Серый - Константин Муравьёв

Всё, «счёт» окончен.

Но состояние отстранённого зрителя всё ещё остаётся со мной.

Я будто бездушный робот.

Так же спокойно иду к телу девушки.

Без сознания, но вроде бы жива. Беру её на руки и иду к ближайшему фонарю.

Повезло, рядом находится приметный дом и скамейка.

Положил девушку на скамейку.

Ей нужна помощь.

Необходимо вызвать «Скорую». Со своего телефона звонить нельзя.

Посмотрел на неё. Вроде на плече у неё до сих пор болтается какая-то сумка. Проверяю её. К моему удивлению и кошелёк, и оказавшийся там сотовый на месте.

Телефон работает.

Набираю номер «скорой».

— «Скорая».

— Ранена девушка, — говорю я, перебивая оператора, — множественные ушибы, возможны переломы. Лежит на скамейке у дома номер семнадцать по улице Володарского. Скамейка около первого подъезда.

И уже не слушая какой-то взволнованный голос с той стороны линии, отключаю телефон.

Отрываю от своей футболки кусок ткани.

Потом тщательно вытираю его и убираю обратно в сумку к девушке.

Проверяю все места, где мог коснуться её тела голой рукой, и так же вытираю их.

«Всё, я сделал для тебя всё что мог», — думаю я.

Но всё ещё не ухожу.

«Нет, просто так оставить её нельзя», — понимаю я и, осмотревшись, вижу густой кустарник метрах в семидесяти.

«Пойдёт», — решил я и сел на край скамейки.

Девушка как-то прерывисто дышит. Слышны сильные хрипы.

Я понимаю, что возможно у неё повреждены лёгкие.

«Держись», — мысленно стараюсь удержать её я на этом свете.

Раздаётся вой сирены. В конце улицы видны отсветы несущейся машины «скорой помощи».

Я всё так же спокойно поднимаюсь и иду к примеченному мною кустарнику.

Обхожу его со стороны и наблюдаю за тем, как к скамейке, где я сидел буквально несколько секунд назад, подъехала карета «скорой помощи».

Из неё выскакивают медсестра и фельдшер. Начинают хлопотать у лежащей на скамейке девушки. Перекладывают её на носилки.

«Скорая» ещё не успела уехать, как приезжает полиция.

«Всё, мне тут больше делать нечего», — понимаю я и разворачиваюсь в сторону темнеющего позади меня парка.

«И почему я не пошёл тут, — сначала подумал я, но потом вспомнил о девушке, — хорошо, что не пошёл».

Делаю несколько шагов.

Как вдруг мне в глаза бьёт сильный и яркий свет.

Не знаю, что должен думать нормальный человек в такие минуты. Однако мне до нормальности было очень далеко.

И поэтому последней мыслью, которая пролетела в моей голове, было:

«Надеюсь, в следующей жизни я проживу подольше».

Из протокола следователя Ресинина В. А. по делу № 27541 по делу гражданки Шестаковой О. Д.

…Осмотр места преступления не дал особых результатов. Эксперты утверждают, что работал профессионал или бывший военный. На каждую жертву потрачено не больше двух-трёх ударов. Первый для выведения из строя, второй добивающий. Вся драка длилась от сорока до пятидесяти секунд (комментарий в скобках: «да какая там драка, кто-то пришёл и завалил этих ублюдков»). Следов, так же как и отпечатков, обнаружить не удалось (если они и были, то нечёткие).

Показания единственного свидетеля противоречат логике (еще один комментарий: «девушку так измучили и избили, что она даже не может адекватно соображать, по её утверждению, спасителем был какой-то демон»)…

Из заявления о пропаже человека.

Разыскивается Мороз Сергей Николаевич. Возраст — двадцать четыре года. Рост — метр восемьдесят. Вес — около восьмидесяти килограмм. Одет в джинсы, светло-серую футболку с изображением Франкенштейна и серого цвета болоньевую куртку. Внешность — не ошибётесь (см. особые приметы)…

Особые приметы: всё тело покрыто рублеными широкими шрамами, на лице их больше двадцати, со стороны кажется, что он собран и сшит из маленьких кусочков, непропорционально длинные руки. Голова будто разрублена пополам и соединена вновь, но с небольшим скосом в правую сторону. Глаза разного цвета, правый зелёный, левый карий. Не улыбается. Голос очень грубый и рычащий из-за перебитых голосовых связок…

Глава 1

Вспышка.

Всё тело болит и ноет. Не похоже это на рай. Да и на тот свет тоже.

Чувствую, что лежу на чём-то мокром и шершавом, от чего воняет нечистотами, и к этому примешивается какой-то странный сладковатый запах или привкус. Но в последнем не уверен.

