Якут - Сергей Калашников

Сейчас, правда, нельзя — поваленные деревья не пустят.

Перешли ли эти люди ручей, это я узнаю завтра. Спать мне хочется сильней, чем любопытно. Хоть и не Дерсу я, и ни разу не Узала, но, если высплюсь, как следует, то ни за что не собьюсь со следа небыстро идущих людей, несущих груз. А приближаться ночью, хотя бы и при ясном свете, к незнакомцам в дремучем лесу — так это я в другой раз сделаю, когда разум окончательно потеряю. Девчонка, вон, не подошла, пока не позвал.

Только вот как узнать причины такой поспешности? Днём-то идти всяко удобней. Хотя, скорее всего, часов у них нет, и про то, что сейчас полагается спать, они не догадываются.

Больше до утра меня никто не побеспокоил.

Хмурое утро застало меня уже на ногах. Шесть утра по часам. Если ляжет туман или пойдет дождь, разобраться в следах станет сложней. Собраться мне не долго, встал — пошёл. Нож я, кроме как прямо в ножны никогда никуда не кладу, и из карманов ничего не выкладываю. А для того, чтобы взять ведро — единственное, что нужно нести в руках, времени не требуется.

След меня не разочаровал — выразительный. Судя по всему, группа мужчин с грузом следовала к реке, и как раз сейчас должна уже достичь её. У реки в полнолуние — такая мысль пришла в голову. Интересно, интересно. Уж не торговый ли караван каменного века поспешал к условленному сроку в условленное время? Говорят, в те времена была развита торговля кремнями, обсидианом и нефритом — тем, из чего делались инструменты и оружие. Правда, денег ещё не было — происходил обычный обмен.

В голове даже картинка возникла, как шустрая девчонка без спросу умчалась на ярмарку ещё до того, как серьёзные мужчины понесли туда тяжёлые связки шкур, чтобы обеспечить материалом своих оружейников и инструментальщиков.

За этими мыслями, да поглядывая время от времени под ноги, чтобы убедиться в том, что не сбился со следа, я отмахал километров двадцать, и только после этого обратил внимание на то, что птичьи голоса позади меня смолкают. Такое случается при приближении людей или крупного зверя. То есть возникает мысль о преследователе. И это не зверь — не пойдёт даже могучий хищник за человеком по свежему следу.

А, может быть, просто попутчик спешит к месту торжища? Нынче на этой едва приметной тропе как-то многолюдно стало, не то, что давеча, когда не помню уж сколько дней ни единой души встретить не смог ни тут, ни в окрестностях.

Присел на ствол упавшего дерева неподалеку от пути, которым ушла группа «носильщиков», удобно опёрся спиной о сук и с удовольствием расслабился — натопался. И на попутчика захотелось посмотреть. Дождусь, пожалуй. До реки отсюда недалеко уже, и на душе как-то тревожно — что-то там, впереди меня ожидает? Передохну, погляжу на того, кто идёт следом, а там видно будет.

Места вокруг как бы знакомые — ручьи и речки находятся на тех же местах, что и раньше. Однако характер обрушения или подмыва берегов выражен менее ярко, что наводит на мысль о том, что попал я в прошлое. Насколько далеко — это оценить трудно. Хоть я и геолог по образованию, но на глаз без знания скорости процессов и без хотя бы грубой количественной оценки величины наблюдаемых отличий, сказать насколько далеко отринуло меня назад во времени, не решусь. Даже трудно утверждать, столетия это или тысячелетия.

Дело в том, что у нас тут отродясь не бывало строевого леса. Кроме того, вечная мерзлота расположена близко от поверхности, отчего деревья растут неохотно. Не вымахивают тут лесные исполины — ветры валят деревья, которые не способны погрузить корни достаточно глубоко в мёрзлую землю, чтобы ухватиться за неё как следует.

Так вот, нынче в этих местах деревья выглядят куда как убедительней, чем те, к которым я привык. Разница сразу в глаза не бросается. Можно даже подумать, что просто-напросто люди с топорами и пилами давненько не наведывались в эти места, не проходили гусеничные вездеходы, угнетая молодую поросль, не топтался народ, отчего всё затянуло зеленью.

Одним словом — места здешние нынче выглядят так, как будто люди здесь ещё не успели как следует наследить. Ну да, я ведь, сколько ни блуждал, так ни разу и не приметил никаких следов человеческой деятельности, даже старых кострищ, и тех не встретил, не говоря о пнях, столбах, раскопах.

