущем, которого больше не существовало.

— Мы говорили об учебе, кинозвездах и музыке, — она надеялась, что его такой ответ устроит, и, похоже, угадала.

— Нита, скажите, в Бухаресте вы скучали по своей деревне?

— Конечно. Иногда, не все время. Мне надо было учиться.

Мужчина сделал какие-то пометки в блокноте, затем перевернул страницу. Нита не знала, зачем ему нужны эти записи, если у него будет видеопленка.

Воспользовавшись перерывом, она посмотрела на доктора Зауэрс. Та не спускала с нее настороженных глаз, и на ее лице с острыми чертами читалось обещание наказания, но Нита не понимала, за что. Она снова опустила взгляд и слегка улыбнулась, подумав: «Рано или поздно мы все с ним станцуем».

— Нита, расскажите мне о своей деревне. Можете описать, какая она? Я из Северной Америки, поэтому ничего здесь не знаю.

Она уставилась на него и подумала, что он хотя бы пытается выглядеть искренним. Да, о ее деревне он ничего не знает, и все же Нита не была уверена, что он не поймает ее на расхождениях. Она не бывала ни в Северной Америке, ни даже в Западной Европе, но видела его страну по телевизору и в кино и знала, как там все выглядит и как ведут себя люди. У него таких «вешек» для ее мира не было. Она может сказать ему что угодно, и он поверит. Разумеется, Зауэрс знала ее деревню или, по крайней мере, утверждала, что знает. Врач была немкой или австрийкой, но неплохо говорила на их языке и, скорее всего, прожила в Румынии некоторое время. Но даже если Зауэрс и не знала саму деревню, она могла знать тот регион; она наверняка проезжала через такие же деревни, как та, в которой выросла Нита. Хотя второй такой деревни не было, в этом Нита не сомневалась.

— А фи честной, — медленно произнесла Зауэрс.

Нита посмотрела в камеру, которая ей показалась самым человечным существом в комнате. По крайней мере, сегодня глаз-объектив Бога не был осуждающим. Или изучающим. Он фиксировал все происходящее безо всяких интерпретаций или скрытых целей. Так, как она научилась думать в университете.

— Деревня, в которой я жила, похожа на многие другие. Маленькая, простые люди, добрые и щедрые. Они заботились друг о друге. Там остались одни старики, потому что молодежь уехала, как и я, — сердце пронзила мгновенная острая боль. Воображение нарисовало образ деревни, бесцветной, покинутой всеми живыми обитателями, с пустыми домами, в разбитые окна которых дует холодный горный ветер. Ветер стучит о стены деревянными ставнями, перелетает во дворы, усыпанные костями мертвых цыплят, гонит по земле клочки бумаги и ткани и заметает их в ближайшую рощу. Деревня призраков. Нита почувствовала, как в правом глазу набухает слеза, и опустила взгляд. Она не хотела, чтобы эти двое видели ее слабость.