Референт - Андрей Измайлов

ВСЕНАРОДНОЕ горе - почил генсек Черненко. "По сути дела, надо бы печалиться, а я пою, а я пою!" Но нет! Писатели в ту пору - верные помощники Партии, и это уже приказ... Приказ, вернее, распоряжение: в канун предания генсека Кремлевской стене, организовать в Доме писателя ночное дежурство у телефона, глаз не сомкнуть и хотя бы один раз за ночь совершить обход вверенных помещений. Зачем? А вдруг что-нибудь! Что? Что-нибудь! И если вдруг это самое что-нибудь, то вам позвонят. Или вы сразу звоните, если у вас что-нибудь. Му-у-уд-д...ро! Кому дежурить? А референту, например! И стал референт дежурить. Кабинет писательского Председателя. Глухая ночь. Гулкая тишина. Пустота - тени великих витают. Со стены Максим Горький взглядом выражает: "Если враг не сдается, его уничтожают!" - а глаза добрые-добрые. Телефон стоит молча. Скучновато, но и жутковато. Обход, что ли, затеять? Дом писателя, бывший Дворец Шереметева, - обширен и закоулист... Белый зал, где Зощенку хаяли. Стройные ряды кресел, потусторонние ангелы с ангелицами в качестве лепнины, колыхание портьерного занавеса от невесть откуда проникшего сквозняка. От сквозняка?.. Неуютно... И меж рядов вполне залег некто прошлый - щас выскочит и гаркнет: "Совершенно справедливо Зощенко был публично высечен как чуждый советской литературе пасквилянт и пошляк!" Да ну вас всех! Вон отсюда. В... ...кабак. Стены обшитые мореным резным мрачным дубом. Единственное светлое пятно - тускло подсвеченный витраж, фальшь-окно: герб шереметевский и то ли ободрение, то ли угроза по-латыни: "Бог помнит (хранит?) всё!" Намек вольнодумцам, что сюда же повадились "соседи" через дорогу (то бишь с Литейного, 4) - выпить-закусить, дружить, внимать слову, которое не воробей? Угу! И "жучков", наверняка, пона-тыкали в деревянные излишества генитального вида! Шорохи по всему кабаку осторожные, потрескивания, ЗВУКИ!.. Оно конечно, тараканы празднуют ночное затишье, а то и мыши. Но... Шел бы референт отсюда! А хотя бы в... ...Готическую гостиную... Ага, конечно!! Готика - она, по определению, жизнерадостная. Камин, острые тени, стулья-истуканы, суровый Дант с мозаичного портрета - типа: в Аду не был? а то сходим, я провожу. Тьфу! И тут... ..завывание нечеловеческое ниоткуда и отовсюду. Ветер... так не воет. Человек - тоже. А вот НЕ человек... В манере "Поднимите мне веки!". - Смирррно! - отпугивает референт сержантским рыком. Тишина... Вот оно (он, она, они?) вытягивается по стойке "смирно" и, выпучив глаза, с натугой молчит. Чур меня, чур! Подняться ли по винтовой лестнице из Готической? Аккурат к "Мавританке"? Как бы завывание оттуда, больше неоткуда... Нет уж! Инициатива наказуема. "Мавританка", мавританская гостиная - со всеми интерьерными прибамбасами, присущими каким-нибудь сельджукам. А у сельджуков, понятно, чуть что и - секир башка. Глупости, разумеется! Но... Даром что "мавританка" - она же и реферятник, то бишь непосредственное рабочее место референта. Все равно - нет уж! Референт там днем работает. А сегодня ночью он работает у телефона в кабинете писательского Председателя - вдруг что-нибудь... в связи с кончиной генсека?! Пойти, что ли, обратно! Дежурство, знаете ли... И пошел. А оно вослед завыло вновь, заулюлюкало, заголосило. - Смирррно! - отпугивает референт по-новой. Умолкает око по-новой... Через паузу - опять: "Поднимите мне веки!" В общем, пока референт до телефона добрел по коридорам-лестницам, раза четыре с ним (оно!) обменялись любезностями. И потом, после, уже из кабинета, референт ему (оно!) в никуда: "Смирррно!" - а оно из ниоткуда: "Уууыыыааа!" (поднимите, мол... веки!) И так - от заката до рассвета. А звонить по координационному номеру как-то... не с руки... Дескать, у нас тут нечто! Ответ известен: "Так пойдите, проконтролируйте и прекратите!" Опять же Горький со стены напутствует: "Если враг не сдается, его уничтожают!" Вот сами и пойдите, соцреалисты доморощенные! ...