Но очертания местности и приметные высотки, все равно указывают, что я попал именно в местность, на которой когда-нибудь построят Батагай — мой посёлок. Я знаю что деловой лес растет примерно в сотне километров от местности, на которой я нахожусь, при этом вниз и вверх по течению недалёкой отсюда Яны. А близ Батагая нет и не было делового леса. Сейчас, с точки зрения лесозаготовителей, тоже нет, но для отдельно взятого меня немного подходящих хлыстов всё-таки отыщется.

Речка здешняя, Яна, направляется к северу и воды её, от души пропетляв, добираются до моря Лаптевых. А вот от верховьев не так-то далеко до Верхоянского Хребта, перевалив который можно попасть в бассейн Лены. Там за водоразделом настоящая тайга.

К чему это я? А к тому, что по великой Сибирской реке и её притокам могут плавать торговцы, привозящие с юга всякую всячину. Может быть, у них можно разжиться солью? Да и искать поселения в тех местах куда как проще — наверняка ведь по берегам расположены. Не то, что тут, где что-то мне никто не повстречался. Хотя, если на счёт соли размышлять, то ведь я прекрасно знаю, где в этих местах расположены солонцы — мог бы позаботиться выпарить для себя немного — ведро-то, вот оно.

Откуда эти мысли? А дело в том, что вслед за летом случается зима. Так или иначе, мне придётся строить себе дом. Как соорудить национальное якутское жилище, я знаю. Однако с одним ножом работа эта обещает быть долгой. Топор и лопата мне бы совсем не помешали, а из чего их сделать? Золото, которого тут много, или серебро — металлы мягкие, для инструментов непригодные.

Кроме того, по Яне идёт на нерест много рыбы, которую не так уж трудно заготовить на зиму, да и икру засолить, хотя я её и не люблю. Дикие лук и чеснок позволят избежать цинги, а кроме того, набрать и насушить ягод — это тоже полезно будет для здоровья.

Словом, пора начинать добывать себе плюшки, и как говориться готовить сани летом. Хоть шкура летняя не подходит для зимних вещей, но на безрыбье и рак за щуку.

С другой стороны, поселения где-то есть, пришла же откуда-то дикарка, так что надо бы найти стойбище и прибиться к людям. Может, не прогонят чужака?

Вот такие мысли бродили в моей голове, пока я блаженно отдыхал на древесном стволе, поджидая неведомого попутчика. Как-никак я — геолог. А в здешних краях — чего только нет в земных недрах. Было бы противоестественно не воспользоваться моими знаниями в этой области, тем более что людей здесь мало, значит, невелика вероятность, что я им чем-то помешаю. Да и они не бросаются на незнакомца с оружием в руках. Для культур, где соседи живут не близко, это вообще характерно.

Я посмотрел в ту сторону, откуда пришёл, и напряг слух. Что-то долго не видно моего попутчика. Может быть, мне почудилось, что птицы смолкают при чьём-то приближении? Может. То, что слышится сзади, всегда воспринимается не столь отчётливо, как спереди. Или это всё-таки преследователь почуял меня (ветер как раз этому благоприятствует) и стал таиться. От этого и двигаться начинаешь медленнее, и живность не так тревожишь. Но тогда за мной шел не человек — не то у людей обоняние.

Невольно заозирался и… зверь для этих мест нехарактерный стоит и разглядывает мою особу. Далеко, так что выражение его глаз непонятно. Хотя, какое может быть выражение во взгляде крупного кота? Очень крупного, значительно больше рыси, которые здесь встречаются. Но это и не тигр — помельче будет. На память пришли леопард, пантера, барс и пума. В моё время ни один из них в этих местах не обитал. И вообще — никого похожего ни разу не упоминали здешние охотники.

Тем не менее, что вижу, то вижу. Отсутствие рисунка на шкуре позволяет исключить и леопарда, и барса. Да и собственно пантер я как-то себе представляю чёрными, а тут или бурый окрас, или серый, более пригодный для маскировки в условиях горных ландшафтов.

Хоть и люблю я охоту, но по части крупных хищных кошачьих экспертом себя не считаю, и простодушно верю, что пума, оцелот, кугуар и горный лев — это один и тот же вид, распространённый в Америке от Огненной Земли и до Аляски. Известно, что с людьми он обычно избегает встречаться, хотя, не так уж редок. Значит осторожный зверь, умный. Но вот этот явно идёт по следу, оставленному носильщиками, или моему.

Если по моему — то это может быть просто любопытство — черта для кошачьих характерная. Как-никак, запах, оставляемый берцами, в этих краях, наверняка, появился впервые. Что же касается причины преследования группы носильщиков — то тут у меня нет ни одного соображения. Зато в отношении того, как хищник из Америки попал в бассейн сибирской реки Яны — вот это действительно вопрос, так вопрос.