Недостойная - Сергей Д. Блинов

– Вижу, что так, – брат Стурла присел на корточки рядом с Эдрихом, двумя пальцами отвел в сторону грязную копну, скрывавшую лицо рыцаря, и заглянул ему глаза в глаза. – Так вот слушай внимательно, сэр Эдрих. Клятвы Ордену нельзя отринуть по самоволию. Долг велит тебе защитить честь девы, и ты сделаешь это. В противном случае придет наказание. Помнишь, что полагается за отступничество?

Выдержать взгляда брата Стурлы Эдрих не смог. Отвернувшись, он утвердительно хмыкнул. Болезненное само по себе четвертование было заключительной частью казни отступников. Начиналось все с кастрации, худшей участи, гораздо худшей, чем посмертие в виде неприкаянной души самоубийцы. В ядрах заключается мужская сила, нужная для битвы последнего дня, и лишенных их Огненный Пророк не принимает в Небесные Сады.

– Поединок состоится через месяц, – заявил брат Стурла, уверенный в том, что Эдриху нечем крыть. – Спросишь что-нибудь еще?

– Расскажи, что за дева, – прохрипел Эдрих.

***

Что за дева?

Альберик, граф Весхольгский, страж королевства и хранитель северных рубежей, стоял у узкого окна, наблюдая за погрузкой фургонов. Его Величество требовал от правителя Весхольга жир и меха – единственное, чем славился суровый и негостеприимный край и что удавалось отвоевать у севера. Посвящая очередного мальчишку в рыцари и принимая клятвы от наследовавших свои уделы баронов, Альберик любил шутить о том, что моржи, белки и лисы являются настоящими хозяевами этих земель. Люди голодали, поскольку земля отказывалась пестовать чуждые скупой каменистой почве злаки, язычники то и дело совершали налеты на пограничные укрепления, рыцари гибли в постоянных стычках, а священники опускали руки, глядя, как страх перед природой пересиливает в сердцах паствы веру в Пророка. Вольготно на севере чувствовали себя лишь звери. Их власть начиналась там, где обрывались не достроенные в лучшие времена тракты, за стенами замков и заборами хуторов, и разрезающий непроглядную ночь волчий вой внушал большее почтение, чем приказы графа и проповеди епископа Болдвина.

Грамота от архиепископа внесла в жизнь Альберика еще большую сумятицу; граф злился на церковников и их дурацкие законы. Своих проблем в Весхольге хватало с избытком, но Его Святейшество сумел добавить в адский котел еще одну щепотку острого перца. Сидящему в столице старику легко было плести интриги и выискивать пути укрепления власти церкви на севере, не обращая внимания на то, что форт, открывавший путь к торговому порту, пал под ударами безбожников, а из-за недостатка соли в погребах гнили и без того небогатые урожаи.

Стук палки по ступенькам возвестил о том, что епископ Болдвин соизволил откликнуться на приглашение графа. Охранявшие покои Альберика северяне из принявших истинную веру отворили перед первосвященником Весхольгским двери.

– Располагайтесь, – сказал Альберик, отходя от окна.

Кряхтя и цепляясь за палку, Болдвин кое-как умостился на табурете. Епископ был стар. Очень стар. В высшие церковные саны запрещалось посвящать мужей, не достигших шестидесяти, а епископ управлял вверенными ему территориями уже больше пятнадцати лет. Возраст и неторопливость Болдвина не означали немощь. Постоянные жалобы на проклятый север, убивающий слабого старика, граф научился пропускать мимо ушей давным-давно, да и внешне епископ из года в год почти не менялся. На вид ему можно было дать те самые шестьдесят, которые требовались для посвящения.

– Тяжко подниматься, – проскрипел Болдвин. – Доконает меня этот север, ох, доконает.

– Всех нас доконает, – согласился Альберик.

– Ты-то молодой еще, – Болдвин шмыгнул носом и поскреб синюю от татуировок лысину. – А вот мне недолго осталось.

Беседовать о молодости и смерти Альберику не хотелось. Отыскав среди бумаг грамоту архиепископа, он сунул ее в руки Болдвина.

– Читайте.

Глаза епископа забегали по строчкам послания. Читая, старик то и дело хмыкал и удивленно поднимал брови. Закончив, свернул грамоту и протянул графу.

– Что скажете, отец Болдвин?

– Скверная история.

Епископ протер усталые глаза и ненадолго замолчал. Альберик терпеливо ждал.

– Откуда у тебя дева Ордена?

– Не знаю никаких дев Ордена, – жестко ответил Альберик. – К караванам вечно девки прибиваются, из тех, у которых есть грех за душой и которым скрыться нужно, а уж как они с охраной и фургонщиками расплачиваются – сами понимаете.

– Но ты же нашел нужную женщину?

– Нашел, – кивнул граф. – Жила при замке полгода. Теперь сидит в малой башне.

– Что говорит?

– Что насиловали. Что били. Отправила жалобу в столицу – и вот на тебе! Вчера привезли грамоту.

– Твои рыцари насиловали?

– А чьи же еще! – всплеснул руками Альберик. – Величество своих только до границы отправляет, да и не доверяю никому, кроме лично посвященных.

– Тогда история взаправду скверная, – закачал головой Болдвин. – Орден имеет право требовать этот поединок.

– Орден больше ничего не значит.

– Если бы Орден ничего не значил, Его Святейшество не смог бы найти для девы защитника.

– Отец Болдвин, – потеряв терпение, граф принялся ходить по покоям взад-вперед, – не кажется ли вам, что объявленный врагом короны Орден, все рыцари которого сгорели на костре полтора десятка лет назад, не имеет права требовать у королевского хранителя почетного поединка за честь шлюхи-самозванки?

Епископ не ответил.

– Так что? – Альберик схватил грамоту двумя руками, собираясь разорвать. – Могу я уничтожить эту нелепую бумагу и отправить в столицу отказ в поединке? Чем это грозит мне? Отвечайте, отец Болдвин, вы же, в конце концов, мой духовный наставник и заместитель Его Святейшества в графстве!

– Ты не так много знаешь об Ордене, не так ли?

– Когда меня воспитывали, – припомнил Альберик, – Орден уже был уничтожен, о нем молчали и отцовские мудрецы, и мастера меча. Знаю только о роли Ордена в войне с язычниками. И о преступлениях магистра, само собой.

– Тогда ты знаешь почти все, что необходимо, – сказал епископ Болдвин. – Не хватает только одной детали. Видишь ли, Орден никогда не был запрещен. Уничтожен – но не запрещен. Разрешишь навестить деву?

Малую башню также называли Материнской. По давней традиции именно в ней беременные жены властителей Весхольга уединялись с повивальными бабками, когда понимали, что подходит срок рожать. В ней же находился и алтарь, посвященный непорочной матери Огненного Пророка. Невесты рыцарей и баронов приходили к алтарю, чтобы попросить у Всеблагой счастливого