Пробный камень - Андрей Балабуха

— Все зависит от точки зрения. Но главное — ты знаешь, что за дело он мне всучил?

— А разве ты не сам взялся?

— Сам, конечно. Просто не показался мне этот парень. Да ладно. Так вот, дело Дорис Пайк.

— Этой… суперзвезды?

— Именно. Дельце-то с тухлятинкой, сам понимаешь. — Я знаю лишь то, что было в газетах. И то смотрел не слишком внимательно, честно говоря. А потому давай-ка ab ovo.

— Хорошо. Пятого июля в одной из квартир Добни-Хауса произошел пожар. Сигнализация сработала исправно, пожарные прибыли быстро, взломали дверь, ликвидировали очаг — выгорело всего полкомнаты. И вызвали полицию. Потому что первым делом наткнулись на полуобгоревший труп хозяйки квартиры, некоей миссис Фанни Флакс. Несчастная женщина, полупаралитик, почти десять лет прикованная к креслу-каталке. Она и сидела в этой самой каталке, только полчерепа было снесено, а рядом валялся пистолет. И не какая-нибудь там дамская игрушка, а армейский «люгер». Изрядно искореженный — во время пожара рванули патроны в обойме.

— Что ж, ход довольно стандартный, ничего не скажешь: убийство и поджог, чтобы замести следы.

— Именно это и сказали ребята из команды инспектора Древерса. Они установили, что миссис Флакс приобрела эту квартиру десять лет назад, когда переехала сюда из Сан-Франциско. Жила одна, уединенно, последние семь лет у нее работала одна и та же приходящая прислуга, некая Элизабет Зайак. В день убийства ее не было — алиби полное и надежное.

— Не люблю я полных алиби, Олаф…

— Это я проверил сам. Тут чисто. Едва ли не единственной знакомой миссис Флакс была Дорис Пайк, регулярно посещавшая квартиру в Добни-Хаус. Мисс Зайак утверждает, что ее голос был даже введен в память мажордома.

— Был?

— Да. Деталь любопытная: все керстограммы в памяти домашнего компьютера стерты. Намеренно. А ведь это могла сделать только сама хозяйка…

— Насколько я знаю, да.

— Если только не… Но об этом речь впереди, Магнус.

Итак, по порядку. Было выяснено, что пистолет зарегистрирован на имя мисс Дорис Пайк, разрешение было оформлено в Калифорнии еще четырнадцать лет назад.

— Армейский «люгер»? Странный выбор, тебе не кажется?

— Дорис Пайк вообще странная личность. Во время съемок она исполняла все трюки сама — без каскадеров. И стреляла тоже. Отлично стреляла. Это подтверждают все. Словом, оружие ее, отпечатков на нем, естественно, не сохранилось. Как-никак, пожар, хоть и небольшой. Зато по всей квартире ее отпечатков хоть отбавляй. Она сама подтверждает, что в тот день утром навещала миссис Флакс, но, по ее словам, ушла еще до двух, тогда как смерть, по мнению криминалистов, наступила не раньше четырех-пяти часов дня. Однако алиби у Дорис Пайк никакого: была, мол, дома, одна, никто ей не звонил, никто ее не видел и не слышал.

— Убедительно…

— Более чем. Итак, все образовалось. Древерс в считанные дни раскрыл преступление и нашел убийцу. Суд… Некоторые моменты остались невыясненными — мотивы, например; сам знаешь, безмотивное преступление встречается исключительно редко… Но так или иначе, присяжные вынесли обвинительный вердикт. Дорис Пайк виновна в преднамеренном убийстве Фанни Флакс и приговаривается к лишению личности. Приговор должен быть приведен в исполнение через месяц, то есть седьмого сентября. Лаверкрист явился ко мне на следующий день после суда. Рекомендовал ему именно меня старый Холлис…

— Стоп, — Мак-Манус прищурился, вспоминая. — Наследство Крейвена?

— Он самый. Но не в том суть. Лаверкрист — старый друг Дорис Пайк. В какой-то мере — партнер, если можно определить их взаимоотношения таким образом: пишет сценарии почти для всех фильмов с ее участием. Ну и в другом отношении — тоже ее партнер, чего и не скрывает. Естественно, знает ее хорошо. И убежден, что она убить не могла. Причем я ему верю. То есть в искренность его верю. Человечишка он, конечно, хилый, из тех, знаешь ли, у кого корни в землю только на дюйм уходят. Но производит впечатление человека честного и неглупого. Более чем неглупого.

— Так, — сказал Мак-Манус и нацедил себе очередную чашку чая. — Это была преамбула, как я понимаю. Затем взялся за дело ты. И что же?

— Если бы я мог ответить тебе однозначно, мы не сидели бы сейчас здесь, Магнус. А Дорис Пайк не сидела бы в камере смертников Сан-Дорварда.

— Ну, тогда давай по порядку. Я слушаю.

И Олаф начал рассказывать по порядку. Это было непросто-чуть ли не в нескольких словах, в считанные минуты во всяком случае, уложить три недели работы, и работы не из самых легких. Но в таких делах он поднаторел давно-недаром за ним прочно установилась репутация одного из наиболее толковых частных детективов не только штата, но и всего побережья. Он не пытался даже излагать весь ход расследования в деталях, нет. Магнусу это и не нужно было. В этом Олаф был профессионалом и чувствовал, что ни одной осечки не допустил. Магнусова голова нужна ему была лишь для обобщения, осмысления, поисков выхода из положения, которое самому Олафу казалось — едва ли не впервые за полтора десятка лет — безысходным. И уж если Магнус, умница Магнус, не сможет ничего придумать — значит, Дорис Пайк обречена.

Прежде всего, если убийца организовывает пожар, чтобы скрыть следы преступления, он не оставляет чуть ли не на самом видном месте пистолет, зарегистрированный на его имя. Нелогично, не так ли? Не рассчитывает же он, что пистолет сгорит или расплавится? К тому же женщины, как правило, если уж совершают преступления, то делают это более обдуманно и утонченно, чем мужчины…

Во-вторых, эта странная история с керстограммами — спектрографическими записями голосов, — заложенными в память мажордома. Ни Дорис Пайк, ни кто бы то ни было другой не мог этого сделать, ибо только хозяин волен ввести керстограмму в память или вычеркнуть ее. Всем остальным, с чьими голосами он знаком, мажордом повинуется, но лишь как гостям, не имеющим права распоряжаться списком.

В-третьих, пальцы. По всей квартире полно отпечатков — старых и новых, принадлежащих мисс Дорис Пайк. Ее пальчики — всюду. И ни одного отпечатка пальцев самой хозяйки. Нигде.

Наконец, еще одно. В квартире царил культ Дорис Пайк. Афиши. Кристаллы записей. Кассеты фильмов… И — ни одной фотографии хозяйки дома. Никакого семейного альбома. Ничего.

— Как тебе все это нравится, Магнус? — Олаф залпом выглотал чашку чаю, поморщился. — Слушай, а кофе здесь подают?

— Почему же нет? Сейчас… — Мак-Манус нажал кнопку вызова. — Заведение, конечно, несовременное, никакой тебе автоматики, всех этих кибербаров и официантов на колесах, все по старинке, но кухня, согласись, отменная и кофе тоже…