Голова тяжёлая. Не получается открыть глаза. Даже больше, совсем не могу пошевелиться.

Такое ощущение, что всё тело отнялось или плотно связано, но это не так. Никаких пут на себе я не чувствую.

Неожиданно к шее прикасается нечто холодное.

Разряд. Я выгибаюсь дугой и рычу, не в силах сдержать боль.

Удар по лицу. Ещё удар. Ещё.

И я снова ощущаю под своей щекой вонючую шершавую поверхность.

— Хыр. Хыр. Хыр, — слышу я чей-то злой и грубый голос.

«Кого вы притащили в этот раз, придурки? — понимаю я услышанное. — Это же какой-то бесполезный мутант или чей-то эксперимент. Мозгов у него не больше чем у вас, идиоты. Вы видите его голову? Да ему же проводили трепанацию черепа и возможно лоботомию!»

В терминах полностью разобраться не могу, но сознание подсунуло именно их.

— Зачем на него потратили картридж с лингвиком? — неизвестное понятие так и осталось в контексте.

Ещё один удар по моей голове. А потом несколько ударов по телу.

«Явно пинают ногами, — констатирую я, — должно быть больно, но после того разряда, что я получил, ничего не ощущаю, тело будто отнялось или сдвинуло болевой порог до своего возможного максимума».

Тут в разговор вклинивается другой голос. По-моему, женский.

— Та. Та. Та.

«Дорогой, остынь. Ты же сам видел, что вёл он себя как вполне разумный. Кто же знал, что это лишь имитация или повторение. Не порти товар. Мы придумаем, что с ним сделать».

И по моей спине прошёлся тот самый холод, что я до этого ощущал на шее.

Разряд. Боль. Невыносимая. Будто каждый нерв оголили и натёрли какой-нибудь гремучей смесью. В этот раз разряд длился дольше.

Тело даже не смогло выгибаться. Просто тряслось в конвульсиях.

— Будет мне чем поразвлечься, — всё тот же женский голос.

И ещё один разряд.

— Похоже, у него разрыв сухожилий и связок, — прокомментировал грубый голос, — даже трястись и рычать не может. Ты смотри, не убей его. Я, кажется, знаю для чего он сгодится.

Новый пинок по голове. Но это так. Кто-то лишь погладил меня по сравнению с прошлой болью.

— А вы, придурки, показывайте остальных, и если в этот раз ошибётесь, то сами займёте их место.

Новый удар.

В ответ раздался другой голос, писклявый и противный, даже и не определишь, кто это говорит, так бы звучал голос крысы, если бы она умела разговаривать.

— Писк. Писк. Писк.

«Босс, но вы же сами видели, что на него сканер тоже сработал».

Грубый голос.

— Ну не идиоты? — будто спрашивая у кого-то, обратился этот неизвестный в пустоту, — сканер сработал не на него, а на ту девку, что он притащил откуда-то. Её и нужно было брать.

Писклявый.

— Простите, Босс. Не подумали. Но другие это вполне нормальные хуманы. Пять женщин и двадцать мужчин. Выбирали тех, на ком срабатывал сканер. И после этого, — новый пинок по моему телу, — всех остальных проверяли повторно. У всех индекс интеллекта выше ста двадцати. Получатся прекрасные искины или навигационные вариаторы. Кого-то из них потом дополнительно можно заморозить и использовать для трансплантации органов. Это на случай ранений членов команды. Один раб вообще с задатками эмпата!

— Интересно, — протянул Босс.

— Да. Я тоже так подумал, — поддакнул писклявый, — поэтому его сразу посадили отдельно ото всех. Он самый перспективный. Думаю, атаранцы его выкупят из рабства с удовольствием, особенно если мы его немного разгоним.

И писклявый противно захихикал.

— Правда, им об этом знать совершенно не обязательно.

— Соображаешь, Крыс, — и лёгкое похлопывание, видимо Босс поощрил своего подхалима.

«А кличка-то ему подходит», — между тем отстранённо подумал я.

Дальше опять вмешалась эта женщина с наклонностями палача и садиста.

— Дорогой, подумай о том, что нам важнее агарцы. Они хоть и заплатят немного меньше, но зато купят всё. И даже этого.

Новый короткий разряд. Боль была быстрой, но, тем не менее, очень чувствительной.

— Как думаешь, он нас понимает? — неожиданно спросила женщина у кого-то, видимо у Босса.

— Вряд ли, — ответил ей грубый голос, — у него мозги навозного жлага. Он, даже если вбивать в него слова твоим усилителем боли, ничего не поймёт.

И новый удар.

— Эй. Животное, — явно обращается ко мне. — Шевельнись. Давай. Если ты меня понимаешь, то кивни. Иначе я буду пытать тебя, пока у тебя башка не лопнет.