Остров Изгнания - Александра Истомина

Максим вспомнил вкрадчивый, манящий голос Майи… Она сказала, что вместе неудобно, что сначала лучше закончить одну Работу и потом приступить к другой. И та, которая сначала, разумеется, её. Потому что обстоятельства. И время, которое Майе досталось, ближе по хронометрической шкале. И с лабораторным материалом проще, и снаряжение легче… Его работа, конечно, нет сомнений, интереснее и глубже. И это понятно, ведь он, Максим, намного талантливее. Ведь тему Главной Работы дают согласно генетической карте, соответственно указанным там уровням интеллекта и одарённости. А он такой замечательный, Максим, и она хочет, чтобы её ничто не отвлекало от его работы. Она хочет быстро разобраться со своей «работкой» и погрузиться в его «Работу»! Отдаться ей вся! И ему отдаться. Она и отдалась. Ему. И Максим вдохновенно дублировал Майю в проекте. Тема на самом деле была простенькая, отстояла всего на сто лет и касалась организации быта. Но это было неважно. Всё было неважно. Кроме тягучего шёлка её волос, пахнущих тем удивительным летом, тёплого бархата её кожи, и её глаз. Разных и сумасшедших.

А потом она сказала «спасибо». И глядела ему в самую душу своим зелёно-голубым безумием. А он чувствовал, как земля растворяется под его ногами и превращается в липкий туман, и он обволакивает его всего. И исчезает в тумане его Майя, изящная, генетически совершенная, зелёно-голубая Майя…

Она представила свою Главную Работу досрочно. И вышла замуж. За другого. И когда он случайно встретил её в парке, она сделала вид, что не узнала его. И уехала на другой материк. Максим сначала ждал. Он, в генетической карте которого указан необычайно высокий уровень интеллекта и логики, он ждал. Чуда. Нелогичного, незапрограммированного, непредусмотренного. Теперь, пожалуй, уже перестал. Вот и дождя он, наверное, не дождётся…

Максим лежал и смотрел в потолок, не мигая, пристально. Так пристально, словно он мог разглядеть в нём решение всех своих проблем. Но потолок оставался бел, и исключительно чист, и ничего не сообщал Максиму. До представления Главной Работы оставалось два с половиной месяца. Срок нереальный для её выполнения. Но дело было даже не в этом. Студенческая лицензия на перемещение во времени истекла месяц назад. Согласно постановлению Академии, все исследования к этому моменту должны быть завершены, и студент приступал к описательной части Главной Работы. Так что это конец. Незатейливый такой, но абсолютный, несомненный конец. Все надежды представить Главную Работу как венец своего обучения в Академии Максим растерял где-то между любовью и ожиданием чуда. Всё погибло. Он погиб. Погиб будущий историк-библиограф, человек уважаемый. Представитель престижнейшей профессии. Он хотел быть как отец.

Максим любил отца. Отец был для него не просто тем, кто дал жизнь, он был другом. Таким, который навсегда. Который не предаст. Никогда не исчезнет. Таким, который с интересом, часами способен был слушать Максима и сам рассказывать, рассказывать… Который обнимал. Учил. Сердился. Прощал. Любил. Больше всего на свете Максим хотел никогда не причинить ему боли. Но вот, причинил. Он вспомнил глаза отца. Отец не злился, нет. Но лучше бы злился. Такого отчаяния, такого совершенного ужаса Максим никогда в его глазах не видел. В глазах любимых. Одинаковых. Синих. Точно, как у Максима. Так захотели родители. Они же хотели, чтобы сын продолжил дело отца – главы Всемирной Библиотеки, которая была особым сокровищем Нового Века. Когда человечество умирало, цивилизация погибала вместе с ним, всё потеряло цену, и книги служили топливом. Самые редкие из них, хранимые столетиями, существующие в единственном экземпляре превратились для людей в простую бумагу, которая может гореть, а значит, дарить немного тепла. Конечно, сохранились электронные библиотеки, но книга – удивительное проявление способности человека любовно хранить историю и лучшие образчики человеческой мысли, книга почти умерла, последовав за своим создателем. Их осталось всего несколько десятков тысяч во всём новом мире. Найденные, спасённые от гибели и бережно реставрированные, они были помещены в специально построенное здание, где поддерживалась нужная температура и влажность. Всемирная Библиотека. Не просто хранилище. Музей! А в нём книги. Чудом уцелевшие осколки былого. Хранить их – дело великой важности. И Максим мог бы им заниматься. Но он всё испортил, уничтожил, растоптал.

«А дождя, наверное, вообще не бывает…» У двери раздался звонок, расколов размышления Максима о свою острую, звонкую трель. Он медленно встал и пошёл открывать, зная, что там, за дверью, увы, нет хороших новостей. Снова приехал отец. Теперь он был спокоен, но Максиму показалось, что он стал другим. Старше. «Это я сделал его старше» – подумал Максим и волна дикой, свирепой ненависти к себе поднялась и захлестнула его. Отец медленно прошёл через комнату и сел в кресло.

