Мироздание по Петрову - Геннадий Прашкевич

– И какое же?

– Молчание…

Все замолчали.

Одно время мы ждали, что Режиссер вот-вот умрет. Он давно не приходил в сознание. Все его жалели: тридцать семь лет не время для ухода. Три года назад он насмерть разбился в машине. Если бы не лаборатория академика Петрова-Беккера, то вряд ли дышал. Искусственные легкие, искусственные почки. В сумеречной спальне что-то влажно двигалось, вздыхало. Но сам Режиссер молчал. Уже три года. Ася, жена, безропотно несла свое несчастье, Алиса (любовница) демонстративно страдала. Но все хотели, чтобы Режиссер встал.

– В подъезде Режиссера живет собачка…

– Еще живет? – удивился грубый полковник. – Ты вегетарианец?

– Собачка совсем маленькая, – покачал кореец Ким черной головой. – Наверное, ей рассказывают неправильные вещи про корейцев. Когда я прохожу мимо дверей, она сходит с ума. Но вчера она молчала…

Наверное, от радости, подумал я.

Ким улыбнулся и налил мне чашку красного корейского чая.

Такой, по его словам, пил Ким Ир Сен. Пользуясь моментом, я наклонился к банкиру: «Обменяете двадцатку, Иннокентий Павлович?» – «Зеленую?» – «Разве другие бывают?» – Розовый Кузин задумчиво посмотрел на меня: «Обменяю. Но по официальному курсу». Ему хотелось дослушать историю академика о поездке в Северную Корею. Оказывается, академик летал туда вместе с Режиссером. Давно. Еще при Советской власти. Некая культурная миссия. Прямо в аэропорту у гостей, как полагалось тогда в Северной Корее, отобрали водку и фотоаппараты и увезли в хорошо изолированный отель. «Вы устали, – вежливо объяснил гостям чиновник, принимавший делегацию. – А завтра вас ждет насыщенная программа». – «Хотя бы водку верните!» – потребовал Режиссер, но ему отказали.

Утром в машине с тонированными стеклами гостей отвезли на старую мясохладобойню. За цинковой стойкой при всех режимах (но для народа) стоял, закатав рукава, веселый старичок Ким с широким топором в руках. Режиссер и академик решили, что он рассказывает о правильном питании, о том, как правильно расчленить свиную тушу, но переводчик внес ясность. Речь шла о волшебной силе идей чучхе. Они заливают мир солнечным светом. Они пронизывают немыслимые пространства. Жизнь, освященная идеями чучхе, возвышает.

– Зато смерть все уравнивает, – хмуро заметил Режиссер.

– Уравнивает не смерть.

– Тогда хоть водку верните.

На другой день гостей повезли на ткацкую фабрику. Маленькая старушка Ким, простодушно, как паучок, ткала здесь бесконечные полотна – при всех режимах (но для народа). – «Матерь Божья! – озлобился Режиссер. – А где корейская молодежь? Где призывный изгиб бедра, сладкие азиатские речи?» Прозвучало капризно, наверное поэтому Матерь Божья даже пальцем не пошевелила. Или ее влияние в Стране Утренней свежести было ограничено, не знаю. А старушку причитания Режиссера нисколько не смутили. Она всякое слыхала. Полет бомб, кряканье американских мин, стоны умирающих. Все ее близкие убиты и закопаны в землю. – «Видите, – указал Режиссер, – смерть всех уравнивает». -Но старушка только покачала головой. Идеи чучхе, вот что уравнивает.

– Тогда хоть водку верните.

Призыв не нашел никакого отклика.

Утром советских гостей повезли в школу. Народный учитель веселый старичок Ким при всех режимах (но для народа) трудился здесь много лет. «Волшебные идеи чучхе чудесно преображают жизнь», – с порога заявил он – «А если человек умирает?» – «Принявший идеи чучхе бессмертен». – «А если бессмертие это что-то вроде бессонницы?» – Режиссер злился. – «Корейский народ гордится тем, что великий вождь Ким Ир Сен радует всех таким большим чудесным долголетием, – убежденно и весело заявил народный учитель. – Никому в мире не дано жить дольше великого вождя. Учение чучхе, оно как Солнце». – «А если все-таки наступит вечер и Солнце скроется за горизонтом?» – упорствовал Режиссер. – «Скроется, но не исчезнет. Мы не видим Солнца за облаками, но оно никуда не исчезает», – старичок оказался не так-то прост. – «А ваши умершие предки? А убитые друзья» – «Мы просто не видим их. Но они с нами», – уверенно повел рукой народный учитель. – «Матерь Божья! Неужели идеи чучхе помогают все побороть, даже смертельные недуги?» – «Обязательно», ответил старичок Ким, весело и сильно кашляя. – «А почему в Северной Корее столько кладбищ?» – «Это не имеет значения. Главное, верить».

У Алисы я появился уже после одиннадцати.

Подружка ей помогла. Наверное, не одна являлась. Искалеченная мебель исчезла, по пустой квартире бродило глухое эхо. Но Алиса теперь походила на прежнюю Алису. Мы возлегли на новом роскошном матрасе в мелкую полоску. Пахло коньяком, чужими духами. Сложно пахло от моей подружки. Я боялся, что она накинется на меня с самыми разными расспросами, но ее интересовал только Режиссер. «Он правда очнулся? Позвал меня? Назвал мое имя?» Не знаю, кто ей такого наговорил. Про Асю заметила мимоходом: «Сучка!». Считала, что имеет право так говорить. Режиссер учил ее только плохому, зато хорошо. Да и сама она вечно попадала не в те истории. Однажды после премьеры я наткнулся на нее за кулисами театра. Я был от нее в восторге, в двадцати метрах от нас за кирпичной стеной шел фуршет, а Алиса сладкая, потная, так ко мне и прилипла. Сбитая на бок юбчонка, голое бедро. Прижав Алису к оштукатуренной стене, я стонал, как металлоискатель, а она отвечала чудесным порочным шепотом: «Свет… Выруби свет… Кручинин…» Я вслепую шарил по щитку, висящему надо мной, и попал прямо на оголенный провод. Влажный эпителий, кто спорит. Я еще орал, а Алисы не было. Чуть отойдя, увидел ее уже на фуршете. «На тебе лица нет! – обнял меня Режиссер. – Тебе так понравилось?» – Он имел в виду премьеру. А любимая ученица с диким видом посверкивала на меня асфальтово-черными глазами.

После несчастья с Режиссером Алиса ушла со сцены.

Основала Салон Красоты. Выиграла конкурс в Варшаве.

«На дискотеке в Лазенках Алиночку пригласил мускулистый мужчина, – шептала она мне, выключив свет. – Он, дескать, с зоны, но пани не должна падать в обморок. Он только убил жену, падла была. Зато отсидел, вышел честный. Я бы точно хлопнулась в обморок, а Алинка – чудо. „Алиска! – закричала она. – Пан, оказывается, холост!“

Мы плохо спали.

Алиса то обнимала меня, то отталкивала.

Все нам мешало, особенно эхо в пустой квартире.

Но и еще что-то. Что-то еще, чему я тогда не нашел слов. Алиса, например, даже не спросила, над чем я сейчас работаю. А мне очень нужно было, чтобы спросила. Архиповна бы обязательно спросила меня об этом. Короче, Алиса уснула. И я, наконец, уснул. И увидел во сне все ту же надоевшую мне казенную приемную, кожаный диван, стену в металлической решетке.