Мастер дымных колец - Владимир Хлумов

— Да это, наверно, служитель.

— В галстуке, — съязвил кто-то.

— Может, фельдшер? — не унимались из заднего ряда.

— Ишь, зверем смотрит, — зашипела старушка.

— Дайте ему поесть, поди, некормленный с утра, — посочувствовала чья-то добрая душа. Толпа засмеялась. Кто-то полез вперед, протягивая небольшой ломоть городской булки. Но тут появился дежурный милиционер.

— Прекратить, — сержант остановил настырного гражданина, который уже собирался втиснуть между прутьев булку. — Товарищ, что вы там делаете?

— Не знаю, — честно ответили из клетки.

— Освободите сейчас же клетку.

— Я не могу.

Разговаривая с милиционером, мужчина глядел мимо него.

— Черт знает что, — не выдержал сержант. — Товарищи, расходитесь. Ничего страшного не происходит. Сейчас разберемся. — Он перелез через ограду и на расстоянии вытянутой руки от клетки остановился. — Хулиганите?

— Бездна, — процедил зарешетчатый.

— Ну-ка, дыхните, — приказал милиционер и придвинулся ближе к чугунным прутьям.

Марта, зная крутой характер своего мужа, с криком «Караулов!» сорвалась с места, ловко перебралась через парапет. Из клетки послышался скрежет и какое-то урчание. Толпа ахнула. Караулов побледнел, разжал побелевшие от напряжения пальцы, до этого сцепившееся на изъеденных чьими-то зубами прутьях, и рванулся в дальний угол клетки, где было что-то вроде собачьей конуры, но только неестественно увеличенных размеров. Выход из конуры на три четверти прикрывался огромным черным дипломатом, в наружную стенку которого упиралось засохшее сосновое бревно. Из оставшейся незакрытой части выхода выглядывала мохнатая лапа, отчаянно скребущая по блестящей поверхности несгораемого чемодана. Возмутитель порядка в три прыжка оказался у будки, всей тяжестью навалился на бревно, и во-время: оно уже вот-вот должно было соскользнуть под напором разъяренного хищника.

Сержант, чувствуя, что сейчас не время для допроса, заметался перед оградой, не зная, что предпринять. На помощь пришел человек из толпы. Гражданин в вельветовом костюме устремился вокруг барака с вольерами туда, где по его представлениям располагались подсобные помещения. Там в одной из комнат, на разделочном столе, в перемазанном всякими нечистотами халате возлегал длинный худощавый мужик с испитым лицом. Уборщик хищных вольеров был мертвецки пьян. Убедившись, что привести уборщика в мало-мальски сознательное состояние невозможно, Шалопут отыскал у того в кармане ключи и побежал по узкому коридору.

Тем временем молоденький сержант пришел в себя, достал почерневшее от учебной стрельбы личное оружие и приготовился применить его в любой удобный момент. Положение человека в клетке становилось отчаянным. Вот-вот должна была рухнуть впопыхах возведенная на пути хищного зверя баррикада надежды. Сержант опять заволновался. Если выскочит зверь и в том дальнем углу завяжется неравная схватка, можно и дров наломать. К счастью, в этот момент на противоположной стене обозначилась узкая темная щель — дверь в коридор с подсобными помещениями потихоньку открылась, и в ней появилась голова человека в вельветовом костюме.

— Быстрее сюда! — крикнул Шалопут мужу Марты.

Мужчина поднял голову, заметил спасительную дверь и кинулся что есть мочи на свободу. Толпа затаила дыхание. Вслед за мужчиной через сметенную в мгновение ока баррикаду с неожиданной прытью из будки выпрыгнул бурый ангарский медведь и, сделав три прыжка, ухватился когтистой лапой за правый ботинок непрошенного гостя. Человек закричал от боли — острый коготь зацепил вместе с ботинком внешнюю часть ступни. Сержант вскинул пистолет. Но здесь из-за двери вытянулась рука, обхватила поедаемого на глазах человека и с силой выдернула его из клетки. Дверь быстро захлопнулась. Толпа, с замиранием до сих пор наблюдавшая за отчаянной схваткой, шумно вздохнула. Перевел дыхание и молоденький сержант. «Слава богу», — благодарили люди судьбу, случай, в общем, какую-то добрую силу, не давшую случиться несчастью. «Слава богу», — повторяла Марта.

Вскоре появился Шалопут. На руках он нес потерявшего сознание Караулова. Марта бросилась к мужу. Кто-то побежал вызывать скорую помощь. Народ стал потихоньку успокаиваться и расходиться. Медведь тоже успокоился и принялся мирно грызть отхваченный трофей — стоптанный наружу черный ботинок сорок второго размера.

