Песни Беранже - Николай Добролюбов

Таким образом, сам Беранже представляет нам свою поэзию делом служения народной пользе. Чтоб видеть, как понимал он это служение, приведем из того же предисловия некоторые мысли, относящиеся к содержанию и характеру его песен. «Любовь к отечеству и любовь к независимости, – говорит он, – составляют два главные предмета моих песен, и я старался говорить о них языком, понятным народу. Ведь эти предметы не такие важные особы, чтоб и уж не могли спуститься до народа. Напротив, с тех пор как народ с конца прошлого века стал принимать сознательное участие в политических событиях, его понятия возвысились и облагородились. Теперь уже и в песне ему не довольно одного только вина, разгула, бестолковой веселости: это может составлять только рамку, в которой должна быть вставлена картина, заключающая какую-нибудь серьезную идею. Смеясь только над обманутыми мужьями да над корыстолюбивыми чиновниками, нельзя уже получить полного успеха и среди рабочего класса; для народа нужно уже побольше. Оттого и назначение песни народной теперь должно быть выше и чище. Мало даже того, чтобы она нравилась только простому народу, она должна проникнуть и в высшие классы, чтобы и в них пробудить участие к горестям и страданиям народа!» И песни Беранже действительно выполняли это высокое и святое назначение. Он сделался популярным поэтом не только во Франции, но и в странах, далеких от его отечества.

Зная о своей популярности, Беранже, в том же предисловии, скромно говорит, что великие поэты Франции, конечно, легко затмили бы его известность, если бы они не пренебрегали «спуститься иногда с высот старого Пинда, который немножко уж слишком аристократичен для духа нашего языка. Им бы надобно было отказаться от некоторой части их великолепных фраз. К сожалению, мы, по старой, укоренившейся привычке, до сих пор смотрим на народ с каким-то предубеждением. Он все представляется нам грубой толпой, неспособной к возвышенным, благородным и нежным ощущениям. А между тем, напротив, в нашем обществе все эти чувства развиты гораздо меньше. Если еще есть в мире поэзия, то ее нужно искать среди народа. Да, надобно трудиться для него, надобно вдохновляться им, но для этого надобно знать его и сочувствовать ему. А то иногда мы, пожалуй, и беремся за народные предметы для того, чтобы заслужить себе хвалу, но мы поступаем тут подобно тем богачам, которые, желая удивить народ, бросают ему на голову гнилое мясо и заливают его разбавленным вином. Посмотрите хоть на наших живописцев; они никогда не представляют лиц простого народа, даже в исторических картинах. Это, по их мнению, могло бы повредить изяществу и нарушить эффект. Но народ не имел ли бы полного права сказать тем, которые так его трактуют: «Разве я виноват в том, что я так жалко выродился, что черты мои искажены нищетою, а иногда и пороком? Но в этих бледных, истощенных чертах горел когда-то энтузиазм отваги и свободы! Но под этими лохмотьями течет кровь, которую проливал я за вас, при первом призыве отечества. Изобразите меня в ту минуту, когда я умираю за вас. Тогда черты мои прекрасны!» И этот народ был бы прав, говоря таким образом».

Все эти мысли не составляют у Беранже отвлеченного воззрения: они составляют результат и содержание всей его жизни, всей его поэтической деятельности. Во всех его песнях любовь к родине сливается с любовью к народу; он справедливо и гордо презирает те мишурные фразы о какой-то отвлеченной любви к величию родной страны, под которыми обыкновенно укрывается своекорыстие или сухость сердца. Он с насмешкою отзывается о тех мнимых преимуществах и благах, к которым так многие стремятся. Нельзя не видеть глубокой мысли в той иронии, с какою он перечисляет все эти блага, напр., в стихотворении «Conseille aux Beiges» [5].

Любовь к народу постоянно одушевляла Беранже. Она руководила им постоянно во всех взглядах на политические события и на знаменитые личности. Это выразил он, когда говорил Шатобриану в 1831 г.: «Служи народу, этому благородному народу, полному великих даров…»:

Ne sers que lui…Sa cause est sainte.Il souffre; et tout grand hommeAupres du peuple est l'envoye de Dieu [6].