– Давай поговорим, сынок. Максим сделал над собой усилие и взглянул на отца. Где же?.. Где же дождь? – Может, ты хотя бы скажешь мне, как это вышло?

Отец машинально провёл рукой по волосам, как будто хотел стряхнуть что-то невидимое. Этот жест всегда говорил о том, что он сильно волнуется. У Максима тоже была эта привычка. Он был сын своего отца, Максим.

– Я не могу, отец. Он действительно не мог. Слова стояли в горле, сжавшись настолько сильно, что казались камнем. Нет, не камнем – горой. Плотной, огромной. Больше, чем сам Максим.

– Хорошо, сын, – отец помолчал. – Знаешь, я подумал… Я уверен! Ты никогда не причинил бы нам с мамой боли просто так, из прихоти. Ты можешь не говорить, но я понимаю, у тебя была веская причина так поступить.

Он снова посмотрел на Максима. На это раз тот прочёл в глазах отца почти мольбу: «Ну, пожалуйста, только ничего не говори! Я спросил просто так. Всё равно, какая причина. Главное, что она веская».

Максим сжал кулаки. Волна ненависти к себе стала размером с приличный дом.

– Да, отец. Максим отвернулся к окну. Всегда наступает момент, за которым начинается ложь. Она может быть маленькой или чудовищно большой, произнесённой во зло или во имя добра, но это не имеет значения. Важно только то, что это ложь – не правда. Враньё. И потом будет ещё и ещё. Она, эта ложь, начнёт размножаться как довольная, сытая, породистая крольчиха, ибо это её предназначение – размножаться. Ах, отец! Если бы ты знал, какой ничтожной, почти позорной кажется сейчас, рядом с тобой эта самая причина! Максим вспомнил Майю. Она вдруг показалась ему плоской и тусклой, словно плохо прорисованной. Он неожиданно обнаружил, что помнит только, что у неё разные глаза. А какие?.. «Стёрлась Майя» – с угрюмой иронией подумал Максим

– Давай не будем больше об этом, – с каким-то карикатурным облегчением произнёс отец. – Но вот о другом надо поговорить.

Голос его вдруг стал твёрдым и, как будто, плотным, словно те тучи за окном. Боже, как они могут держать в себе всю эту воду!

– Тебе придётся принять предложение Арины. В голосе отца послышалась грусть, Максиму внезапно стало холодно. Вот оно. Твоё окончательное, истинное фиаско, Максимка! Мало того, что ты не станешь никем. Никем!!! Так ты ещё станешь нарушителем традиций, так заботливо хранимых твоей семьёй. Несколько столетий она держала свои бастионы и упорно принадлежала Патриархальной ветви Нового Века. В их семье мужчина выбирал себе женщину, и только он делал ей предложение руки и сердца.

С начала Нового Века мир перестал быть разделён на государства, исчезли понятия «национальность», «нация», смешались между собой культуры, переплелись обычаи. Возвестили об абсолютном равенстве мужчины и женщины, и в подтверждение этому были основаны две ветви: Патриархальная и Матриархальная. Каждая семья могла примкнуть к любой из них, в соответствии со своими убеждениями. Изредка случались браки между ветвями, но, в целом, каждая из них старалась сохранить свою самобытность.

Максим закрыл глаза и, тут же, перед его внутренним взором, неотвратимая, словно меч палача, возникла Арина. Она была яркой дочерью Матриархальной ветви. Уверенная, практичная, дисциплинированная, напористая. Как полагается. Как робот. Максиму порой казалось, что она на самом деле ненастоящая. Нет, она была грациозна, общительна, любезна, образованна… И она тоже была красива. Не как Майя, нет. Другой красотой. Миниатюрная, со снежно-белой кожей, она взирала на мир глазами цвета голубого льда, в которых никогда не мелькало даже слабой тени сомнения. Даже от её волос, схожих с серебром, казалось, исходило морозное облако. Она напоминала Максиму мощную винтовку с оптическим прицелом, о которой он читал в одной из книг Всемирной библиотеки. Арина тоже била в цель без единого промаха. Как Максим ни старался, он никак не мог её сравнить с чем-нибудь живым, что тёплое и дышит. Поэтому Арина прочно укрепилась в воображении Максима как вещь. Очень сложная, очень полезная, многофункциональная и весьма дорогая. Арина также училась в Академии, но на факультете делопроизводства и финансов. И эта самая Арина положила на Максима свой голубой, сверкающий бриллиантовым блеском глаз. Она ухаживала за ним с настойчивостью минного поисковика (о нём тоже стало известно из книг), методично призналась Максиму в любви и сделала предложение о браке, заставляя его при этом чувствовать себя опоссумом в обществе сильно проголодавшегося удава. Услышав вежливый отказ, обоснованный полнейшим отсутствием любви, белоснежная дева ничуть не смутилась, а сказала, что может подождать, ибо терпение – одна из её многочисленных полезных функций. Такая вот Арина. Совершенное оружие!