Межпланетный патруль - Николай Шагурин

Дальше, дальше!.. На третьи сутки преследования "Лотос" и "Семерка" приближались к Сатурну. "Четверка", увы, уже не существовала. Не было уже на свете "горячки" Асланова. Выполняя сложный, хорошо задуманный маневр, он только на миг оказался на прямой линии против боевой рубки "Лотоса". Горачек увидел на экране ослепительную вспышку...

Кровь вскипела в таком хладнокровном всегда Ясько. Он был готов потянуть на себя рычаг предельного ускорения и бросить "Семерку" на таран... В этот момент в штурманскую рубку вошел Прошунин, инженер корабля, человек неприметной наружности - небольшого роста, полный, лысоватый... Но Ясько не променял бы его на десять других инженеров: за этой скромной внешностью скрывались железная воля, великолепное знание своего дела и огромный опыт.

- Куда же он дует, этот сумасшедший? - спросил инженер, снимая очки и вытирая платком глаза, покрасневшие и слезящиеся от бессонницы. - Неужто еще дальше, к Плутону?

- Может быть, и дальше... - сказал Ясько. Ему был понятен замысел Цандариса: уйти за пределы околосолнечного мира, затеряться где-то в галактической бездне, в уверенности, что экипаж "Семерки" не отважится последовать за ним.

- Гм... гм... - Прошунин надел очки и снова снял их. Товарищ астрокапитан, аккумуляторы звездной энергии требуют подзарядки. Это во-первых. Во-вторых, вы знаете...

- Что "Семерке" противопоказан выход за пределы Солнечной системы? - перебил его Ясько. Он поднялся в рост. - Мы будем преследовать "Лотос" в Галактике или за Галактикой, где угодно, до тех пор, пока в любом из нас есть хоть искра жизни.

Астрокапитан сжал кулаки так, что кожа на кистях рук побелела.

- Мы должны взять экипаж "Лотоса" живым. Они предстанут перед судом человечества и ответят за все... За преступления "Ложи", за гибель "Четверки", за смерть Асланова...

Ясько, Горачек и Прошунин обменялись взглядами, понимая дальше друг друга без слов.

Все трое принадлежали к поколению, прозванному "романтиками космоса", чувства и мечты которого питала высокая цель космического подвига. Не было межпланетной дали, в которую не готовы были бы они ринуться. Это были люди особого склада, закалки и выучки.

- Атакуем? - спрашивал взгляд Ясько.

- Атакуем! - отвечали глаза Горачека и Прошунина.

И вот до Сатурна, как говорится, рукой подать. Ярко освещенный солнцем латунно-желтый диск его окружало колоссальное многослойное кольцо, переливающееся всеми цветами радуги. Эта чудо-планета казалась астронавтам волшебной драгоценностью, выкованной неведомым вселенским ювелиром и брошенной на черный бархат космического пространства. Однако "присатурниться" не пытался пока ни один корабль: планета была безжизненна, поверхность ее представляла океан адски-холодного газа, в котором бушевали вихри титанической силы...

На подходе к Сатурну и привел в исполнение свой план Ясько. "Семерка" внезапно исчезла из поля зрения помощника Цандариса, сидевшего в боевой рубке и готового метнуть в преследователя порцию антиматерии. Растерянно вертел он зеркало кругового обзора...

Вот тут Ясько и вырвался, как молния, из-за крохотной планетки, за которой укрывался, как за щитом. Все тело его напряглось словно дамасский клинок, сопротивляющийся усилию на изгиб, и нервы обрели остроту клинка, лоб покрылся холодным потом: прямо перед ним была боевая рубка "Лотоса".

Рефлекс сработал быстрее мысли. Откинувшись назад, астрокапитан рванул рукоять излучателя и энергетическим лучом, словно ножом, срезал рубку.

Тогда Ясько и Горачек увидели, что "Лотос" замедляет ход. В аппаратуре прямой телесвязи щелкнуло, малый экран замерцал. Ясько понял, что Цандарис хочет иметь с ним "личное свидание" и повернул рубчатое колесико настройки.

Да, это, несомненно, был сам Цандарис: лицо, знакомое по портретам, обрюзгшее, мятое, с какими-то зыблющимися чертами, как на плохой, "смазанной", фотографии, грузный торс, облаченный в рубаху с короткими рукавами и растерзанным воротом. Потухшие глаза глядели отрешенно из-под сонно опускающихся век и на всем облике его лежала печать крайнего изнеможения.

- Что вы хотите от меня, астрокапитан? - угрюмо спросил он.

- Вам это отлично известно: беспрекословной и немедленной сдачи.

Цандарис ощерился, на губах появилась пена, всем обликом своим и повадкой он поразительно напоминал затравленного волка.

- Безоговорочная капитуляция?! Этого не будет, астрокапитан! Оставьте меня в покое. Дайте мне уйти и я обязуюсь никогда больше не показываться в границах Солнечной системы...

В этот момент сзади Цандариса появилась вторая фигура длинная, костлявая, обросшая неряшливой бородои и внешне вся такая же опустившаяся, как и командир "Лотоса". В левой руке этот человек держал блестящий металлический рычаг, вроде большого гаечного ключа. Он пошатывался и на первый взгляд его можно было принять за пьяного.

Человек опустил руку на плечо Цандариса. Сказал негромко:

- Пора сдаваться, хозяин! Горючее на исходе.

Цандарис дернулся, как ужаленный:

- Как ты смеешь, Хойт! Сдача? Тюрьма? Суд? Никогда! Я выключу магнитное поле и освобожу антивещество! Пусть все летит в преисподнюю!

Лицо Цандариса исказилось, он стремительно повернулся, намереваясь, видимо, привести в исполнение свою угрозу. Но Хойт преградил ему дорогу.

- Будем сдаваться, хозяин! - настаивал он. - По мне лучше снова очутиться на Земле, хотя бы и в тюрьме, чем подыхать здесь, у черта на куличках...

Цандарис оттолкнул его - прочь! - и кинулся к двери.

И тут Ясько и Горачек, с любопытством наблюдавшие эту сцену, увидели следующее: Хойт переложил рычаг из левой руки в правую, шагнул вслед Цандарису, взмахнул рычагом и опустил его на голову "хозяина".

Потом повернулся к экрану и жестом, древним, как история человеческих распрей, медленно поднял руки вверх - последний оставшийся в живых на борту "Лотоса".