Серое утро настало. Развиднелось. Телефон сам зазвонил. Вздрагивает референт, трубку сдергивает и по инерции рявкает в нее: "Смирррно!" Координатор партейный после настучал, что дежурный пьян был в стельку. А когда дежурный (референт!) не поленился и сходил-проверился, справку принес с печатью ("Мертвецки трезв! Ни в одном глазу!"), ябеда публично извинился и не то чтобы зауважал, но сторонился и сторонился: экий дежурный! координатору - "смирррно!" К полудню и начальство писательское подтянулось. Как, спрашивают, устал? Не отдохнул, отвечает референт уклончиво. Ладно, поощряют, можешь отдыхать. Только вот еще принеси из реферятника наш общий писательский отклик на печальное событие - ты ж его вчера составил, да? Да... Хочешь, не хочешь - в реферятник, в "мавританку". ТУ САМУЮ. Впрочем, уже день деньской. И оно (оно!) стихло. А и было ли оно!.. А референт просто сейчас скоренько сходит на свое рабочее место и - домой, на боковую! В конце концов, вчера же был референт в реферятнике (не ночью, но ранним вечером), и ничего! Кто тут?! А тут - дядя Миша Демиденко! Вчера, когда референт вытурил из "мавританки" толпу, дядя Миша Демиденко уже был в забытьи. И был он забыт. Ветошью на диванчике прикинулся... А среди ночи очнулся. Во рту - сухостой, вокруг - тьма и сельджуки, дверь замкнута - замуровали демоны! Взорал дико (водички бы хоть! в сортир бы хоть!). А ему вдруг голос с неба: "Смир-ррно!" А он человек в прошлом военный... Так всю ночь и промаялся... Уф-ф! Налил референт ему водички. Предварительно отжурчал дядя Миша свое-простатитное. Жив курилка! - А что это ночью было? - спрашивает осторожно. - Понятия не имею! - отвечает референт осторожно. - Дежурил я, ничего не слышал. Мы тут генсека, в общем, хороним... - А, - говорит, - это бывает. Но со мной - не дождетесь! Впрочем... ты меня спас и за это на, получи! схватил что под руку попало (листок, блин, с общим откликом!) и на обороте начертал: "Референту. Личное приглашение на мои похороны. Это будет для меня счастьем! Миша Демиденко".* И пошел куда подальше от Дома писателя - к себе домой. Ну и референт - к себе... куда подальше от Дома писателя. Но позже, сутки спустя, - снова в тот же Дом, в тот же Дом. Куда ж мы без него, без легендарного...

ДОМ ПИСАТЕЛЯ одолеваем киношниками. И подо что только его не "гримируют"! Киевская студия арендовала для съемок Белый зал. Выставили оттуда на время все ряды стульев, очистили зал, поставили легкие круглые столики, усадили за них фрачных-бальных мужчин-женщин, шампанское, разумеется, тут же. А на сцену, убрав трибуну, выпустили развеселых гололягих канканщиц. Посмотрел референт на это дело... А чего! Вот бы так и оставить! А писательские собрания проводить как раз в кабаке ниже этажом - так или иначе, именно там-то все и решается за стаканом.

МЛАДШЕНЬКИЙ коллега, референт Горячкин, встречает выпученными глазами: - Представляешь, спускаюсь по лестнице весь в себе. Навстречу - мужик. Я его нечаянно толкнул плечом, извинился машинально. Потом глаза поднимаю, а это - Мастроянни! Я просто обалдел! - А он? - А он тоже, естественно!