Сержант помог уложить пострадавшего на скамейку, а Марта, перевязав окровавленную ногу, теперь тихо плакала, поглаживая мужа.

Под воздействием всеобщей суматохи и большого количества посетителей наконец появилась администрация зоопарка. Выяснив, в чем дело, администрация в лице директора потребовала наказать нарушителя режима осмотра хищников, то есть самого пострадавшего. Сержант, установив, что хорошенькая черноглазая женщина является законной супругой нарушителя, спросил:

— Вы-то, наверно, в курсе, как он туда попал?

Марта не знала, что и сказать, и лишь беспомощно оглядывалась вокруг.

— Ничего удивительного нет, — вмешался Шалопут, обращаясь к директору. — У вас сотрудники на работе в нетрезвом состоянии.

Сержант строго посмотрел на директора.

— Ладно, мы тут сами разберемся, — высокомерно возразил директор.

Появилась скорая помощь. Бесчувственное тело положили на носилки и понесли в машину. Марта безвольно последовала за мужем. Казалось, тронется машина — и растает как наваждение необычный инцидент в зоопарке. Но в последний момент пострадавший пришел в себя, приподнялся слегка и, показывая рукой на своего спасителя, громко крикнул:

— Это он во всем виноват!

После этих слов пострадавший снова распластался и его быстренько всунули в фургон. Туда же забралась Марта. Карета тронулась.

— Вы что, знакомы? — спросил сержант.

— Нет, — отрезал Шалопут.

— Да, конечно. Наверно, ему померещилось. Спасибо вам за помощь, сержант с благодарностью посмотрел на собеседника и внезапно добавил: — У вас документик есть при себе?

— Пожалуйста, — Шалопут протянул кожаную книжечку.

Сержант с уважением прочел удостоверение и, переписав данные в блокнот, вежливо попрощался.

Глупо получилось, размышлял Шалопут, направляясь к выходу. Просто непонятно, почему так глупо. Он не любил, когда что-нибудь было ему не понято. Поэтому и работал всегда как бешеный, всю душу себе изматывал, пока не разберется.

Жажда узнавать и объяснять появилась у него в незапамятные времена. Может быть, здесь был реликтовый страх, выработанный древними предками в борьбе за существование с мертвыми силами природы. Да, да, именно страх. Сейчас, когда уже все кончилось, когда он в безопасности шагает мимо закрытых на тяжелые засовы и амбарные замки зверей и птиц, откуда-то из-под ребра по направлению к легким заструился пока еще еле слышный, но, очевидно, неотвратимый обыкновенный животный страх. Некоторые это называют вдохновением свободного мышления, парением духа человеческого, безусловным движителем научного прогресса.

— Эй, гражданин, куда прешь, здесь люди входят, а выход вона где! раздался голос кассира.

Шалопут брезгливо махнул рукой, но потом вдруг подошел к кассиру и неласково посмотрел в глаза.

— Ты что? — испугался старик.

Шалопут с пониманием подмигнул.

— Ну что, разыграли?

— Кого разыграли? — опять начал наглеть кассир.

— Сюрприз обещали?

— Какой сюрприз? — старик бестолково вращал глазами.

Шалопут опять махнул рукой и, сутулясь от своих мыслей, побрел прочь. Старик высунулся из окошка и вслед незнакомцу послал:

— Тьфу!

2

Не во всяком провинциальном городишке найдется свой собственный музей города. На Северной Заставе такой музей был. Некогда основатели Северной Заставы, отчаянные прожектеры и авантюристы, закладывая его на безлюдных морских берегах, уплатили немало серебра и золота иноземным архитекторам, требуя от них немедленных и точнейших схем будущего чудо-города. И такие проекты действительно были составлены, но в жизнь так и не воплотились. Причиной тому послужил неудачный выбор места, с холодным мокрым климатом и хлипким ненадежным грунтом. Строительство вскоре после его начала зачахло. Фактически удалось застроить лишь центральную площадь, с одной стороны трехэтажным дворцом в итальянском стиле, а с другой — полукруглым государственным домом. Множество же других дворцов, соборов и храмов так и остались в виде утонченных гравюр и эстампов висеть на стенах многочисленных залов и коридоров дворца памятником древней мечты основателей Северной Заставы. Остальная часть города была захвачена мелкой буржуазией и ремесленниками и застраивалась единолично, без генерального плана, а потому бестолково. Но горожане не подозревали об этом, поскольку вход во дворец был строго ограничен, и большинство из них не могло видеть блестящие проекты и сравнивать их с окружающим хаосом. После революции, однако, дворец был превращен в музей, и жители смогли убедиться воочию, насколько их обокрали.