Гуманное чувство самой чистой и справедливой любви к народу и к его благу действительному, а не нарицательному только, выражается во всех почти песнях Беранже. Даже если он воспевает предметы, по-видимому чуждые народу, и это происходит от его особенного взгляда на предмет, благоприятного для народа. Так, часто упрекали его за то, что он воспевает Наполеона со слишком большим жаром. Объяснение этого находим отчасти опять в его предисловии, где он упоминает о Наполеоне и о последующих политических деятелях. Вот смысл его слов:

«Я с энтузиазмом удивлялся гению Наполеона, потому что он был обожаем народом, видевшим в нем представителя победоносного равенства (le representant de l'egalite victorieuse). Но это не мешало мне с ужасом видеть возрастающий деспотизм императора. При его падении я сожалел только о бедствиях отечества. К Бурбонам я был безразличен, но я надеялся, что при их слабости легко будут восстановлены некоторые народные льготы. Что касается до народа, от которого я никогда не отделялся, то мне казалось, что, после ужасной развязки столь продолжительных войн, и он был не против правителей, которых для него отыскали. Но скоро иллюзии разрушились; через несколько месяцев самые близорукие увидели, что надеяться нечего. Возвратился Наполеон с Эльбы, но во время «Ста дней» я уже не увлекся общим энтузиазмом: я видел, что Наполеон не может править ко благу народа. Тогда сложил я песню «Политика Лизы»{5} и в ней выразил свои опасения; больше этого расправить крылья я тогда не мог».

Пьеса эта, полная легкого юмора, заключает в себе действительно очень ясные намеки на владычество Наполеона. Напр., вот один куплет этой песни:

Combien les belles et les princesAiment l'abus d'un grand pouvoir!Combien d'amants et de provincesPousses enfin au desespoir!Crains que la revolte ennemieDans ton boudoir ne trouve acces;Lise, abjure la tyrannie,Pour le bonheur de tes sujets [7].

Конец этой песни также представляет применение к тогдашним обстоятельствам Франции и Наполеона, как понимал его Беранже. «Лиза, – умоляет поэт, – сделайся доброй властительницей, уважай нашу свободу. Укрась чело свое розами, собранными любовью, и сохрани надолго свой венок (couronne) для блага тебе подвластных».

Вот в каких песнях выражался, когда нужно было, наполеонизм поэта, и вот какое значение имели иногда стихи его, обращенные к Лизете. Не мудрено, что они быстро расходились и выучивались во всей Франции.

«При новом возвращении Бурбонов, – продолжает Беранже, – я был убежден, что они ничего не сделают для народа. Но в самом народе я сначала не видел такого убеждения, и потому постоянно наблюдал его положение и чувства при всяком новом событии. Его впечатления и настроения определили роль, которую выполнил я в тогдашней оппозиции. Народ – это моя муза».

Так писал Беранже 25 лет тому назад (в 1833 г.). Тот же самый взгляд выражал он через десять лет (в 1842 г.) при новом издании своих песен. Тогда он писал, между прочим: «Наши партии слабы, ничтожны; отсутствие твердых убеждений и раздоры их внушают к ним пренебрежение. И теперь народ, вразумленный зрелищем наших мещанских и жадных честолюбий, разочарованный в большей части людей, бывших его кумирами, – настоящий народ, для которого и с которым я пел, обреченный на то, чтоб ничему более не верить и ничего не любить, он теперь держится совершенно в стороне от политических эволюции, как бесстрастный жюри, который, однако, произнесет когда-нибудь окончательное решение долгих споров нашей задорной эпохи».

Сделанные нами извлечения из двух предисловий Беранже выражают, кажется, довольно ясно сущность его общих воззрений на деятельность политических партий и его понятия о значении собственного его таланта. Кто знает песни Беранже, тот, конечно, согласится, что большая часть их не противоречит этим воззрениям. Многие упрекали Беранже за его излишнее пристрастие к Наполеону; другие восставали против слишком легкого взгляда его на любовь и вообще на женщин. Но относительно Наполеона Беранже признается в своей автобиографии, что энтузиазм к нему разделял с целой нацией, пока не увидел, что император посягает на многие права и на благосостояние народа. В Наполеоне долгое время Беранже видел не просто властителя, а гениального представителя народа. В одном месте своего предисловия он выражается о Наполеоне таким образом: «Величайший поэт новых и, может быть, всех времен, Наполеон, когда только он отступал от подражания старым монархическим формам, смотрел на народ так, как должны были бы смотреть все наши лучшие поэты и артисты. Он умел понять, до какой высоты могут достигнуть инстинкты массы, если только уметь возбуждать их. Можно подумать, что именно для удовлетворения этим инстинктам он столько волновал мир». Конечно, Беранже ошибался, увлечения его были ложны, но все-таки нельзя не сказать, что источник этих увлечений никак не заслуживает порицания.