Будь здесь - Виктория Александровна Миско

мягкими игрушками. Она что-то чувствовала, поэтому продолжала незаметно протирать телескоп от пыли, поливать фиалки на подоконнике, перегибаясь через массивный серый корпус, и делать вид, что ничего не знает про космос.

Глобус и телескоп. Только сейчас Антон понял, что это тоже было проявлением её любви – такой немногословной, но такой точной.

Незаметно для себя он подвинулся ещё ближе к женщине, которая продолжала смотреть на небо. Её тонкая шея была напряжена и, как всегда, изящна. Антон залюбовался бледной кожей – отражением зимы.

На телефоне появилось уведомление, что такси будет через 5 минут. Февраль в этом году выдался холодным и сегодня утром особенно явно демонстрировал свой нрав.

– Мы с тобой так мало говорили о космосе, – буркнул Антон, но уже чуть громче. – Почему?

Он поднял голову и тоже посмотрел на небо, чтобы понять, о чём она думает.

– Нам всегда было о чём поговорить, – подытожила женщина. – Но мы и об этом не говорили.

Антон согласно кивнул.

– Меня не научили говорить по душам, а я не научила этому тебя. И никто в этом не виноват, просто мы такие.

– Всё будет хорошо?

– Ага.

Это было их мантрой – коротким сигналом «Бип! Бип!» о том, что полёт проходит в штатном режиме. Когда отец Антона ушёл и сердце матери разбилось на мелкие кусочки, она стала произносить эти слова чаще обычного, чтобы возвращать себя к жизни.

Ей сложно было признаться даже себе, что она не хочет, чтобы сын стал космонавтом, потому что отпускать в неизвестность – очень тяжело. Ведь родители привыкают быть взрослыми, которые должны знать всё наперёд, а у Марины не получалось. Как бы она ни старалась понять космос, дальше созвездия Большой Медведицы из школьной программы ей представлялось только тёмное пространство, и однажды она сдалась. Согласилась оставить эту надуманную роль знатока и доверилась сыну – ребёнку, который уже в 3 года знал наперёд, что станет космонавтом.

Он им стал. Она этим очень гордилась. А ещё он стал взрослым. Очень взрослым. В чём-то даже взрослее её самой. И это было грустно, но чаще – приятно.

Он стоял рядом – высокий, сильный, всегда спокойный, и Марина даже в темноте февраля могла представить, как светятся его голубые глаза. При слове «космос» в них всегда появлялся особый огонёк, который её пугал, а на самом деле – восхищал.

– Я ничего не знаю про космос, кроме твоей любви, – сказала женщина.

Антон крепче сжал блокнот и улыбнулся темноте.

– Да я тоже, мам.

Этим ранним утром он ждал такси, которое отвезёт его на космодром. И на днях должен будет состояться его первый полёт. Спустя долгие годы тренировок и теории и ещё более долгие годы мечтаний. Всё, что он знал о космосе, умещалось в нескольких учебниках, центрифугах и «репетициях». То, что он о космосе чувствовал, не умещалось во всех существовавших когда-либо словах. Наверное, поэтому они с матерью молчали о космосе: говорить о мечте бывает сложнее, чем её достигать.

– У тебя всё получится, – она произнесла это впервые и испугалась. Опустила глаза, посмотрела на тёмный снег и по старой привычке хотела уже взять ластик и стереть «нарисованное».

Но Антон лишь слегка дёрнул плечом и крепче сжал женскую ладонь в вязаной варежке.

– Спасибо.

Она всегда боялась, что такими словами возложит на него невыносимо тяжёлую ношу собственных ожиданий, и не знала, насколько трудным было его ожидание этих слов. Ведь глобус и телескоп стали важными фактами его жизни, но чаще всего самое важное для нас – это что-то нематериальное, неосязаемое, как невесомость, которая лишает человека собственного веса.

– Спасибо, – повторил он, и это была необычная благодарность.

И он, и она это почувствовали.

В ней было о бессонных ночах, о потерянных носках, о недоделанных уроках, заброшенных из-за того самого телескопа у письменного стола. О тонкой полосочке света, пробивающейся из-под двери детской комнаты посреди ночи, когда ты почти уже дёргаешь ручку, почти уже недовольно бурчишь, что пора спать, а вместо этого застаёшь ребёнка стоящим босыми ногами на холодном полу и смотрящим на звёзды. «Ну как же так, Тоша, как же так?» – только и останется сказать засыпающему над кашей сыну утром.

В каждый свой день они оба вкладывали что-то о любви.

– Ты так сильно об этом мечтал, – произнесла Марина. – Так сильно, что заставил всех поверить, что у тебя получится. Я просто хотела быть рядом…

Она глубоко вдохнула, чтобы не дать волю слезам. Она договорилась с собой, что поплачет дома. Ну где же это такси?!

– У тебя получилось, получилось.

– А теперь… ты…

Она взмахнула рукой, подняла глаза к небу, и февральский ветер снова напомнил о себе, но она этого не заметила.

Засветился снег, и во двор въехало такси.

– Пора.

– Пора.

Машина остановилась возле подъезда, и Антон улыбнулся.

– Ты рад?

– Я очень рад, мама.

– Всё будет хорошо.

– Всё будет хорошо.

Они медленно подошли к машине. Он – в своей спортивной куртке нараспашку, она – кутаясь в старую дублёнку, пропахшую лавандой от моли. Антон продолжал держать блокнот о космосе, а Марина – ладонь сына. Со стороны они выглядели странной парочкой посреди февральского утра, но даже невооружённым взглядом можно было заметить, как эти двое близки.

– Блокнот, – напомнила женщина, и парень хитро улыбнулся, незаметно для себя заключив её в самые сильные свои объятия.

– Возьму его с собой, вдруг пригодится.

– Но я… – женщина отпустила руку сына и осталась стоять на тротуаре. – Я ничего не знаю о космосе…

– Космос здесь, – парень прижал блокнот к сердцу и сел на заднее сиденье автомобиля.

– Здесь… – ответила Марина тем же жестом.

Дверь закрылась. Водитель завёл двигатель, и утренний двор наполнился звуком расставания.

– Постой!

Марина резко бросилась к машине, дёрнула дверную ручку и встретила взгляд искрящихся голубых глаз.

– Антон, я смотрела фильм… фильм… – она безуспешно постаралась вспомнить название. – Там показывали, как человек улетел в космос, и, пока у него там проходил 1 день, на Земле проходило несколько лет… Я хотела узнать, это важно… Сын в ожидании смотрел на румяную женщину.

– Сколько лет пройдёт на Земле, когда ты вернёшься? Я успею тебя увидеть до того… до того, как уйду.

На мгновение дыхание Антона замерло. Весь двор, весь этот февраль стали просто чувством, просто ощущением момента. Он вышел из машины и снова оказался рядом с матерью – ещё выше, ещё сильнее, ещё спокойнее. Марина посмотрела на сына снизу вверх и закусила губу в ожидании судьбоносного ответа, ощущая, как сердце в груди готово вырваться наружу. Она так ничего и не знала о космосе, кроме того, что думал и говорил об этом Антон. Она боялась читать, искать информацию, потому что не хотела найти там то, что сможет напугать её сильнее, чем неизвестность. А потом по телевизору показали фильм, и теперь это был её