И был вечер - Галина Ли

Вот он, повод для знакомства, пользуйтесь!

В ответ услышала что-то певуче невразумительное, притом на неизвестном языке.

Ну, мой то французский настолько ограничен школьной программой (да и институтская его не усовершенствовала), что на слух хорошо воспринималось только три слова: да, нет и внимание.

Я повернулась к подруге в надежде на ее лингвистические знания. Ленка пребывала аналогичном состоянии и молчала как рыба.

Придется налаживать контакт самой.

— Ребят, вы кто? — поинтересовалась осторожно.

Личная фантазия пока ограничилась всемирным слетом толкинистов.

Неизвестные молча окружили нас кольцом, и один из них потянул меня за рукав, указывая направление, а сзади подтолкнули, вероятно, для ускорения.

Вот это мне совсем не понравилось.

Я стряхнула с себя чужую руку и предупредила, — Еще раз рискнете, будет больно! Понять меня не поняли, но на крайний случай расступились.

— Насть, не надо, — Ленка уже пребывала в состоянии тихой паники.

Она в нее вообще легко впадала в стрессовых ситуациях. На Ленкиной белоснежной как у Снегурочки коже проступали ярко красные пятна, словно у экзотического вида леопарда, в глазах поселялся тихий ужас, и она мертвой хваткой цеплялась за ближнего. На этот раз «ближним» оказалась я.

— Они не шутят, Насть. Пойдем, куда велят…

Я покосилась на нее: вот черт, придется идти. Ну, если это Сашкина шуточка, убью на месте, и месяц не буду разговаривать. А если не шутка — все равно выбора нет. Я не дочь Майкла Тайсона, в нокаут кулаками мужиков отправлять не умею.

Мешки с вещами у нас отобрали, и налобные фонарики тоже забрали, гады.

Освещения «захватчиков» нам вполне хватало, но собственность — дело принципа и я прокомментировала действия экспроприаторов на могучем русском языке, жаль, они его не знают, иначе покраснели бы. Незнакомцы и ухом не повели, словно ругань их не касалась.

Ну и тащите наше барахло! Все нам с Ленкой легче будет.

Мы оказались в середине отряда. Впереди шли несколько человек и за нами четверо.

Сторожа, мать их…

Над головами наших проводников плыли яркие огни. Вот так сами по себе и плыли. Зрение у меня отвратительное и как я не щурилась, разглядеть, что это такое не получилось, но света они давали достаточно, позволяли хорошо разглядеть дорогу. Запомнить бы ее еще…. На крайний случай.

Из зала, в который мы спустились, (он действительно оказался очень большим, метров триста в длину, не меньше) нас увели в большой разветвленный коридор. Пока мы шли, я пялилась на впереди идущего. Хорошо разглядеть получалось только песочного цвета плащ (судя по всему — натуральная шерсть) и кожаные подметки легких сапог. И вообще ребята выглядели неприлично сухими и чистыми для пещеры. То ли дело мы с Ленкой, всего то два колодца и пару шкуродеров, а уже насквозь мокрый и грязный комбинезон.

И тут до меня дошло, что парится в гидрашке, кажется, совсем необязательно, температура пещеры ползла потихоньку вверх. Это ненормально, во всяком случае, в этих местах, а вообще — хороший повод, можно снять все лишнее.

Я резко остановилась. Ленка с тихим возгласом врезалась мне в спину. Сопровождающие тоже притормозили в недоумении. Их главный, он как раз и шел впереди, отдал короткое распоряжение, и меня снова дернули за рукав.

Ой, зря… Со мной так нельзя, со мной надо любя и ласково…

Я итак была вспотевшая и злая, а тут мало того, что меня как последнюю овцу волокут куда-то, да еще переодеться не дают…. короче меня понесло.

Когда это случается, прервать меня можно, только насильно лишив сознания. Из глубин девичьей памяти всплывают все известные словесные обороты, гневная речь льется плавно и убедительно — как у политика в предвыборный период на телеконференции, а образности мышления может позавидовать любой писатель.

Ну, вполне возможно, что все происходит по-другому, потому что вспомнить потом, о чем ораторствовала, я не могу. Вот такой синдром бессерка, только в мирном варианте.

Итог выступления всегда одинаков — оппоненты минимум замолкают, а чаще всего в конце моей речи извиняются. Раскрутить окружающих и хотя бы задним числом узнать, что же такого пикантного я наговорила, тоже не получается. Даже Сашка, которому случилось оказаться рядом в такой момент, долго потом хихикал, но так и не признался, что я несла, отговариваясь фразой, — Да ты уж как сказала…

Вот и сейчас, когда я, наконец, умолкла, даже эти, говорящие на неведомом языке ребята, стояли от меня на существенном расстоянии, вероятно чтобы до них не дотянулись в случае чего.

Больно мне надо.

Я расстегнула комбинезон, сердито сопя, сняла резиновые сапоги, и начала с помощью Ленки стягивать с себя резину гидрокостюма. То еще, скажу вам занятие, в смысле ничего приятного, особенно если волосы цепляются за резину.

Ненавижу гидрашки; тяжелые, противно воняющие, с ужасной скруткой в районе талии, да к тому же так плотно прилегающие, что выбираться из них — все равно, что заново родиться. Ну и а если одевать, то соответственно, наоборот…. К сожалению, без них в мокрой пещере загнешься от холода через пару часов, да и забавно бывает иногда поплескаться в ледяном подземном озере, оставаясь абсолютно сухой.

Когда мне, наконец, удалось выбраться из резиновой тюрьмы, пришлось точно так же вытаскивать из упаковки Ленку. Освободившись заодно и от теплых синтепоновых комбинезонов, мы разделись до легких спортивных костюмов. Теперь оставалось добыть обувь из мешков.

Каждый уважающий себя спелеолог таскает с собой тапочки — это непреложный закон. Мало ли куда приспичит пойти в лагере, не лезть же сухими ногами в мокрые сапоги, да и вообще — глубина метров в триста, малюсенькая площадка для ночевки, толща известняка над головой, а ты в тапочках, как дома. Шик!

Я внимательно присмотрелась к мешкам, вспоминая, в каком именно лежит обувь, и решительно дернула его на себя. Не ожидавший такой подлянки, охранник с трудом удержал равновесие и возмущенно процедил пару слов, наверняка ругательного смысла.

А вот по фиг! Мы не местные, моя — твоя не понимайт!

Прикинувшись глухой, я распотрошила мешок, нарушая всю его герметичность, и вытащила искомое. А заодно и расческу, а как же без нее, и распустив косу не спеша, принялась за прическу.

Когда мы наконец-то поднялись, то заметили, что и в облике наших спутников тоже произошли изменения. Во-первых, они начали улыбаться, (ну-ну, разглядели, значит, двух симпатичных девушек) и во-вторых — сняли капюшоны (а это, наверное, для того, чтобы и у нас был шанс на них полюбоваться). Даже суровый командир обнажил свою голову и пялился на наши…. костюмы и не только на них. И столько интереса было в его взгляде, что стало очевидно — их девушки явно носят что-то другое, наверное, не столь обтягивающее.