Крушение небес - Лестер дель Рей

Дейв больше не слушал. Он в бессильной ярости выскочил из офиса и нетвердой походкой пошел к компьютерному центру, но потом свернул с пути. К черту работу, к черту дядю! Он поедет в город и будет делать все, что ему нравится!

Хуже всего было то, что дядя Дэвид действительно мог осуществить свою угрозу — позаботиться, чтобы Дейв больше нигде не получил работы. С Дэвидом Арнольдом Хансоном считались все. Кроме него, ни один человек на Земле не добился бы разрешения построить огромную стену через всю северную Канаду, чтобы отражать арктические ветра и тем самым изменить климат. И никто другой не смог бы выполнить эту невыполнимую задачу, даже после того, как двенадцать стран объединили свои ресурсы, чтобы финансировать грандиозный проект. Но он добился своего и уже приступил к осуществлению задуманного. В последнюю зиму, проведенную в Чикаго, Дейв заметил, что предсказания дяди Дэвида сбываются.

Как и большинство современников, Дейв почти поклонялся этому исполину духа, каковым, без всяких сомнений, был его дядя. Дейв с радостью ухватился за шанс поработать под его руководством. И совершил глупость.

В Чикаго у него вообще-то все ладилось. Ремонтируя компьютеры, он не разбогател, но на жизнь вполне хватало, и он был доволен. И там была Берта, может быть, не куколка из кино, но вполне симпатичная девушка, которая к тому же прекрасно готовила. Для тридцатилетнего сухопарого и застенчивого коротышки, похожего на гротесковых персонажей старых фильмов, он жил припеваючи.

Затем пришло письмо от дяди, предложившего ему работу на строительстве, с окладом в три раза больше, чем у ремонтника компьютеров. Ничего не было сказано о романтичных и прекрасных индейских служанках, но воображение Дейва дополнило розовую перспективу этим пикантным штрихом. Ему понадобятся деньги, когда они с Бертой поженятся, да и работа на свежем воздухе полезна для здоровья.

Индейские девушки, конечно, оказались на деле старыми толстыми тетками, которые о белых мужчинах знали все. Жизнь на свежем воздухе превратилась в пять месяцев мучений под дождем, снегом, градом, в бурях и туманах, да плюс к этому — постоянное стучание зубами в промерзших тракторах, да плюс к этому — дышание ядовитыми выхлопами дизелей. Верно, дядя Дэвид оказался строительным гением, но его интерес к Дейву, похоже, объяснялся лишь тем, что ему надоело корчить из себя доброго самаритянина, и он решил отыграться на ком-нибудь из родственников. А «легкая работа» оказалась адом, которого не выдержал штатный компьютерщик фирмы, бросивший все и сбежавший, оставив Дейву всю свою работу, в том числе и добычу необходимых данных в полевых условиях.

Берта писала страстные письма, в которых уговаривала немедленно возвращаться и жениться на ней. А дядя Дэвид считал, что это капризы изнеженной дурочки!

Дейв не соображал, куда его ведут ноги, он лишь смутно отдавал себе отчет в том, что спускается в глубокий овраг, подальше от строительной площадки. Он слышал, как наверху по узкому серпантину движутся тракторы и бульдозеры, но он привык к этому звуку. Он также слышал истошные крики в той стороне, но не обращал на них внимания: на любом строительстве Хансона кто-нибудь всегда рвал голосовые связки, требуя от подчиненных немедленно сделать то, что должно быть сделано еще позавчера. Дейв поднял голову, только когда услышал собственное имя. И застыл от ужаса.

Бульдозер раскачивался на краю уступа, прямо над ним. Из-под него вываливалась земля, а гусеницы нелепо крутились вхолостую. Пока Дейв приходил в себя от испуга, уступ полностью обвалился, бульдозер завис на миг, а потом устремился прямо на Дейва. Рев мотора заглушил его крик. Он попытался отпрыгнуть, но от ужаса ноги отказались повиноваться. Тяжелая махина двигалась неуклонно. Лязгающие гусеничные траки, как огромные зубы, неумолимо приближались к нему.

Наконец он упал прямо на Дейва. Что-то лопалось, клокотало и багровело в невыносимом сумбуре мучений.

Придя в себя, Дейв Хансон попытался закричать и ухватиться за спинку кровати, но не смог поднять руки — до того был слаб. Сон о прошлом уже улетучился.

Ужас, который, как он думал, был смертью, остался гдето вдали.

Очевидно, Дейв — в обыкновенной больнице, еще жив, и его кое-как «починили». Все то, что он вспомнил при своем прежнем пробуждении, вероятно, было смесью фактов и бреда. И вообще, как он мог судить, что нормально в столь экстремальной ситуации, а что ненормально?

Ему удалось сесть в постели, и он попробовал рассмотреть окружающую обстановку. Но в комнате было уже темно. Когда его глаза привыкли к сумраку, он разглядел небольшую жаровню и похожего на ожившего мертвеца старика в черном халате, украшенном крестами. На голове у него было что-то вроде митры со свернувшейся медной змеей спереди. Качая белой бородой, он беззвучно шевелил губами и делал пассы над радужным огоньком, и тот неожиданно вырос в клубы белого сияния.

Вверх поднялись облака белого огня.

Дейв протянул руку, чтобы поправить очки, и снова обнаружил, что их нет. Но он никогда еще не видел так ясно.

В этот момент чей-то поющий голос нарушил ход его тревожных мыслей. Похоже, это был Сир Перт. Дейв медленно повернул голову, и от этого слабого движения его затошнило, но он увидел доктора, стоящего на коленях на полу, словно разыгрывая какую-то пантомиму. Слов песни Дейв не разбирал.

Чья-то рука закрыла Дейву глаза, и сестра зашептала ему на ухо:

— Ш-ш-ш, Дейв Хансон! Это Сатер Карф, так что не перебивайте! Может случиться наибольшее кажущееся сближение небесных тел.

Он, задыхаясь, упал на подушку. Сердце колотилось, как сумасшедшее! Что бы ни происходило, он был не в состоянии ничему помешать. Но он знал, что это не бред.

Он не обладал таким воображением.

После долгой паузы песня изменилась. Сердце у Дейва забилось еще чаще, потом немного реже, и ему стало холодно. Он задрожал. Это не похоже ни на ад, ни на рай!

Скорее напоминало лабораторию алхимика — какого-нибудь Калиостро, древнего мистика. Но Дейв был уверен, что язык, на котором здесь иногда говорят, не древний.

В нем присутствовали такие слова, как электрон, пенициллин и желчный камень… Они не прозвучали в речи присутствующих — Дейв нашел их в своей голове.

Песня возобновилась, теперь жаровня светилась тускло-красным, и стало видно, что разочарование на лице Сатера Карфа сменилось решимостью. У красного огня появилась белая сердцевина, она превратилась в толстого плазменного червя. Старик взял его в руку, погладил и поднес к Дейву. Червяк отделился от ладони незнакомца и поплыл к груди лежащего на кровати.