Великий и Могучий - Александр Белаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что можно ждать от людей, неспособных владеть СЛОВОМ инструментом выражения МЫСЛИ? Переучившись с русского языка на англо-турецкий, они утратили оба, и дома, должно быть, изъясняются короткими удобными словами - шиш, гашиш, бакшиш - а дальше матом, так оно проще.
И на память приходят слова Михаила Эминеску, лицезревшего в Румынии то же самое, но на полтора века раньше:
Фанфароны и тупицы, простофили и заики,
Что бормочут криворото, - нашей нации владыки!
Hо владычество криворотых вряд ли можно назвать успешным достижением - это не заслуженный результат общественно полезной деятельности, а воровской фарт; недаром, с оглядкой на фартовых хватунов, мы все чаще желаем друг другу - "Удачи!", поскольку куда верней найти в пачке жвачки золотую подушечку, чем честно заработать, и кошелек легче украсть, чем наполнить от трудов праведных. Язык принял слово-талисман, а менталитет - отнюдь; проходя вдоль кованых оград неомодерновых коттеджей, я с беззлобным удовольствием вижу теплицы и грядки, грядки и теплицы едва не промышленных масштабов (и это в престижнейшем районе, а не среди покосившегося "частного сектора"!) - радуясь быстрым и горячим денежкам, покрываясь золотым жирком, Hовые Русские древним крестьянским нутром чуют, что фарт изменчив и лукав, а мать - сыра земля прокормит и после приговора с конфискацией, и не даст семье загинуть в пору социальных бурь. Да, не забудьте - у них еще участок в поле есть!..
Жестоко карает менталитет тех, кто пытался сбежать, как за кордон, из традиционной общности в индивидуализм; полублатная деляческая братва - не товарищество, и подельники - не друзья; и вот преуспевающий, с солидной крышей и разветвленными связями бизнесмен мается от тоскливого одиночества, меняя жен, целуя собак и истово, по-христиански справляя девятый и сороковой день по верному кобелю, потому что пес - последний друг для человека, решившего, что можно жить тигром в стае тигров - хищники-одиночки сходятся лишь на случку или смертный бой..
И он возвращается к истокам и корням. Он выезжает в поле рыть картошку. Он же ее и посадил! и сажал, приговаривая - "Чтоб картошка в доме была СВОЯ!" Правда, вовремя промотыжить поле от сорняков не удалось (тогда было срочное дело в Москве) и ботва потерялась в бурьяне. Hо он едет в этот бурьян - на трех "мерседесах" едет! с семьей, бодигардами, прихлебаями, двумя ящиками водки и закуской. И они роют вместе, а потом вместе пьют, хором обсуждая урожай. Казалось бы - что он картошке? что ему картошка? мог бы и не рыть, когда имеет в день два миллиона на карманные расходы! оказалось - не мог. Менталитет оставляет человека только вместе с пулей, пролетающей сквозь череп.
Кто попроще - тем не надо заменять друзей собаками, близость с людьми - организованным выездом в поля, а сознание - суррогатом, льющимся с экрана. Реклама у нас становится объектом неистощимых издевок и фольклорных пародий, чего Запад отродясь не знал тамошнее быдло поглощает рекламу за нечто должное, а редкие умники просто тихо исходят желчью; у них - общество потребления, а нам потреблять не на что, и мы обрываем с себя цеплючие репьи чуждой менталитету рекламы, походя глумясь над ней, а импортное новомыслие народ приветствует с редким единодушием - крутя пальцем у виска или плюя от избытка уязвленных чувств.
И языку нашему - что слизнуть, что сплюнуть новомодное словцо - одинаково легко. Слова-пустышки, обозначающие то, чего нет, народ пробует - и отсевает, зато продолжает упорно называть брутально-элегантного киллера - грязным убийцей, запретно-сладкую путану - поганой шлюхой, а рекламную паузу использует, чтоб сбегать в туалет посреди любимого фильма двадцатилетней давности.
Евровилка к нашей розетке не подходит по калибру. И вилка нас не понимает. Она хочет расточить нас по-своему, чтобы воткнуться и высосать энергию. Опасное это дело - неподдающаяся уговорам розетка на грубый нажим может ощутимо шибануть током, а то и вовсе убить..
Менталитет и Язык - Великий и Могучий - неразделенные и неслиянные, главою непокорной высятся как Эверест, на фоне которого теряется жалкая ржавая Останкинская башня.
Она рухнет - а мы останемся.